Фил помчался к ним, оглядываясь по сторонам с высоты золотистой лошади. Маленького индейца нигде не было видно: надо полагать, сидел в палатке или прятался в кустах. Старик же стоял, повернувшись спиной, и как будто не слышал топот бегущей к нему лошади: до последнего не верил в неизбежное. Старый индеец склонился над костром, по сторонам от которого возвышались две рогатины из ивовых веток. С третьей, поперечной ветки свисало потертое ведерко, в каких обычно продают смазку для колес. В ведерке виднелось что-то, подозрительно напоминающее свежее мясо и пахнущее соответственно.
Индеец растерялся.
– Я, кажется, велел вам убираться.
– Но леди…
– Но леди что?
– Леди большого дома. Сказала. Тут можно.
– Леди большого дома так сказала, значит? – фыркнул Фил. – Давайте, сворачивайтесь. – И, развернув коня, поскакал к амбару.
В длинном бревенчатом амбаре было устроено два входа, по одному на каждом торце. Когда Фил подводил лошадь к стойлу, глаза его на секунду ослепила внезапная густая темнота. Он спешился и, повесив седло на крюк, повел золотистого коня к выходу. Однако, как ни тянул он за поводья, конь упрямился и не хотел идти, а после вырвался и стал валяться в пыли за амбаром. Фил вернулся внутрь и, все еще с трудом передвигаясь в темноте, едва не столкнулся с Джорджем.
Джордж был большим любителем биноклей. На шкафу в гостиной всегда хранилась превосходная пара от «Бауш энд Ломб». Бинокли эти, один за другим, вечно пропадали из дома в дешевых чемоданах кухарок и прислужниц – вещь ценная, и прихватить удобно, – однако новая пара тут же занимала отведенное ей место в гостиной. Неспособный заподозрить кого-либо в столь немыслимом преступлении, Джордж и не пытался спрятать бинокль: купить новый казалось проще, чем допустить столь ужасную мысль. Часами он мог стоять у окна и следить за передвижениями лошадей и коров, смотреть на лесные пожары и сходы снежных лавин.
В тот день Джордж также стоял у окна наверху и наблюдал за перемещениями Фила. Как только тот ввязался в переговоры с индейцами, он спустился и, захватив шляпу и перчатки, направился в амбар, чтобы встретить брата рядом с его стойлом. В порыве злости Фил не сдерживал себя: наплевав на всех вокруг – рабочих, служанок, друзей, членов семьи, гостей, – он говорил все, что приходило ему в голову, и отчасти Джордж понимал, что выговориться куда полезнее, чем держать все в себе. К тому же болтливость давала брату невероятное преимущество: она заставляла людей подумать дважды, прежде чем перейти ему дорогу. Все боялись вспышек его гнева и той ужасной правды, какую в такие минуты начинал выдавать Фил. Все – даже Старик Джентльмен со Старой Леди.
В общем, приступ бешенства по поводу индейцев Джордж решил пережить в темноте амбара.
– Какого черта лысого, – столкнувшись с братом, закричал Фил, – какого, черт побери, дьявола, там делают индейцы?!
– Спокойно, – тихо ответил Джордж. – Я разрешил им постоять там пару дней.
– Ты?! – выпалил он и сделал шаг назад, чтобы оглядеть брата сверху донизу. – Да ты вообще из своего гребучего умишка выжил?
– Ничего плохого они не сделают. В девятьсот двадцать пятом, я полагаю, мы уж сможем защитить свое добро от индейцев.
– Смотрю, Джорджи-бой, ты язык отрастил? Юмору обучился, да? Попробуй теперь напрячь извилины!
– Спокойно, Фил. Все хорошо. Просто подумай о том, что чувствуют люди.
– Люди чувствуют?! Это кто? Кто именно чувствует?
– Индейцы. Вот, например, тот мальчик.
Фил снова смерил брата взглядом небесно-голубых, ничего не упускающих глаз. Губы его скривились в улыбке.
– Откуда такая внезапная любовь к индейцам? Смешно до колик, Джорджи-бой. – И Фил расхохотался. – Как можно быть таким слепым, я поражаюсь просто.
– Ты к чему это клонишь? – спросил Джордж, облокотившись на стойло.
Фил опустил голову, переводя дух после резкого, режущего слух ледяного хохота. Хохотал он не только над Джорджем, но и над женщиной, слишком задержавшейся в их доме.
– Взглянул бы ты на себя. Вот иди, посмотри хорошенько в зеркало. Глаза-то вылупи на свою физиономию. А потом задай себе вопрос: почему эта дамочка вышла за тебя замуж?
– О себе лучше подумай, Фил, – отрезал Джордж, не сводя глаз с брата. – Индейцы остаются.
Резко обернувшись, он вышел из амбара.
Да, Фил, умеет же надавить на больное место, умеет же сковырнуть рану.
XI
Задолго, задолго до того, как миссис Льюис начала готовить для Бёрбанков, на мистера Льюиса свалилось дерево, буквально размозжив мужчину в самом расцвете сил. Женщина мечтала воссоединиться с мужем в их, как она выражалась, вековечном доме, однако на долгие годы до желанного воссоединения на небесах миссис Льюис осталась наедине с целой охапкой едких замечаний, горьких наблюдений и леденящих душу сентенций.
«Было добро, да давно», – вдруг восклицала она, на секунду оторвавшись от безжалостного избиения теста об иссеченную царапинами поверхность стола. «Никогда не угадаешь, – любила повторять миссис Льюис, – где упадешь, где встанешь».
– Ведь не все же так плохо, – издав тихий, нерешительный смешок, утешала ее Роуз.
– Вы правда так думаете, миссис Бёрбанк?
«Мир так тесен», – однажды заметила кухарка, тяжело пробираясь к печи. Ее стоптанные черные туфли были надрезаны по краям, чтобы вместить набухшие за годы работы мозоли. В огонь она бросила письмо и, глядя, как корчится бумага на углях, добавила: «Друг мистера Льюиса. Выпивал с ним когда-то. Как тесен мир».
Миссис Льюис пугала Лолу историями о том, как плохо кончают «дурные девицы» в сундуках, упрятанных в сараях и железнодорожных станциях, и потчевала ее россказнями о друзьях, врагах и удивительных людях. Она говорила об одной женщине, больной солитером, у которой во время обеда червь высовывался прямо из горла. Расскажет такую историю – и медленно подмигнет одним глазом, как черепаха. Или о какой-то своей подруге, чей гроб выкопали ради строительства федеральной магистрали, пролегавшей аккурат через местное кладбище. Когда криворукий водитель трактора задел гроб лезвием ковша, тот раскрылся, и оказалось, что волосы у женщины росли и после смерти. «Весь гроб был заполнен великолепными золотыми локонами, – изумлялась кухарка, – только на концах седые».
Первые деньги, которые Лола получила, устроившись к Бёрбанкам, она потратила на подписку журнала «Тру Романс». Отец запрещал ей подобное чтиво и однажды, застукав с журналом, который та одолжила у подруги, заставил разорвать в клочья каждую страницу у него на глазах. Хоть не выпорол, и на том спасибо.
Роуз и Лола, две одинокие женщины в доме, быстро подружились. Дружба их началась, должно быть, тогда, когда служанка спросила: а правда ли то, что пишут в журналах о кинозвездах? Как и рабочие в общем бараке, Лола верила каждому печатному слову, как будто напишешь неправду – и сразу угодишь за решетку.
– Ты спрашиваешь о чем-то конкретном? – уточнила Роуз.
– Ну, есть одна суперзвезда – Дарлин О’Хара.
– Ага, кажется, даже слышала про нее.
– И говорят, – смутилась Лола, – говорят, она моется в ванной из молока.
– В таком случае, думаю, это правда. С чего бы тогда об этом писали, если бы она так не делала.
– Мой отец никогда бы такого не допустил.
– Его можно понять. Кто знает, куда заведет эта кривая дорожка.
– Это точно! – вдруг ободрилась девушка. – Папа у меня очень строгий.
Лола много рассказывала о своем отце. О том, как он ездил в Бич на службы в церкви. Или как однажды посреди ночи отправился искать собаку, которая потерялась во время страшной бури и попала в капкан. Или как со словами, что Бог воздаст, вручил немного мяса больным шведам, оставшимся без денег. «И знаете, что случилось потом? – восклицала девушка. – Прямо к нам во двор прискакал олень. Стоял там, глядя отцу в глаза, и просто умолял, чтобы его подстрелили».
Каждую неделю Лола садилась за письма отцу, однако, что очень смущало Роуз, в ответ девушка ничего не получала.
– Он-то тебе пишет хоть иногда? – спросила она наконец.
– Не-а. Он не умеет писать, никогда не учился даже. Он и читает с трудом: просит детей прочитать мои письма. Вот мама моя и читала, и писала превосходно.
– Так это она тебя научила?
– Точно-точно. Еще до того, как я в школу пошла. Она умерла много лет назад, миссис Бёрбанк. Знаете, что сказал тогда отец?
– Что же?
– Что она не должна была умереть.
– В каком смысле?
– Врач не пришел к нам тогда. Он знал, что у нас нет денег. Их никогда у нас не водилось. С прежним доктором, сказал отец, мама не умерла бы.
Часы у двери щелкнули, готовясь пробить одиннадцать.
– А как звали того прежнего доктора?
– Как его звали?
Удары часов заглушили голос девушки.
Выглянув в окно, Роуз вспомнила, как пару часов назад смотрела с крыльца на исчезающий за холмом старый «рео». А до того она нечаянно подглядела одну забавную сцену, как Джордж смотрелся в зеркало ванной. Не заметив Роуз, он стоял и стоял, уставившись на свое отражение, хотя бриться уже закончил. Она тихонько вышла из комнаты, а вскоре появился и Джордж, уже одетый по-городскому. На сей раз он не предложил поехать вместе, ни слова об этом не сказал. И Роуз не могла понять, что случилось.
– Не доктор ли Гордон его звали, случайно? Того прежнего врача?
– Да, – округлила глаза Лола.
Совпадение поразило девушку. Как будто оно давало понять, что отвратительные истории миссис Льюис не лишены основания.
– Так и звали, доктор Джон Гордон. Вы тоже его знаете, получается?
Губы Роуз дрогнули, словно та услышала голос привидения, зовущий ее по имени.
– Джон…
– Мир тесен, – подметила Лола.
Действительно, пронеслось в голове у Роуз. Слишком тесен.
На дороге, ведущей с вершины холма, показался Фил на золотисто-гнедом иноходце. Подходящий день, чтобы поговорить начистоту, пока Джордж в отъезде. Мысль об этом привела Роуз в ужас, что все чаще становился верным предвестником мигрени.