Хельсинки Вотч добилась результатов гораздо быстрее, чем даже Международная амнистия, поскольку была гораздо более централизованной. Конференция СБСЕ 1980 г. в Мадриде превратилась в сцену для «театра борьбы за права человека», главными действующими лицами которого были новые неправительственные организации, знакомившие диссидентов с журналистами и предоставлявшие информационные отчеты членам правительств[403]. Впервые на конференции СБСЕ западные дипломаты поднимали проблему прав человека, обращаясь к советской и восточноевропейским делегациям. В последующие годы это давление усилилось; благодаря контактам с восточноевропейскими диссидентами и их поддержке Хельсинки Вотч сделала более эффективной систему мониторинга в Европе, которая отчасти послужила причиной падения коммунизма. Обеспокоенная тем, что ее могут рассматривать как марионетку Вашингтона, организация в 1980-х гг. начала проявлять активность и в Америке. Обличая администрацию Рейгана в поддержке режимов, нарушавших права человека, она завоевала новых сторонников, а также заслужила доверие и авторитет, позволившие ей отклониться от своего изначального предназначения.
Хельсинки Вотч, таким образом, стала – даже в большей степени, чем Международная амнистия, – новым примером правозащитной деятельности, объединившей усилия дипломатов, политиков и неправительственных организаций. Если подход Амнистии был преимущественно мирным, то у Хельсинки Вотч он отличался воинственностью. Первая опиралась на меры убеждения и политику публичного осуждения; последняя старалась убедить конгрессменов самого влиятельного в мире государства провести законодательные реформы, направленные против нарушителей прав человека. Правда, в то время, как и сейчас, эти различия интересовали разве что специалистов.
С небывалой скоростью неправительственные организации различного толка стали частью институционного преобразования в международной политике, будучи связаны с национальными и интернациональными правительствами через финансирование, ассоциированный статус и совместные собрания, поэтому начали развиваться еще активнее. ООН приветствовала их деятельность; количество крупных неправительственных организаций, имевших право участвовать в Экономическом и социальном совете ООН, возросло со 132 в 1969 г. (число, практически не менявшееся на протяжении 12 лет) до 236 в 1979 г., 367 в 1989 г. и более тысячи к концу века. Включение неправительственных организаций в международную жизнь ООН провозгласила признаком ее демократизации и большего внимания к гражданскому обществу в целом, а также видоизменившегося подхода к соблюдению прав человека в частности. Неправительственные организации обладали кредитом доверия, в отличие от национальных правительств; считалось, что они отражают ожидания обычных людей, являются голосом общества. Однако по мере того, как они стали получать правительственное финансирование и настаивать на соблюдении своих рекомендаций, положение неправительственных организаций осложнялось. Позиции какого гражданского общества отражала Хельсинки Вотч? Без американских средств и без смены курса в американской внешней политике ее возникновение было бы немыслимо. Борьба за права человека означала его защиту перед лицом государства. Однако ее возникновение как международного движения было неотделимо, как предсказывал Мойнихен, от нормативной трансформации власти в Америке.
Со временем ситуация стала еще более запутанной, так как естественным продолжением данного процесса явилось создание организаций по защите прав человека и установлению демократии самими правительствами. Президента Рейгана, как и многих современных экспертов, движение за права человека не особенно вдохновило – скорее он использовал его в собственных целях. Несмотря на то что группы, подобные родственной Хельсинки Вотч организации Америкас Вотч, обвиняли его администрацию в поддержке режимов, нарушающих права человека в Западном полушарии, Рейган заявил о начале своего Проекта «Демократия», который должен был стать его вкладом в «глобальную кампанию за демократию». Мойнихен призывал к этому еще в своей речи в память Вудро Вильсона, а спустя несколько лет критиковал Кеннана, утверждавшего, что разрастание Североатлантического альянса было на самом деле «официально подтвержденным устремлением всего человечества… его желанием быть свободным». Те же чувства отразились в выступлении Рейгана в Палате общин в июне 1982 г.:
Мы должны быть тверды в своем убеждении, что свобода – не прерогатива отдельных счастливчиков, а неотъемлемое и всеобщее право любого человеческого существа… Цель, к которой я призываю, проста: развивать демократическую инфраструктуру, систему свободной прессы, профсоюзов, политических партий, университетов, которые позволяют людям выбирать собственный путь для развития собственной культуры и учат их преодолевать разногласия мирным путем[404].
В поддержку этого «крестового похода за свободу» тот же Конгресс, который отказывался увеличивать финансирование ООН, выделил средства для создания Национального фонда демократии. С точки зрения идеологии фонд являлся консервативной версией движения за права человека: он перенял старую антикоммунистическую идею левых о демократическом интернационале и сделал ее официальной политикой правых. Как многие другие неоконсерваторы, президент фонда Карл Гершман перешел из Социалистической молодежной лиги в движение за гражданские права, а далее в круг демократа «Скупа» Джексона. Вместе с ними он поддерживал Рейгана, так как разделял его антикоммунистический настрой; их вкладом в деятельность его администрации и Республиканской партии в целом стала убежденность в том, что Америка должна вести битву за демократию по всему миру и что с тоталитаризмом надо бороться не только силой оружия, но и силой идеологии.
Организационно фонд также много у них заимствовал, что возвращает его историю назад, к истокам холодной войны. Финансируемый Конгрессом и Госдепартаментом, фонд распределяет средства между четырьмя основными реципиентами – официальными интернациональными фондами Демократической и Республиканской партий, Институтом свободных профсоюзов и Центром международного частного предпринимательства, которые далее работают с зарубежными партнерами. Это позволяет Национальному фонду демократии, как отчасти и основанному ЦРУ Конгрессу за свободу культуры, презентовать себя и свою деятельность не как продукт американского государства, а как отражение настроений в американском гражданском обществе. Как ни странно, в Акте, учреждающем фонд, говорится, что он «не может считаться агентством или органом правительства США». Размывший границы, которые отделяют государство от гражданского общества, призывающий к всеобщей демократии, в то время как сам он до сих пор не может оторваться от прошлого и холодной войны, фонд преобразовал идеологию Вильсона и Мадзини и завоевал доверие у демократий, нуждавшихся в поддержке в конце века. Фактически его модель распространения американской власти и влияния оказалась такой мощной, что просуществовала дольше самой холодной войны; в 2011 г., по-прежнему настаивая на своем неправительственном характере, фонд провозгласил арабскую весну знаком того, что последние подвижки в сфере развития демократии могут оказаться лишь временными. Неправительственная организация, основанная правительством, организация правозащитников, на деле отстаивающая глобальную миссию США, Национальный фонд демократии через эти противоречия демонстрирует глубинный идеологический характер возрожденной борьбы за права человека[405].
В 2007 г. главный редактор журнала «Foreign Policy» («Внешняя политика») Мойзес Наим написал статью под названием «Опасность самозванцев для демократии». В ней он заявлял о возникновении нового загадочного феномена, так называемых «правительственных» неправительственных организаций. В пример Наим приводил путинских «Наших» и суданскую организацию «За права человека», называя их неправительственными организациями, созданными правительством. Некоторые, по его мнению, вполне безобидны, однако многие представляют опасность, потому что используют доверие к неправительственным организациям с целью продвижения интересов своего правительства за рубежом. Как же Наим классифицировал Национальный фонд демократии, который признавал «правительственным»? Будучи членом совета директоров, он утверждал, что фонд – «хорошая» неправительственная организация, созданная правительством, открыто – как и он сам – говорящая о своей деятельности. Проблему с запутанным статусом подобных организаций Наим предлагал решить через мировую рейтинговую систему (наподобие тех, что существуют для кредитования и других финансовых инструментов). Однако кто может поручиться, что рейтинговые агентства не будут подвержены давлению, которое в результате может сказаться на автономности неправительственных организаций? Ведь уже существует рейтинговое агентство для оценки свободы: это еще одна «правительственная» неправительственная организация, Фридом Хаус (Дом свободы), базирующаяся в Вашингтоне, финансируемая практически полностью правительством США, под управлением совета директоров, «убежденных в том, что лидерство Америки в международных делах необходимо для защиты прав человека и свободы». (По крайней мере, раньше они придерживались именно такой позиции. Ныне, как свидетельствует веб-сайт Фридом Хаус, они считают, что «распространение демократии и соблюдение прав человека в других странах представляет жизненную важность для интересов Америки за рубежом и для мира во всем мире».) Гражданское общество больше не существует отдельно от государственной власти, поэтому не обладает моральным превосходством для того, чтобы ее судить. Объединенные общими интересами и идеалами, они слились воедино