— А как с Сафроновым?
— Но с Сафроновым совсем другое, это точно! Он братве поставлял нужные контракты. Сейчас ведь братва стала цивильной, не разберешь, кто он такой. Не то бандит, не то коммерсант! Так вот, он им подгонит нужный контракт, а они ему десять процентов отстегнут. Так что для братвы его убийство большая потеря. По моему разумению, они должны были с него пылинки сдувать. Не вяжется что-то…
— С кем он из авторитетов дружбу водил, знаешь?
— Это слишком громко сказано, дружба. Но, насколько мне известно, он якшался со смотрящим Северо-Западного округа.
— С Кузей, что ли? — удивился Чертанов.
— С ним.
— И какие же у них были дела?
Кривой удивился:
— А какие тут еще могут быть дела? Выехать с бабами на природу куда-нибудь, поесть шашлыков да трахнуться где-нибудь в загородном доме. Ассортимент-то невелик. — Неожиданно Кривой заулыбался каким-то своим мыслям. — Хотя раньше, я помню, потехи он обожал, как соберутся с девоньками в лесу, так…
— Значит, женщины у него тоже были? — перебил его Михаил. — А я слышал, что он был неплохой семьянин.
Кривой удивленно посмотрел на Чертанова.
— Начальник, мне иногда кажется, что ты жизни совсем не знаешь. Это какой же мужик откажется, если баба задирает юбку выше головы. Это оловянный какой-нибудь может выдержать, а мы с тобой, слава богу, из плоти да из крови сотканы! Можем позволить себе некоторые слабости. Да и чего же это себя удовольствия-то лишать, верно?
— А ты много знаешь, — не удивился Чертанов.
— Как же не знать, среди людей живу, — скромно заметил Кривой.
— Может, ты тогда и женщину его видел?
— Однажды видел, — честно признался Кривой. — Это в прошлом году было в Тропареве. Солнцевские тогда на толковище грузин выдернули. Чего-то они там не поделили. Ну и меня взяли в довесок. — Кривой показал свои татуированные кисти. — Я бродяга-то без претензий, когда мне копейку на карман бросают, то я не привык отказываться. Засветил свои наколки, да и отчалил себе с миром. У «пиковых» к таким вещам особое уважение. А у меня, как ты знаешь, вся спина и грудь расписаны. Когда я на пляже раздеваюсь, так вокруг просто все цепенеют, как кролики, — Кривой показал ряд золотых зубов.
— Ладно, не о том говоришь. Что там дальше было?
— А чего было? Да ничего и не было. Перетерли все по-тихому да разошлись. Меня Кузя с собой забрал, ну и поехали куда-то в Кунцево.
— Место можешь вспомнить, где был?
— Да какой там, — отмахнулся Кривой, — как говорится, режь меня на куски, все равно не вспомню! Пьяный я был в дымину! Как дело-то уладилось, ну я и накачался раньше времени. Очухался только тогда, когда на место приехали. Оттуда ночью выезжали, но я тоже спал, проснулся, когда Киевский вокзал проезжали.
— И что за баба?
Кривой снова заулыбался. Чертанова начинала раздражать его веселость. Ему так и хотелось подправить его кривую улыбку.
— А баба центровая, отвечаю! Такую не каждый день встретишь. — Мечтательно закатив глаза, Кривой вздохнул: — Я бы подержался за такие титьки.
— При встрече сумеешь ее узнать?
— Начальник, ты меня всерьез удивляешь. Я же тебе говорю, центровая! Такую даже если захочешь позабыть, все равно не получится.
— Хорошо, — удовлетворенно сказал Чертанов. — И какие же дела у Сафронова были с Кузей?
— Я в их проблемы не встревал, мне это как-то без надобности. За такое любопытство можно и без башки остаться. Если бы захотел, то он сам бы рассказал. О чем-то серьезном перетирали. Верняк! В гужбане Сафронов не участвовал, да его никто и не осудил. Выпил вместе со всеми рюмку-другую, да и удалился в комнатенку со своей киской. Больше я его не видел, — и вновь губы сладко растянулись, — а чувиха классная! Такая попка сладенькая. Я бы…
— У Сафронова были еще женщины?
— А то! Я удивляюсь, что ему только сейчас яйца отрезали. Он столько баб перепахал, что их до самого Китая раком не переставишь!
— При его должности и внешности это немудрено. А кто ему баб поставлял, не знаешь?
— Знаю, как не знать. Сейчас, начальник, имя из головы вылетело… Резвун… Нет, не то. Он еще у гостиницы «Балчуг» тусуется постоянно…
— Резван, что ли, Мугаметов? — спросил Михаил.
— Точно, он! У него баб как у дворового бобика блох. Сам Кузя иногда пользовался.
— Слушай, Кривой, — вдруг прервал разговор Чертанов, — а у вас там насчет маньяка, что резвановых путан потрошит, разговора не было?
— А-а, вот ты о чем, — осклабился Кривой, — не знаю… Вроде был треп, что его ищут люди самого Варяга, мол, он им тоже ни к чему. Менты рыщут, да и девки боятся, тоже бизнесу урон. А вообще-то, я мало чего об этом знаю.
— Ясно… — протянул Чертанов. Информация была интересная, но как именно ее применить, он пока не знал. — Ладно, Кривой, на сегодня тогда все. Как понадобишься, дам знать.
Кривой кивнул:
— Как скажешь, начальник!
Место прежней работы покойного Сафронова располагалось в соседнем квартале, и Чертанов, вырвав часок из плотного графика, решил наведаться к нему на службу. В первую очередь ему хотелось пообщаться со Старостиным, начальником отдела, в котором прежде работал Иван Петрович.
— Я слышал, Яков Леонидович, что вы с покойным Сафроновым были друзьями и знаете его лучше, чем кто-либо. Можете сказать, что он был за человек? — спросил Чертанов.
Человек, сидящий напротив него за большим письменным столом, производил очень благоприятное впечатление. Выглядел он вполне благополучно. Впрочем, так оно и было, если в тридцать пять лет он уже возглавлял крупный отдел. Должность, конечно, не генеральская, но вот на полковничью потянет, это точно. И ранняя седина, пробившаяся на висках, только добавляла его облику импозантности.
— Иван Петрович действительно был очень интересным человеком. Все старался успеть, за многое брался. Был очень контактным, имел широкий круг общения. Умел не только работать, но и отдыхать. Объездил половину мира. Мог о многом рассказать. Имел массу увлечений. Может, вас интересует что-то более конкретное? — мягко улыбнулся Старостин.
Вот только непонятно было, почему это вдруг Яков Леонидович начал нервничать, хотя явно старался этого не показывать. Но его выдавали руки, беспокойные и нетерпеливые. Вот пальцы подхватили незаточенный карандаш и принялись его переворачивать. Наигравшись, он стал постукивать им по толстой кожаной папке.
— Были ли у него женщины? — напрямую спросил Чертанов.
Простой карандаш приподнялся, будто бы для удара. Но потом неожиданно Яков Леонидович отшвырнул его в сторону.
— Ну, знаете! — возмущенно протянул он. — Если что-то и было в молодости… Так это все давно прошло. Конечно, он любил женщин, и они его любили. Но в последние годы он сделался совершенно другим человеком. Отличный семьянин, заботливый отец, жену свою обожал до безумия! Ну это и не удивительно, такая красавица! Но с чего вы решили, что это может иметь отношение к делу?
— Понимаете… В этом деле не все так просто, как кажется на первый взгляд. Мы должны проверить и учесть все версии. А это одна из них. И потом, вспомните, как погиб ваш друг. Вам это не кажется странным? Ему ножом распороли мошонку!
Старостин нахмурился. Но уже в следующую секунду произнес почти облегченно:
— Еще раз вам повторяю, Иван Петрович был прекрасный семьянин, это вы можете спросить у кого угодно в отделе. Хочу вам сказать, вы просто не там ищете. В наше время из-за женщин не убивают. Извините меня за цинизм, но этого добра хватает. Главное, чтобы деньги были. Тогда сколько угодно, когда угодно и где угодно!
— Ладно, вижу, что не хотите откровенничать. Еще один такой вопрос. Кто мог желать ему смерти?
Пальцы Старостина вновь потянулись за карандашом, но, самую малость не дотянувшись, сцепились в замок.
— Ну и вопросики вы задаете. Мы, конечно, с ним были друзья, но не до такой же степени. А потом, ведь чужая душа потемки! И вообще, такие темы мы не обсуждали. В сущности, он был человек легкий, бесконфликтный, открытый, с ним можно было похохмить, весело провести время. Он не загружал людей своими проблемами, но и сам старался не вникать в чужие дела. Хотя, конечно, не все на работе у него ладилось. В открытую об этом он не говорил, но иногда это проскальзывало в разговорах.
— А чем он занимался?
— Он курировал сектор энергетики, отвечал за связь с Тюменской областью. В последнее время наводились весьма серьезные контакты. Мы вкладывали большие деньги в эту индустрию. Устраивали тендеры, подыскивали наиболее надежных компаньонов. Разумеется, не всем нравилась наша экономическая политика, и у него могли быть враги. — Старостин вдруг призадумался. — Хотя, знаете, вот я сейчас вспоминаю, незадолго до его ухода было несколько нехороших звонков, откуда-то из Сибири. Он прямо весь кипел, когда слышал этого человека. Бросал трубку, а потом весь день ходил сам не свой. Не удивлюсь, если его устранили именно эти люди.
— А кто именно, вы не знаете?
Старостин лишь широко развел руками.
— Честно говоря, не имею ни малейшего понятия. У нас такое большое хозяйство, масса клиентов по всей Сибири, и поэтому трудно сказать, кто это был. — Яков Леонидович задумался. — Хотя я вспоминаю один такой звонок. После того случая Ваня был как на иголках. Он мне не стал ничего рассказывать, просто сказал, что сам с ними разберется! Знаете, Иван Петрович был достаточно мнительным и очень осторожным, он ни за что не оставил бы подобный звонок без внимания.
— К кому он мог обратиться? Насколько мне известно, заявления в милицию от него не поступало.
Старостин после минутного размышления наконец отважился:
— У него были друзья, у которых он мог попросить помощи. Очень серьезные люди в криминальном мире. С одним из них он вырос в одном дворе, потом их пути-дорожки разошлись. Тот преуспел в своем деле, а Иван Петрович в своем, но связи между собой они никогда не теряли.