— Вот и женился бы на нормальной, — одним выстрелом заставила контратаку захлебнуться непобедимая госпожа Быкова. — А будешь обзываться — получишь в глаз.
— Бачили очи, що купувалы, — от полноты чувств перейдя на украинский, сказал Быкову Юрий и обратился к Даше: — Ты чокнутая, Дашка, но это, к счастью, не моя проблема. Если ты настаиваешь, а Данилыч не возражает…
— Пусть попробует, — жадно глотая сигаретный дым, в тон ему произнесла Даша.
— Разбирайтесь сами. Я спрошу, возможно ли это…
Сказать «но» и завершить фразу обтекаемым намеком на невозможность удовлетворения выдвинутых требований ввиду их заведомой невыполнимости Юрию не дали.
— А ты спроси так, чтоб было возможно, — посоветовала Даша, и Якушев не нашелся с ответом.
Человек, которого Роман Данилович Быков охарактеризовал как проходимца и чернокожего жулика, стоял на обочине загородного шоссе, подняв воротник куртки и пряча в карманах зябнущие ладони. В свете фар проезжающих мимо машин седыми космами клубился, лениво перемещаясь над сырым асфальтом, густой туман. Каждый раз, когда туман над гребнем ближнего холма наливался размытым сиянием, беглый президент Верхней Бурунды вскидывал руку, голосуя, но машины одна за другой проносились мимо, даже не притормаживая. Некоторые принимали влево, будто опасаясь, что несостоявшийся ночной попутчик в отместку прыгнет под колеса, другие раздраженно сигналили, предлагая убраться с дороги, а один ухарь на джипе пронесся так близко, что африканцу пришлось отскочить, спасая свою жизнь: вынесенное далеко в сторону на металлическом кронштейне зеркало едва не снесло ему голову.
Психика у него была устойчивая, но мало-помалу М’бутунга начинал нервничать. Его уже ждали, а он все еще находился в точке, расположенной в добрых двадцати километрах от места встречи. Угнанная «тойота» подвела экс-президента: в ней банально кончился бензин. Пускаясь в бега, М’бутунга за всеми своими волнениями и заботами просто забыл посмотреть на датчик; неприятность вышла глупейшая, и, сколько бы оправданий своей рассеянности он теперь ни придумал, легче от них не становилось: веские доводы и уважительные причины в бак, увы, не зальешь.
Ситуация усугублялась тем, что сдохла не только машина, но и батарея мобильного телефона. Швырев, у которого беглец реквизировал телефон, пользовался аппаратом известной фирмы, собранным в Китае. Эта игрушка имела большой сенсорный экран, встроенные радио- и телеприемник, музыкальный проигрыватель и массу дополнительных функций. В результате заряд батареи она не потребляла, а буквально жрала, как старый «кадиллак» бензин, и единственный короткий разговор с нужным человеком прикончил ее так же верно, как если бы М’бутунга швырнул проклятую штуковину на асфальт и растоптал каблуком.
На гребне холма опять вспыхнули яркие фары. Африканец повернулся к машине лицом, поднял руку и скроил просительную мину, хотя и сомневался, что водитель движущегося на большой скорости автомобиля сумеет в тумане рассмотреть и по достоинству оценить богатство и выразительность его мимики. Машина поравнялась с ним, и африканец, боясь поверить своей удаче, услышал громкий шорох цепляющихся за шершавый асфальт покрышек и увидел рубиновое сияние вспыхнувших тормозных огней.
Автомобиль, оказавшийся немолодой «Волгой» с тонированными окнами и титановыми колесными дисками, остановился на обочине в десятке метров впереди, и М’бутунга неуклюже побежал к нему, держа руки в карманах и втянув в воротник куртки непокрытую голову. Добежав, он сразу схватился за ручку передней двери, но дверь оказалась запертой. Оконное стекло немного опустилось, открыв щель шириной с ладонь, из салона повеяло теплом и запахом табачного дыма. М’бутунга увидел тускло освещенную приборную панель и повернутое к нему лицо водителя.
— В Африку собрался? — спросил тот.
Это был мужчина лет тридцати пяти, а может быть, и сорока — разумеется, белый и, судя по прозвучавшей шутке, не слишком большого ума. М’бутунга на шутку не обиделся — в курсантские времена он и сам шутил примерно так же, вовсю эксплуатируя как особенности своей необычной для здешних мест внешности, так и предрассудки, питаемые местным населением в отношении людей с его цветом кожи.
— Кушать хочу, — подыгрывая шутнику, сообщил он. — Ищу, кого схавать. До города не подбросишь? А то здесь я уже два часа охочусь и никого не поймал.
Мимо с шумом пронеслась, обдав тугим ветром и вонью дизельного выхлопа, очередная машина. Ее фары осветили салон «Волги», дав африканцу возможность убедиться, что, кроме водителя, внутри никого нет, а производимый ею шум полностью заглушил негромкий щелчок взведенного в кармане курка. Когда стало тише, М’бутунга услышал доносящийся из салона «Волги» хрипловатый смех.
— Веселый ты мужик, даром что черный, — сказал водитель и, потянувшись через сиденье, разблокировал дверной замок. — До города два косаря, меньше не возьму — кризис!
М’бутунга открыл дверь, вынул из правого кармана пистолет и выстрелил в улыбающееся лицо.
— А ты тупой, даром что белый, — сказал он и огляделся.
На шоссе было пусто. Изношенный движок «Волги» клокотал под капотом, заставляя машину мелко вибрировать, из выхлопной трубы, смешиваясь с туманом, выбивался подсвеченный красным пар. Туман клубился в лучах фар, из открытой двери по-прежнему тянуло теплом и табачным дымом. Африканец поставил на предохранитель и убрал в карман пистолет, обошел машину, открыл переднюю дверь и, подхватив под мышки, выволок оттуда мертвого водителя. Пятки убитого прочертили две кривые борозды в утрамбованной каменистой земле обочины, левая туфля свалилась с ноги и осталась лежать в метре от асфальта, хорошо заметная в свете задних габаритных огней. М’бутунга сбросил труп в кювет, пинком отправил туда же туфлю, забрался на переднее пассажирское сиденье, захлопнул обе дверцы и включил потолочный плафон.
На водительском сиденье крови почти не было. В кармане на дверце обнаружилась испачканная моторным маслом тряпка. Африканец тщательно протер руль, сиденье и пробитое пулей стекло левой дверцы, которое было-таки основательно заляпано, заткнул пробоину тряпкой, чтобы не сквозило, и только после этого, погасив в салоне свет, перебрался за баранку. Бумажник убитого водителя лежал во внутреннем кармане его куртки. Там было немного денег и пластиковая кредитная карточка, на обратной стороне которой покойный недоумок нацарапал чем-то острым ПИН-код.
— Живем, — обнаружив это обстоятельство, вслух сказал Пьер Мари М’бутунга.
Под ветровым стеклом лежала открытая пачка сигарет. Африканец закурил, закашлялся и, бросив сигарету на пол, растер ее по резиновому коврику подошвой: он уже позабыл, какой дрянью травятся широкие массы рядовых россиян. Сигареты, прихваченные во время побега в охотничьем домике, были получше; М’бутунга зажег одну из них, воткнул первую передачу и аккуратно тронул «Волгу» с места.
Вскоре, следуя полученным по телефону инструкциям, он свернул с шоссе на придорожную стоянку для отдыха. Здесь уже стоял черный «мерседес», кажущийся матовым из-за осевших на нем мельчайших капелек тумана. Въезжая на стоянку, М’бутунга постарался развернуть машину так, чтобы фары хотя бы ненадолго осветили «мерседес». Это у него получилось, но мало что ему дало: стекла в «мерине» были тонированные, а когда он поставил «Волгу» точно позади, на просвет ему стали видны только высокие подголовники. Он погасил фары, выключил зажигание и наудачу порылся в бардачке. К его немалому облегчению, среди загромождавшего бардачок ни на что не годного хлама нашелся небольшой электрический фонарик, который к тому же исправно работал.
Кроме фонарика, здесь же обнаружилось кепи — камуфляжное, явно армейского образца, но без следа от кокарды. Нахлобучив этот головной убор, который пришелся ему почти впору, М’бутунга протер окровавленной тряпкой все, к чему прикасался, вылез из машины и неторопливо двинулся к «мерседесу», держа в левой руке выключенный фонарик, а правой сжимая рукоятку лежащего в кармане пистолета. Судя по окрашенному в цвета российского флага номерному знаку и торчащему на крыше синему стеклянному ведерку проблескового маячка, «мерседес» был именно тот, а не какой-то другой, но после своих дорожных приключений экс-президент Верхней Бурунды был склонен слепо верить людям на слово еще меньше, чем когда-либо прежде.
Подойдя к «мерседесу», он постучал в окно со стороны водителя. Стекло поехало вниз с мягким шорохом и едва слышным жужжанием и почти сразу остановилось.
— В чем дело? — резко и неприветливо осведомился знакомый голос. М’бутунга включил фонарик, подсветив снизу свое лицо, и недовольство сменилось искренним изумлением: — О господи! Ты в своем репертуаре, шагу по-людски не ступишь… Залезай!
— Минуточку. — Наклонившись к открытому окну, африканец обвел лучом фонарика пустой салон и только после этого, обойдя машину, забрался на переднее пассажирское сиденье. Когда он открыл дверь, под потолком автоматически зажегся матовый плафон, в свете которого неярко, но весьма красноречиво блеснул вороненый ствол направленного на водителя пистолета. — Шпалер на заднее сиденье, живо!
Водитель, оказавшийся крупным, слегка погрузневшим мужчиной с холеным, но грубым лицом человека, привыкшего к беспрекословному подчинению окружающих, криво усмехнулся, двумя пальцами выудил из-под полы дорогого пальто пистолет, подержал перед собой, демонстрируя африканцу, а затем все с той же брезгливой, презрительной усмешкой швырнул на заднее сиденье.
— Доволен? — спросил он. — Какая муха тебя укусила?
— Заводи, — распорядился М’бутунга и в свою очередь криво ухмыльнулся. — Муха… Если хочешь знать, меня покусал целый рой мух. Они вьются надо мной от самого Найроби. Поэтому я сегодня нервный.
— А тебе не приходило в голову, что это неспроста? — невинным тоном поинтересовался водитель, запуская мотор. — Мухи, знаешь ли, редко ошибаются.
— Ха. Ха. Ха, — раздельно, с неимоверной язвительностью произнес Пьер Мари М’бутунга, демонстрируя, что по достоинству оценил не блещущую новизной подначку, и расслабленно откинулся на обитую шелковистой натуральной кожей спинку.