Как утверждалось в бессчетном количестве некрологов, квинтэссенцией правления Рональда Рейгана являлся оптимизм. Он же больше всего беспокоил критиков в момент победы Рейгана на выборах в 1980 г. Они утверждали, что Америка вступает в период отрицания, замыкается в себе. Президент Фонда Карнеги Томас Хьюз говорил о «сумерках интернационализма». Задавая вопрос, что сталось с американским стремлением переделать весь мир, которое заставило миллионера-пацифиста Эндрю Карнеги основать фонд 75 лет тому назад, Хьюз нападал на Рейгана за отказ признать юрисдикцию Палаты международного правосудия, критику ООН, денонсацию договоров и попирание международного права. Рейган, писал Хьюз, «делает хорошую мину при плохой игре», когда пытается перенаправить силу американского оптимизма на гонку вооружений, незаконные вторжения за границей, раздувание дефицита и завышение стоимости доллара[407].
Сторонники Рейгана придерживались, конечно, другой точки зрения, и не только в том, что касалось распространения демократии и гонки вооружений. Они считали, что Америка возвращается к мировому лидерству, а не удаляется от мира. Уверенность Рейгана в силе дерегуляции с целью высвобождения личных амбиций и развития предпринимательства устраивала как бойцов холодной войны с Восточного побережья, так и Силиконовую долину, где длинноволосые гении-самоучки из 1960-х гг. успели превратиться в богатых бизнесменов благодаря подъему компьютерной индустрии и Интернета. Однако ООН в этой концепции мирового лидерства, по Рейгану, практически не оставалось места, что препятствовало ее попыткам взять под контроль многие проблемы в международных делах. Наиболее наглядно это проявилось в вопросах охраны окружающей среды.
Всего десятью годами ранее США проводили в ООН активную политику по экологическим проблемам и искали пути для того, чтобы сделать эту организацию лидером в данной сфере, только-только появлявшейся в международных делах. Пока постколониальный Юг стремился к индустриализации, эмансипации и повышению благосостояния, общественное мнение на Западе ставило под вопрос этот культ роста, задаваясь вопросом, не оказал ли слишком быстрый технологический и промышленный прогресс слишком большого влияния на экологию. «Вера в науку и технологию уступила место страху перед их последствиями», – писал «Тайм». Научная фантастика пугала апокалипсисом. В романе Филипа Дика 1968 г. «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» описывалось будущее после последней мировой войны, разразившейся несколько десятилетий назад по причинам, которых никто не помнил. Сан-Франциско лежал в руинах, а цивилизованная жизнь на Земле закончилась: правительства пали, ООН переселила выживших на другую планету Солнечной системы, связь человечества с родной Землей прервалась. В следующем году «Нью-Йорк Таймс» написала, что гнев студенчества по поводу Вьетнама вскоре затмит другая, еще более масштабная мобилизация по поводу «природоохранного кризиса». Далее в 1970 г. состоялся первый в истории День Земли, когда миллионы американцев (только в Центральном парке собралось не менее миллиона человек) приняли участие в акции в защиту охраны окружающей среды, равной которой никогда ранее не проводилось.
Страхи по поводу экологической ситуации были тесно связаны с тревогой в отношении мировой перенаселенности: в обществе распространились неомальтузианские теории, активно обсуждались новые международные программы контроля за ростом населения. Демографы популяризовали идею о том, что остановка прироста является обязательным условием для благосостояния общества; набирало силу представление, согласно которому общество становилось современным только тогда, когда рождаемость в нем падала. Президент Мирового банка Роберт Макнамара в резком тоне заявил, что «единственным препятствием к экономическому и социальному развитию» является рост населения, и Международный пакт ООН об экономических, социальных и культурных правах гласил примерно то же самое[408]. В 1968 г. биолог Пол Эрлих в своем бестселлере «Демографическая бомба» предупреждал, что в следующем десятилетии сотни миллионов людей будут обречены на голодную смерть. Генеральный секретарь ООН У Тан в 1969 г. сказал, что у членов организации осталось всего несколько лет, чтобы «забыть о своих старых распрях и начать сотрудничать с целью прекращения гонки вооружений, защиты окружающей среды, предотвращения перенаселенности и достижения целей в области развития». Написанный в мрачных тонах отчет Римского клуба «Пределы роста» был продан в количестве 9 миллионов экземпляров в 29 странах. Он оглашал результаты компьютерного моделирования мировых систем, демонстрировавшие взаимосвязь между населением, ресурсами и их истощением, загрязнением окружающей среды, промышленным производством и количеством продовольствия. Данные поступали в компьютер, а он в свою очередь выдавал прогнозы о росте населения по экспоненте, о падении урожайности и ухудшении экологии. Читатель получал недвусмысленное сообщение: Земля превращается в смертоносную бомбу, а часовой механизм в ней запускает сам человек.
Политическая реакция на международном уровне определялась преимущественно американцами, в первую очередь президентом Никсоном. Не особенно заинтересованный в вопросах окружающей среды как таковой, Никсон, однако, понимал их политический потенциал. В США он учредил Управление по охране окружающей среды и обеспечил ему такое финансирование, что оно стало крупнейшим гражданским агентством на последующие несколько лет. Но стоило президенту понять, что из-за подобных действий он рискует лишиться поддержки консерваторов и крупных корпораций, как он решил, что пришло время «ослабить нажим»[409]. На международной арене учитывались другие факторы, так что там он продолжал действовать: там не было голосов, чтобы их терять, зато имелась масса преимуществ для Америки, если той удалось бы занять лидирующие позиции в данной сфере. С более практической точки зрения американским производителям было важно, чтобы международное законодательство также стало более строгим: контроль внутри США мог обернуться против них, если бы за Америкой не последовали другие страны. Наперекор тем, кто напоминал ему, что так избирателей не привлечешь, Никсон сказал своему главному советнику по политике в сфере окружающей среды Расселу Трейну, что США следует взять на себя «лидирующую роль» в международных дискуссиях. Вместе с Трейном он рассматривал защиту природы как инструмент для упрочения отношений США с СССР; еще большее значение президент придавал многосторонним взаимоотношениям в мировом сообществе. Здесь-то Америке и пригодилась ООН[410].
Еще до Дня Земли Генеральная Ассамблея решила провести масштабную конференцию по вопросам окружающей среды. Такая инициатива (она исходила от Швеции) была в новинку для организации, до этого момента уделявшей основное внимание вопросам роста и развития. В международном законодательстве со времен войны появилось несколько статей об охране природы, но большинство из них, в частности о регулировании китобойного промысла от 1946 г., не принесло заметных результатов. Стокгольмская конференция 1972 г. могла закончиться так же безрезультатно, не поручи У Тан ее проведение энергичному бизнесмену из Канады Морису Стронгу. Еще в процессе подготовки стало ясно, что не все разделяют опасения перед нависшей угрозой. В 1971 г. бразильский дипломат высказался так:
Загрязнение природы, как его воспринимают в некоторых развитых странах, является мелкой локальной проблемой в развивающемся мире… Конечно, ни одна страна не стремится сознательно загрязнять окружающую среду. Однако каждая имеет право развиваться по собственному плану, разрабатывать собственные ресурсы так, как считает нужным, и определять свои природоохранные стандарты. Мысль о том, чтобы эти приоритеты и стандарты вменялись в обязанность отдельным странам или группам стран, неважно, в одностороннем или двустороннем порядке, вряд ли найдет понимание.
Еще яснее выразился делегат с Берега Слоновой Кости: «Пускай среда становится грязнее, если это означает индустриализацию»[411].
Несмотря на напряженность в отношениях Севера и Юга, конференции удалось вывести проблему защиты окружающей среды на первый план. Как обычно, в конце была подписана многословная декларация – список обязательств, касавшихся практически всех участников, – однако единственным реальным ее результатом стало то, что экологические вопросы перешли в политическую сферу. После Стокгольма многие правительства учредили министерства по образцу американского Управления по охране окружающей среды, активно разрабатывались национальные экологические законодательства[412].
Благодаря мощной поддержке со стороны США при ООН было создано новое небольшое агентство – Программа ООН по окружающей среде, или ЮНЕП. Никсон в действительности хотел сделать его более влиятельным и заметным, однако ему помешали торфяные войны и растущая оппозиция со стороны корпораций. Тем не менее идея создания международного наблюдательного органа, консолидирующего усилия, проводящего исследования и отстаивающего дело защиты окружающей среды, имела большой успех. Не кто иной, как Джордж Кеннан, идеолог американской политики сдерживания времен холодной войны, отнюдь не являвшийся апологетом международных организаций, высказался в журнале «Международные отношения» в пользу создания международного агентства по охране окружающей среды. Кеннан усматривал в нем возможность для сплочения супердержав, объединенных общей задачей «отойти от отживших представлений времен холодной войны» и вдохнуть энтузиазм в разочарованное молодое поколение