— Ладно, умник, шутки в сторону, — сдаваясь, сказал Ростислав Гаврилович. — У меня действительно кое-что стряслось. И я должен сразу оговориться: то, о чем пойдет речь, — не приказ, а личная просьба.
— Честно говоря, не ощущаю разницы, — с усмешкой сообщил Якушев.
— Ощутишь, — пообещал Ростислав Гаврилович. — Это не за коньяком сгонять, поверь. И ты действительно можешь отказаться, причем без каких-либо негативных последствий.
Якушев снова усмехнулся, и генералу стоило большого труда не поморщиться: он и сам почувствовал, насколько неубедительно это прозвучало. Он не собирался кривить душой, но, наверное, все-таки покривил, потому что и сам не знал, как отреагирует на отказ, сможет ли после этого относиться к Спецу по-прежнему. А если не сможет, упомянутые негативные последствия парню гарантированы: без надежного прикрытия сверху этот баламут в два счета навлечет на свою непутевую голову целый вагон неприятностей.
— За мной должок, — сказал генерал. — Его необходимо срочно вернуть. Вышло так, что вернуть его сам, своими руками, я не в состоянии — годы не те, да и дела не отпускают.
— Я слушаю, товарищ генерал, — прервал затянувшуюся паузу Якушев.
— Надеюсь, что слушаешь, — ворчливо огрызнулся Ростислав Гаврилович. — И полагаю, что вправе рассчитывать на твое внимание… Что ты знаешь о Верхней Бурунде?
— И вы туда же, — хмыкнул Якушев. — Просто помешательство какое-то…
— Я задал вопрос, — напомнил генерал.
Спец пожал широкими плечами, вынул из кармана сигарету, покатал в пальцах и спрятал обратно в карман.
— О Верхней Бурунде я знаю только то, о чем трещали по телевизору, — сказал он. — Свеженькое, с пылу с жару, самопровозглашенное государство на севере Центральной Африки. Как я понял, ребята затеяли военный переворот с целью захвата власти, но кишка у них оказалась тонка, они ушли в леса, установили контроль над парой провинций и объявили себя независимым государством. А законному правительству в свою очередь оказалось не по плечу их раздавить, разогнать и восстановить территориальную целостность государства. В общем, что-то в этом роде там, в Африке, по-моему, происходит непрерывно, и единственное, что кажется примечательным в этой истории, — это внимание, уделенное ей нашими СМИ. Это ведь даже не беспорядки в Египте, а просто драка стаи макак из-за грозди бананов.
— Больше всего на свете не люблю две вещи: расизм и негров, — цитатой из бородатого анекдота отреагировал на неполиткорректное высказывание Якушева Ростислав Гаврилович. — Это все?
— По телевизору болтали о возобновлении разработки какого-то угольного месторождения и даже, кажется, строительстве железной дороги — для транспортировки угля, как я понял. По-моему, это какой-то бред. Какая-то высосанная из пальца независимость — даже не автономия, а именно независимость, — угольные копи какие-то… Откуда в Центральной Африке уголь?
— Перспективность разработки месторождения подтверждена заключением независимой экспертной компании, — нейтральным тоном напомнил Ростислав Гаврилович.
— Экспертам, конечно, виднее, — пожал плечами Якушев и вдруг сел ровнее, заинтересованно повернувшись к собеседнику всем корпусом. — Постойте, постойте! Где, говорите, работал этот чудак с гранатой — Орешин, кажется? Представительство независимой коммерческой экспертной компании? И как раз по оценке запасов полезных ископаемых… Ну и чуйка у вас, товарищ генерал! С такой чуйкой вам бы в органах работать! Только связи я все равно пока не вижу…
— Возможно, ее и нет, — успокоил его Ростислав Гаврилович. — А если есть, то нас она, скорее всего, не интересует. Откровенно говоря, на республику Верхняя Бурунда как таковую мне лично наплевать с высокого дерева. Просто где-то там пропал один хороший человек, которому я многим обязан…
— Один? — уточнил Якушев.
— Вообще, их там примерно полтора десятка, но я знаком только с одним.
— Ага, — глубокомысленно объявил Спец. — Тогда понятно, откуда она вдруг нарисовалась, эта республика. Непонятно только, на кой ляд она вам понадобилась.
Генерал немного помолчал, вперив в него изумленный взгляд сквозь темные стекла очков, а потом, сообразив, что имел в виду этот умник, усмехнулся:
— Вот тут ты, братец, не угадал. Это не группа военных советников, и поехали они туда не партизанить, а строить ту самую железную дорогу, о которой ты только что упомянул. Последние новости из этой Бурунды слышал?
— Последнее, что я слышал, — это что правительственные войска перешли в наступление и отобрали у повстанцев приличный кусок территории, которую те контролировали. Вскользь прошло упоминание об использовании танков и боевых вертолетов. Я понял так, что законное правительство перехватило где-то деньжат, прикупило пару списанных железок и решило использовать полученное таким путем военное преимущество, покуда это самое преимущество не заглохло и не встал вопрос о покупке к нему запчастей. И, пока у воюющих сторон не кончатся боеприпасы, там будет твориться ад кромешный.
— В котором, — подхватил Ростислав Гаврилович, — бесследно затерялись полтора десятка российских граждан. Один из этих граждан как-то раз вытащил меня буквально с того света…
— Я понял, — перебил его Якушев. — Посылать главарю разбойничьей шайки, который бегает по лесам от правительственных войск, консульские запросы бессмысленно, а отправлять туда десантно-штурмовой батальон экономически нецелесообразно. Топливо, боеприпасы, амуниция, харчи, выплаты солдатам за участие в боевых действиях, и все это ради нескольких гражданских лиц, которых, между прочим, никто туда на аркане не тянул… В общем, выберутся сами — хорошо, а не выберутся — бабы новых нарожают.
— По форме грубовато, — заметил генерал Алексеев, — но основную суть ты уловил. Понимаешь, этот человек…
— Не надо, товарищ генерал, — сказал Якушев. — Вы многим обязаны ему, я — вам. Получается взаимозачет… Да и вообще, мне еще в первой моей учебке объяснили, что десант своих в беде не бросает. Может, тут, в России, я бы с половиной из них на одном поле по большой нужде не присел, но это тут, а там — другое дело. Там они для меня — свои. Короче, когда заброска?
Мимо с громким гудением и шорохом прокатился небольшой трактор, сметая опавшую листву навешенной сзади цилиндрической щеткой. Генерал немного помедлил с ответом, пережидая эту помеху, и, когда стало потише, сказал:
— Сроки и способ заброски — это мелкие технические детали, которые мы обсудим, как только ты соберешь группу.
Спец шумно поскреб в затылке. Лицо у него было озадаченное.
— Группу? — переспросил он. — А одному нельзя?
— А основания?
— Самые общие, — без запинки ответил Юрий. — В той ситуации, которую мы имеем, что один человек, что пять — капля в море. Чтобы действовать напролом, силой, там нужна небольшая армия, которую нам с вами, во-первых, не навербовать — прямо скажем, не олигархи, а умирать за идею нынче как-то немодно, — а во-вторых, не протащить через полтора континента так, чтобы этого никто не заметил. Это первое. Второе: я уже действовал в составе группы в схожих обстоятельствах, и желания снова наступать на эти грабли у меня, извините, нет. Следить за собой и отвечать за себя одного как-то, знаете ли, проще и спокойнее.
— Я тебе сто раз говорил, что ты одиночка, — напомнил Ростислав Гаврилович, — а ты спорил, чудак. В общем, решать тебе. Только, когда будешь решать, помни, что твоей задачей является не создание комфортных условий для себя, а поиск и спасение людей. Справишься один — в добрый час, мне это только на руку, потому что дешевле обойдется. Но, если есть хотя бы тень сомнения… В общем, подумай. Даю сутки на размышление.
— Могу быть свободным? — спросил Якушев.
Генерал кивнул. Юрий легко поднялся, сунул в уголок рта сигарету, которая уже давно не давала ему покоя, и вынул из другого кармана зажигалку.
— Еще одно, — сказал Ростислав Гаврилович.
Спец вынул сигарету изо рта.
— Да?
— Спасибо, сынок.
— Пока не за что, — отмахнулся Якушев и наконец-то закурил, пустив по ветру легкое, тающее на лету облачко дыма.
Глава 6
Собирая дровишки, Роман Данилович терзался угрызениями совести. Лето нынче не задалось. Сначала его попросили подменить захворавшего коллегу в летнем курсантском лагере, и он не смог отказаться (да, честно говоря, и не хотел, что бы ни плел перед отъездом жене). Потом коллега выздоровел, и они уже начали паковать чемоданы, но тут у соседей сверху прорвало водопроводную трубу. Возвращаться после отпуска в руины никому не хотелось, а ремонт как-то незаметно съел то, что планировалось потратить в Сочи. Потом Даша, которая никогда не болела, ухитрилась в середине августа подхватить свирепую ангину, и не успели они оглянуться, как лето кончилось. Вышло, как у попрыгуньи-стрекозы, что лето красное пропела, — правда, с точностью до наоборот: свое лето они не пропели, как намеревались, а бездарно профукали, проведя его в каких-то бестолковых хлопотах и мелочной суете.
Даша, разумеется, ни словом, ни взглядом не выразила своего недовольства, но Роман Данилович предполагал, что таковое имеет место быть. Почему? Да потому! Потому что, чтобы человек был доволен, для этого необходим повод. А отсутствие повода для довольства автоматически может рассматриваться как повод для недовольства. Логично? Еще бы нет! А если жена недовольна, кто виноват? Муж. Логики в этом уже гораздо меньше, но так принято считать, и подполковник Быков не собирается с этим спорить. Потому что он и сам так считает: женился — хоть поперек себя ляг, но сделай так, чтоб жене не на что было пожаловаться! Так мужику по жизни положено. Кем положено, почему, зачем — неважно: положено, и точка. А свое так называемое равноправие полов отдайте тому, кто его придумал. Кларе Цеткин на могилку положите, а лучше — прикопайте, чтоб ветром обратно по свету не разнесло…
Вернувшись к костру, он с легким неудовольствием обнаружил, что за время его отсутствия картина здесь перемени