оридор, один из сидевших на откидной лавке в просторном грузовом отсеке пассажиров вынул из кармана брюк сигареты и закурил. Второй, задрав ногу и поддернув брючину, снял укрепленную на лодыжке открытую матерчатую кобуру, из которой торчала изогнутая рукоятка револьвера. Переложив тупоносый «смит-вессон» в карман, молодой человек обернул пустую кобуру ремнем и затолкал в свою дорожную сумку.
В ящике, подтверждая высказанную бортинженером догадку, послышалась какая-то возня и глухие удары.
— На волю просится, — сказал тот из пассажиров, который курил. — Затек небось, размяться хочет.
— А то, — усмехнулся второй, роясь в сумке. — Поди, не президентский «люкс»!
— За что боролся, на то и напоролся, — афористично и вполне равнодушно объявил пассажир с сигаретой и выдул в сторону ящика длинную струю дыма. — По мне, так пускай бы стучался. Авось не сдохнет, а я потерплю, у меня нервы крепкие.
— У меня тоже, — сказал его напарник. — А как насчет экипажа?
Стук прекратился, и из ящика начали доноситься звуки, которые вряд ли могло издавать какое-либо животное, пусть даже самое экзотическое, за исключением разве что крупного попугая. «Эй, начальник! — коверкая слова и путая ударения, глухо, как из-под подушки, кричала воспитанная каким-то уркой птица. — Открывай, мне на парашу надо!»
— Да угомони ты, наконец, этого юмориста, — сказал курильщик.
— Так я же ищу, — продолжая рыться в сумке, огрызнулся напарник. — Куда ж оно… Ага, есть. Не ори, — обратился он к ящику, — сейчас откроем.
Курильщик затоптал на железном полу окурок, покосился на закрытую дверь пилотской кабины, порылся в карманах и, вынув связку ключей, выбрал из нее нужный. Половинки сломанной печати полетели под скамейку, бечевка лопнула с негромким треском, не выдержав мощного рывка, ключ дважды провернулся в замке, и тот повис на откинутой хромированной дужке. Второй пассажир уже стоял рядом с ящиком, держа в одной руке медицинскую склянку, а в другой — свернутый вчетверо носовой платок. Он занял позицию со стороны торцовой стенки и кивнул своему товарищу. Тот откинул крышку.
Внутри ящика обнаружился немолодой африканец в сандалиях на босу ногу, грязноватых светлых брюках и не первой свежести белой рубашке с длинным рукавом — надо полагать, один из тех самых нелегалов, проникновения которых на борт опасались члены экипажа.
— Ежкина кочерыжка, — щурясь от света и берясь руками за края ящика, сказал он на ломаном русском. — Вы что, уморить меня решили?
— Тебя как звать-то, болезный? — полунасмешливо поинтересовался курильщик, с брезгливым любопытством разглядывая его сверху вниз.
— Ганнибал, — демонстрируя недурное знание российской истории, ворчливо сообщил нелегальный мигрант, — Ибрагим Петрович.
— Арап Петра Великого, стало быть, — с понимающим видом кивнул курильщик.
— Хватит скалиться, а то в Москве кое-кто из тебя самого арапа сделает, — пригрозил безбилетный пассажир. — Лучше помоги выбраться, я себе в этой коробке все бока отлежал.
— Сейчас, — пообещал курильщик, — только галоши надену.
Похоже, смысл этого идиоматического выражения африканцу был хорошо известен. Внезапно разлившийся по отсеку резкий, туманящий сознание запах эфира подсказал остальное; безбилетник рванулся, но было поздно: стоявший у него за спиной «дипломат» ловким движением запечатал ему рот и нос пропитанным хлороформом платком. Курильщик схватил самозваного Ганнибала за руки, не давая сопротивляться; африканец несколько раз конвульсивно содрогнулся всем телом и затих.
Не особенно церемонясь, напарники связали «Ганнибалу» конечности, залепили рот широким скотчем и уложили беднягу обратно в ящик. Курильщик швырнул туда же извлеченную из сумки поношенную светлую куртку, захлопнул крышку и запер ящик на замок, а второй сопровождающий заново опечатал ценный груз, достав все необходимое для этого из своей дорожной сумки.
— Арап Петра Великого, — усевшись на скамью и доставая новую сигарету, задумчиво повторил курильщик. — Не понимаю, на кой черт он сдался хозяину. Ты не знаешь? Вот и я не знаю. Как будто без него в российских тюрьмах мало этой черномазой сволочи! Бери любого на выбор и делай с ним что хошь. А этот вдобавок еще и старый, его даже на запчасти не разберешь… Хоть бы и вправду не издох, хозяин нам за него головы носами к пяткам поставит.
— Не издохнет, — заверил напарник, от нечего делать вращая барабан вынутого из кармана револьвера. — Яс дозой еще ни разу не ошибался, да и здоровенный он, как лось, даром что немолодой…
Обернувшись всем телом, курильщик выглянул в иллюминатор, но не увидел ничего, кроме пронзительно-синего неба да похожей на освещенное ярким солнцем снежное поле пелены облаков далеко внизу. Докурив сигарету, он привалился лопатками к стеганой обшивке борта, в последний раз покосился на ящик, более не подающий признаков жизни, и закрыл глаза. Его напарник уже дремал — он был настоящий солдат и, как положено солдату, пользовался любой представившейся возможностью соснуть часок-другой и мог захрапеть, казалось, даже стоя.
Перелет был продолжительным, но спокойным, без отклонений от курса, грозовых фронтов, зон турбулентности и прочих напастей. Родина встретила вернувшийся из долгой командировки борт ясным небом и почти полным безветрием, и в положенный срок он благополучно приземлился на подмосковном аэродроме МЧС. Гул двигателей стих, нижний край грузовой аппарели коснулся земли. Лихо подкативший дизельный погрузчик газанул, выплюнув из выхлопной трубы клуб густого черного дыма, и бодро вкатился по наклонной плоскости в распахнутое брюхо транспортника. Стоявший на его подножке человек в армейском камуфляже о чем-то коротко переговорил с загорелыми пассажирами, которые теперь были одеты вполне по погоде. Печать с ящика была снята, замок открыт; встречающий бегло осмотрел доставленный из далекой Африки груз, убедившись, что тот не пострадал, коротко кивнул и собственноручно закрыл и запер ящик ключом, который ему торжественно вручил один из сопровождающих. Дизельный мотор затарахтел громче, отполированные до тусклого блеска стальные клыки подъемника поддели ящик, и погрузчик задним ходом скатился по аппарели на бетон посадочной полосы. Человек в камуфляже по-прежнему стоял на подножке, держась рукой за боковую стойку.
Вскоре погрузчик вкатился в широкие ворота одного из стоящих за пределами летного поля складских ангаров. Снаружи уже начали сгущаться сумерки, и в ангаре горел свет, из-за громадных размеров помещения казавшийся тусклым. Люминесцентные лампы свисали на длинных проволоках с теряющегося во мраке потолка, освещая громоздящиеся вдоль стен штабели каких-то ящиков, тюков и металлических контейнеров. На свободном пространстве недалеко от ворот стояла черная «тойота»-седан, так основательно заляпанная грязью, словно только что вернулась с ралли, где наравне с заряженными джипами участвовала в призовой гонке по бездорожью.
Ящик с живым грузом был аккуратно опущен на бетонный пол, водитель погрузчика получил заранее оговоренную мзду и укатил, избавив заинтересованных лиц от своего нежелательного присутствия. Приехавший с ним человек в камуфляже отпер замок и откинул крышку. Из ящика послышалось яростное мычание.
Из «тойоты» выбрались два человека. Один из них был одет вполне прилично, другой, как и его коллега, доставивший ящик, щеголял в камуфляже и высоких армейских ботинках. Общими усилиями чернокожего нелегала извлекли из ящика, поставили на ноги и развязали. Он сразу же попытался упасть; его подхватили и держали под руки до тех пор, пока в затекших конечностях не восстановилось кровообращение. Все это время бедняга яростно мотал головой и мычал. Человек в штатском сорвал с его рта скотч, и африканец немедленно разразился длинной матерной тирадой, звучавшей довольно забавно из-за сильного акцента.
— Вы что творите, суки?! — немного стравив пар, возмущенно осведомился он. — Руки пустите, козлы, я сейчас штаны намочу!
Его отпустили, и он, отбежав на пару шагов и повернувшись к встречающим спиной, стал с громким плеском мочиться на угловой ящик ближайшего к машине штабеля. На ящике виднелась нанесенная по трафарету надпись: «Точное оборудование. Не бросать! Беречь от влаги».
— А чем ты, собственно, недоволен? — с ленивой издевкой сказал ему в спину человек в штатском. У него была круглая румяная физиономия, увенчанная густой шапкой жестких темных волос, линия которых начиналась чуть ли не от бровей. — Можно подумать, твоим предкам, которых возили в Америку в трюмах пиратских кораблей, было лучше! Тут, конечно, не Америка, а Россия, зато и ехал ты не месяц, а всего несколько часов.
— Суки, — застегивая ширинку, повторил африканец. — Козлы вонючие, волки позорные, твари…
— Ария заморского гостя, — сказал один из людей в камуфляже. — Не счесть алмазов в каменных пещерах…
— Заколебал, — устав от комплиментов в свой адрес, сказал другой и ткнул оратора в ребра электрошокером.
Послышался короткий, сухой треск разряда. Темнокожий знаток русской ненормативной лексики замолчал на полуслове и рухнул, как бык под обухом мясника.
— Так-то лучше, — с удовлетворением констатировал крепыш в штатском. — Пакуйте.
«Заморского гостя» снова связали, залепили ему рот, надели на голову пыльный мешок, в котором, судя по некоторым признакам, не так давно хранился картофель, и забросили в багажник «тойоты». Мягко хлопнули дверцы, двигатель завелся, чуть слышно зашелестев приводными ремнями. Водитель включил фары, и густо забрызганная грязью российских проселков иномарка плавно выкатилась из ангара, вскоре без следа растворившись в синих подмосковных сумерках.
Глава 7
— Ну вы, блин, даете, — сказал Юрий Якушев, вновь обретя способность издавать звуки более осмысленные, чем возгласы радости и изумления.
Его бока все еще ощущали на себе последствия медвежьих объятий Романа Даниловича, спина онемела от дружеских хлопков его могучей ладони, а на щеках сохли поцелуи его законной супруги Дарьи Алексеевны.