ЮНЕП являлась подтверждением американской заинтересованности и олицетворяла стремление Запада завоевать поддержку развивающегося мира: ее штаб-квартиру было решено – весьма символично – разместить в Найроби. Однако бюджет организации был крошечным, поначалу не более 20 миллионов долларов в год, то есть менее одной двадцатой бюджета Управления по охране окружающей среды, при этом официальных полномочий, в отличие от последнего, она не имела. Управление возникло в результате давления снизу на американскую политическую систему; ЮНЕП же являлась своего рода ответом сверху на международное общественное мнение. Управление было создано до того, как полностью мобилизовалась оппозиция; ЮНЕП появилась в тот момент, когда оппозиция (как со стороны развивающихся стран, обеспокоенных возможной приостановкой начавшегося роста, так и со стороны крупных корпораций) как раз набирала силу.
Правительства развитых стран в 1970-х гг. предпринимали больше усилий по защите окружающей среды, чем когда-либо ранее. В Северной Европе процветали партии зеленых (даже после того, как интерес к охране природы в США, Японии, Франции и США поутих), а с ростом цен на нефть в 1973–1974 гг. они нашли еще большую поддержку в своей борьбе за эффективное использование энергоносителей. Имея возможность быстрее проводить различные решения в Европейском экономическом сообществе, нежели в ООН, европейцы взялись за регулирование всего подряд: от кислотных дождей до уровня шума. Соответственно в 1970-х гг. стала развиваться природоохранная дипломатия: за одно десятилетие в этой сфере было заключено больше договоров, чем за предыдущие 40 лет. В результате моря стали заметно чище, так как были достигнуты соглашения по контролю за сбросом отходов и за наземными источниками загрязнения морских вод. Ранее, к примеру, сброс нечистот, промышленных отходов и продуктов нефтепереработки в Средиземное море довел загрязнение до «критического уровня». В его мутные воды сливался диоксид титана, и туристы возвращались домой с гепатитом. ЮНЕП взяла этот вопрос в свои руки, и под ее руководством Израиль и арабские государства, Греция и Турция приняли участие в масштабной очистке. Она не повлекла за собой установление мира в регионе. Однако уровень загрязнения стабилизировался, а вода очистилась, несмотря на быстрый рост городов и промышленных предприятий на морских берегах.
Американское общественное мнение и научные исследования также способствовали расширению международного сотрудничества для сохранения озонового слоя. Несмотря на давление со стороны производителей аэрозолей, законодатели в США запретили использование фреона; после того как американские компании потребовали, чтобы соответствующие меры были приняты в международном порядке, им пришла на помощь ООН. Исследования, спонсированные ЮНЕП, подтвердили существование гигантской сезонной дыры в озоновом слое над Антарктикой, которая росла с каждым годом, поэтому в Монреале в 1987 г. ЮНЕП инициировала подписание международного протокола. Впервые страны-члены организации подписались под документом, обязывавшим их защищать атмосферу даже ценой определенного ущерба своей экономике[414].
Однако подобное единодушие было достигнуто отнюдь не по всем вопросам. Продолжалась борьба со сбросом в море токсичных отходов. Лондонская конвенция по сбросу отходов оказалась составлена в таких расплывчатых формулировках, что только осложняла ситуацию, так как позволяла нарушителям продолжать свою деятельность, оставаясь безнаказанными. Главная же тема протестов на Западе – ядерная энергетика – не затрагивалась вообще: это была единственная область, в которой ученые возражали протестующим в отношении рисков, хотя поддерживали их остальные акции. Почти не продвигались переговоры по законодательству об использовании минеральных ресурсов на дне океана, а также по опустыниванию. Что касается интернациональных конференций по образцу Стокгольмской, они приносили все меньше результатов, хотя сами расширялись. Доклад Брундтланд под названием «Наше общее будущее», сводивший воедино задачи развития и охраны окружающей среды (а объединить их было необходимо, чтобы привлечь развивающиеся страны к природоохранной деятельности и заставить Запад продолжать финансирование развивающихся экономик Третьего мира), ввел в обиход понятие «устойчивое развитие»[415]. Собственно, это и было его основным результатом.
Справедливо будет сказать, что природоохранная деятельность действительно становилась все более сложной. В 1972 г. основные экологические проблемы были преимущественно локальными, национальными, и их вполне могли решить отдельные правительства под давлением общественного мнения в стране. Конференция в Рио, посвященная региональным и глобальным вопросам – борьбе за водные ресурсы, опустыниванию, глобальной нищете и в первую очередь изменению климата, – практически ничего не изменила. Не способствовал охране природы и хаос в международной бюрократии. Программа ООН по окружающей среде, которая, несмотря на многочисленные ограничения, приносила определенную пользу, в силу своей незначительности не могла быть по-настоящему эффективной. Бюрократическая неразбериха, нарастание сложности и масштабов природоохранных задач являлись в действительности лишь вершиной айсберга. С политической точки зрения решающим оказался тот факт, что США резко отказались от роли лидера международного природоохранного движения 1970-х гг., став его главным оппонентом.
Оптимизм Рейгана имел собственную историю. Хотя движение зеленых в Америке процветало, остальные были критически настроены по отношению к бесконечным мрачным прогнозам и ждали хороших новостей. Экономист Кеннет Боулдинг в знаменитой статье 1966 г. «Об экономике Земли в космическую эру» соглашался с тем, что на смену бесконечному приграничью пришло восприятие планеты как единой замкнутой системы, но утверждал, что наша изобретательность позволит человечеству сохранить привычное качество жизни. Техно-оптимисты, например Бакминстер Фуллер, считали науку спасительницей. Во время войны во Вьетнаме в Америке подобное позитивное восприятие заметно усилилось – в противовес пессимистам. В основном оно проявлялось в Калифорнии, в среде представителей контркультуры, подобных Стюарту Бранду, автору бестселлера «Каталог всей Земли». Они рассматривали планету как экологическую систему, но одновременно развивали идею сетей (неважно, электронных или рыночных) как силы, освобождающей общество от тирании государства и политических институтов. Сторонники идеи личной ответственности, пророки грядущей цифровой утопии, проповедующие характерную для того периода веру в бесконечный потенциал технологий, после компьютерной революции 1990-х они превратились к середине жизни в приверженцев корпоративной филантропии, считая ее решающим фактором в решении мировых экологических проблем[416].
Ядерный стратег Герман Кан, ранее работавший в Рэнд Корпорейшн и Пентагоне, в собственной манере развил мысль Стюарта Бранда. Оба они были сторонниками эволюционного развития и верили в преобразующую силу капитализма и технологий, гордясь своим оптимизмом[417]. Кан, предположительно послуживший прототипом доктора Стрейнджлава у Питера Селлерса, утверждал, что даже в ядерной войне может быть победитель. Ядерную зиму можно пережить, если хорошо к ней подготовиться, заявлял он. И с энтузиазмом противостоял пессимистам на всех фронтах, добившись немалого политического успеха. Вместе с экономистом Джулианом Саймоном Кан в 1984 г. написал «Неисчерпаемый ресурс» – в противовес мрачным прогнозам, которые Совет по окружающей среде составил для президента Картера. Сам Саймон был, пожалуй, наибольшим оптимистом в своем кругу. Утверждая, что инновация – это «основной ресурс», он заключил пари с еще одним академиком, Полом Эрлихом (автором «Демографической бомбы» 1968 г.), что в 1980-х гг. цены на товары широкого потребления упадут, а не повысятся, и выиграл. А благодаря своей книге Саймон и Кан выиграли еще больше: с победой Рейгана многие их идеи из разных сфер, от возможностей индивидуального предпринимательства до победы в атомной войне, легли в основу философии президентской администрации. «Десять лет назад пессимисты рисовали леденящие кровь картины Земли, скатывающейся к неминуемой катастрофе», – отмечалось в «Отчете о ситуации в США и мире» за 1983 г. Теперь же впереди забрезжило «возрождение политического престижа и технологической мощи Америки»[418].
Избрание Рейгана положило конец неомальтузианским настроениям и перекрыло кислород пессимистам из Римского клуба. Его администрация отменила часть законов, принятых в предыдущем десятилетии, и за два года на треть урезала бюджет Управления по охране окружающей среды. Однако экологическая сознательность уже укоренилась в развитом мире, и покушение недавно избранного президента на законодательство привело к тому, что значительное количество американцев перешло в консервативные ряды. Опросы общественного мнения показывали, что американцы впервые начали ставить качество окружающей среды выше полноценной сексуальной жизни. Большое количество американцев вступило в крупные неправительственные организации зеленых, а их возможностей для лоббирования, с финансовой точки зрения уступающих возможностям корпораций, пока еще хватало, чтобы оказывать серьезное сопротивление.
На международной арене администрация Рейгана полностью устранилась от природоохранной деятельности, притом в тот самый момент, когда экологическая политика практически повсеместно находилась на подъеме. В Восточной Европе, сотрясаемой провалами коммунистов, самым тяжелым из которых стал Чернобыль, экологические группировки немало поспособствовали коллапсу советской власти. В Бразилии, Центральной Америке, Восточной Африке и Индии коалиции фермеров начали принимать участие в политике и формировать связи с западными природоохранными неправительственными организациями. Эта категория неправительственных организаций в 1980-х гг. росла быстрее всего. Однако на внутренней политике США эти факторы практически не сказались, и лобби у природоохранного интернационализма в Вашингтоне не было совсем. Напротив, по мере роста враждебности Конгресса в отношении ООН сторонники Рейгана усиливали критику в адрес других международных институтов.