Важным вкладом Мойнихена во внешнюю политику США стало то, что он заложил идейное основание для радикально нового многостороннего подхода Америки к деколонизации и ее последствиям. Возникновение внутри ООН мощного блока государств с представлениями о глобальной справедливости, отличавшимися от представлений Вашингтона, привело к тому, что в конце 1970-х гг. США перешли от молчаливой оппозиции к выраженной контратаке по многим фронтам. Одним из них было стремление Третьего мира к Новому международному экономическому порядку, другим – права человека, третьим – вопросы окружающей среды. Переход от реальной политики Киссинджера к моральному идеализму Картера возродил экономическую солидарность Запада против Юга, одновременно пропагандируя права человека и права личности в противовес государству. Вашингтон продолжал поддерживать многочисленных диктаторов по всему миру. Постоянство не входило в число его приоритетов; США стремились к созданию нового нормативного кодекса, к преобразованию мирового сообщества – к чему и призывал Мойнихен. Отказавшись от традиционно проявляемого Киссинджером уважения к суверенности государств, США начали строить свою политику в беспрецедентной степени на основе того, что друг Мойнихена Норман Подгорец называл «суверенитетом индивида». Это привело к маргинализации основных органов ООН и переориентации американского влияния на поддержку возрождения рыночных сил в мировой экономике, а также неправительственных организаций, защищавших права человека. Возрастающая враждебность Конгресса и общественного мнения по отношению к ООН постепенно подтачивала способность организации реагировать на действительно глобальные проблемы, в частности в сфере охраны окружающей среды[374].
Означал ли подъем Третьего мира упадок на Западе? На какой-то момент такая перспектива стала казаться возможной, и стремление к Новому международному экономическому порядку угрожало расколоть единство в Североатлантическом альянсе. Пока внимание Киссинджера было сосредоточено на других вопросах – завершении войны во Вьетнаме и разрядке в отношениях с СССР, – европейские политики начали подбираться к богатому природными ресурсами развивающемуся миру. Прошедшая в откровенно желчном тоне встреча между голландским президентом Европейской комиссии, социалистом Сикко Маншольтом и представителем администрации Никсона по вопросам торговли в 1973 г. продемонстрировала желание Маншольта переориентировать Европу от тесных отношений США к новым связям с Югом. «Отношения с США [будут] для нас определенно вторичны», – резко высказался Маншольт. Расширение Европейского сообщества в том же году позволило создать торговый блок более крупный, чем с США или СССР. Содействие в построении нового интернационального сотрудничества между вновь реорганизованной Европой и вновь сговорчивым Югом казалось одновременно верным с моральной точки зрения и дальновидным со стратегической, в особенности для социалистов и социал-демократов, принимавших решения в большей части стран сообщества в 1970-х гг. Они воспринимали мир как набор взаимодополняющих экономических связей, а не как безрезультатную борьбу за власть между странами: упадок на Юге обязательно затронул бы и Север. Они были наследниками старинной ветви европейской мысли, кто-то социалистической, кто-то фашистской, стремившейся к симбиотической Еврафрике, в рамках которой европейское производство объединится с ресурсами земель, простирающихся за Средиземным морем[375].
Президент Алжира Хуари Бумедьен, один из предводителей G-77, также высказывался в пользу такого объединения. В интервью, данном бельгийской газете в сентябре 1973 г., он обращался к Европейскому сообществу:
При пристальном рассмотрении, мы взаимно дополняем друг друга и можем сотрудничать к всеобщей выгоде. Европа сейчас стоит на перепутье. Постепенно она начинает выходить в мире на лидирующую роль. Если она решит и дальше оставаться верной союзницей американского империализма, то станет нашим врагом; если же вместо этого она выберет независимость, то, сотрудничая с нами, сможет достичь великих свершений[376].
Последствия такого сближения для Вашингтона могли быть весьма печальны; многие считали, что под угрозой оказывалась вся геополитическая структура послевоенной американской власти. Готовность Никсона к девальвации доллара в 1971 г. американские глобалисты считали проявлением ксенофобии, угрожавшим возвращением к экономическому национализму и изоляционизму 1930-х гг. Киссинджер подвергся шквалу критики за пренебрежение к Японии и попытки привлечь на свою сторону Китай, а также за то, что упустил из виду важность отношений с Западной Европой в стремлении сгладить противоречия с Кремлем. Его критик и соперник Збигнев Бржезинский, позднее ставший советником Картера по вопросам национальной безопасности, предупреждал о «националистской заразе», разъедающей Североатлантический альянс[377]. В результате сначала неформально, а затем и официально Вашингтон начал восстанавливать отношения с Европой и Японией. В 1973 г. 300 политиков, бизнесменов и профсоюзных лидеров встретились в рамках Трехсторонней комиссии, основанной Дэвидом Рокфеллером и изначально возглавляемой Бржезинским. Ее девиз отлично сформулировал один из участников, заметивший: «Глобализм и билатерализм не дают надежды на успех, а вот трилатерализм – дает». Активное участие лично Рокфеллера продемонстрировало огромную власть, которую эта семья направляла со времен Вильсона до Фосдика и Раска на институциональное подкрепление стремления Америки к мировому лидерству. Правый и евангелист Пэт Робертсон писал о Комиссии как о мировом протоправительстве, восстающем «из глубин зла»; левые относились к ней как к реваншу международного капитализма. Последние, безусловно, были ближе к истине в том смысле, что переоформление международных отношений между государствами и организациями на Западе способствовало возвращению США на роль мирового лидера. Создание два года спустя будущей Большой семерки стало официальным подтверждением этого процесса и позволило американцам укрепить отношения с Западной Европой и Японией, являвшиеся центральной осью американской послевоенной экономической стратегии. К 1980-м гг. на долю государств – членов Трехсторонней комиссии приходилось две трети мирового экспорта и почти две трети мирового валового национального продукта. Результатом стало ослабление торговых связей Юга, совпавшее с моментом, когда его внутреннее единство также пошатнулось под влиянием нефтяного кризиса. По мере того как росла солидарность внутри Атлантического блока, разрыв со странами по другую сторону Средиземноморья увеличивался: смерть Бумедьена в 1978 г. положила конец попыткам создания афро-европейского альянса. Данный процесс отлично иллюстрировало высказывание Бржезинского, сделанное через несколько дней после судьбоносной встречи представителей Движения неприсоединения в 1973 г. в Алжире, о том, что «открытые политические действия и, возможно, даже создание новых политических структур» требовались для того, чтобы «эффективно справляться с тем, что сейчас может выглядеть как преимущественно технические или экономические проблемы».
ЮНКТАД и призыв ООН к Новому международному экономическому порядку в США принимали совсем не так, как в Европе, и готовность к переговорам с Югом здесь была скорее натянутой. Мойнихен в качестве посланника в ООН обещал облегчить доступ к западным рынкам и инициировать международные меры для стабилизации доходов Третьего мира от экспорта. Киссинджер во время своей первой поездки в Африку в 1976 г. высказал предложение о создании Международного ресурсного банка. Однако даже эти мягкие схемы сближения показались слишком далеко идущими многим политикам, которые, подобно государственному казначею Саймону или главному советнику Форда по вопросам экономики Уильяму Сейдмену, выступали против того, чтобы жертвовать «нашими главными целями в пользу свободного предпринимательства»[378].
Идеология свободного рынка в сочетании с американской гордостью и нежеланием и дальше мириться с антиамериканизмом все больше ассоциировались с ЮНКТАД. Отношение американцев к ООН менялось, высокий уровень общественной поддержки, который они раньше демонстрировали, быстро падал. Много лет компания Гэллап проводила опросы, выясняя у американцев, считают ли они, что ООН справляется со своей ролью, и между 1950 г. и серединой 1960-х гг. доля положительных ответов никогда не опускалась ниже 50 %, а обычно держалась на уровне 80 % и даже выше. В 1967 г. она упала до 49 %, а к ноябрю 1971 г. достигла минимума в 35 %. Когда Генеральный секретарь ООН австриец Курт Вальдхайм в январе 1972 г. встретился с посланником США Джорджем Г. У. Бушем, то в доверительной беседе сообщил ему, что «престиж ООН [находится] на спаде». Никсон высказывался также неутешительно: «У нас в США те же проблемы относительно поддержки ООН. Это часть общей проблемы с отношением американцев к международным делам». По словам бывшего сотрудника Госдепартамента Ричарда Гарднера, Соединенные Штаты придерживались курса, неизбежно ведшего к «столкновению с теми самыми международными агентствами, на которые США делали важные ставки»[379]. Администрация Форда задерживала отчисления во Всемирный банк, а в 1975 г., под давлением Конгресса и профсоюзов, заявила, что собирается выйти из МОТ[380].
Идея об институционной реформе, якобы способной привести к улучшению международного управления, Вашингтон также не впечатлила. Когда в ответ на призыв ООН к созданию Нового международного экономического порядка голландский экономист Ян Тинберген предложил схему «оптимального мирового порядка», подразумевавшую радикальное расширение полномочий ООН и создание новых агентств (он предлагал учредить Мировой комитет по продовольствию, Мировое агентство минеральных ресурсов, Мировой комитет по исследованиям в области энергетики, Мировой комитет по развитию технологий и Международное агентство по контролю за состоянием окружающей среды), реакция на другом берегу Атлантики оказалась более чем скептической. Тинберген, социалист и наследник многовековой голландской культуры планирования, не осознавал, что двигался в неверном направлении. Один из сотрудников Департамента торговли США резко заявил, что «на данный момент в мире существуют две совершенно бесполезных международных организации: ООН и ЮНКТАД». Последнюю американские власти обвинили в фабрикации «бесконечных кризисов» и выдвижении «односторонних требований, которым не видно конца»