— Брось грозиться, Данилыч, — сказал он. — Тебя же воспитывали в духе интернационализма.
— Жулик — понятие интернациональное, от цвета кожи не зависящее, — сказал Быков.
Выпрямившись во весь рост, он бесцельно повертел в руках сломанный гидравлический домкрат и с лязгом швырнул его обратно в захламленный багажник. Домкрат, по всей видимости, был сломан уже тогда, когда они брали машину напрокат в последнем большом городе на своем пути; возможно, он пребывал в нерабочем состоянии уже не первый десяток лет — такой, по крайней мере, у него был вид, — но чернокожий механик, вручая Быкову ключи от машины, об этом не упомянул.
Вокруг дремала разморенная полуденным зноем саванна. Повисшее почти в зените злобное солнце выжигало с небосвода остатки голубизны, в вышине описывали широкие плавные круги две большие птицы. Даша сидела в машине и, задрав голову, разглядывала их через видоискатель фотоаппарата. Юрий предположил, что это стервятники, и без особых усилий проглотил мрачноватую шутку по этому поводу: было так жарко, что не хотелось даже зубоскалить.
Поправив на макушке купленную в Каире всего три дня назад, но уже начавшую приобретать заслуженный, потрепанный вид панаму, Юрий неторопливо двинулся вдоль обочины.
— Ты куда намылился, военный? — осведомился Быков.
— Все тебе расскажи, — не оборачиваясь, сказал Юрий. — Камень поищу.
— Это дело, — одобрил его смекалку Роман Данилович.
Чтобы не терять время, он освободил и снял укрепленную на капоте запаску — лысую, как и все остальные колеса доставшегося им ископаемого «лендровера», не внушающую особого доверия, но целую и, как ни странно, даже не нуждающуюся в подкачке. Бросив ее в пыль рядом с пробитым колесом, он отыскал в багажнике крестообразный баллонный ключ, наверняка, как и машина, помнивший времена колониального рабства, и принялся поочередно отвинчивать приржавевшие намертво крепежные болты. Его могучие мышцы перекатывались под тонкой тканью пропотевшей насквозь рубашки — просторной, навыпуск, с широкими, до локтей рукавами. Эту распашонку он приобрел там же, в Каире, по настоянию Якушева, считавшего необходимым замаскировать впечатляющее телосложение Ти-Рекса и придать ему более или менее мирный, праздношатающийся вид.
Африка, в которую так мечтал попасть Роман Данилович, встретила его не горячо и не холодно, а вполне обыкновенно — как всех. Он ехал сюда как турист и поначалу именно им и являлся — неискушенным, не шибко богатым среднестатистическим туристом из России, в высшей степени подверженным всем мелким неприятностям и нелепицам, которые выпадают на долю неопытного путешественника.
Из-за продолжавшихся в Египте беспорядков им пришлось провести в Каире целых двое суток, дожидаясь оказии, чтобы двинуться вглубь континента. Не воспользоваться таким случаем и проваляться все это время в гостинице было бы просто преступно — так, по крайней мере, считала Даша. Быков был с ней целиком и полностью согласен. Он пожелал осмотреть пирамиды. Пирамиды были осмотрены и признаны им сооружениями впечатляющими, особенно с учетом возраста, но не стоящими той шумихи, которую вокруг них подняли. Якушев промолчал: он уже бывал здесь раньше и пришел поначалу к такому же мнению, а потом, поразмыслив, решил, что виноваты не пирамиды, а именно их слава. И даже не слава как таковая, а разбуженное ею воображение: когда долго чего-то ждешь, предвкушая и по-разному представляя себе счастливый миг, предмет желания всегда оказывается намного скромнее того, что ты успел нафантазировать.
Потом Даша захотела сфотографироваться с верблюдом. Юрий нашел это желание немного странным, но спорить не стал: пусть ее резвится, заняться-то все равно нечем! Кроме того, это было не его ума дело и не его проблема: с некоторых пор обязанность по удовлетворению желаний этой сумасбродной особы лежала на Быкове, чем тот, кажется, был вполне доволен.
Говорливый и жуликоватый с виду погонщик приглянувшегося госпоже Быковой верблюда установил ее в наиболее, по его мнению, выигрышную позицию, дал в руку богато изукрашенный повод и, не переставая сыпать неудобопонятными комплиментами, задним ходом убрался из кадра. Быков поднял фотоаппарат, намереваясь сделать снимок. И тут «корабль пустыни», до этого момента не имевший ничего против маленькой фотосессии, вдруг решил внести разнообразие в излишне мирный, предсказуемый и, следовательно, скучный ход событий. Возможно, ему чем-то не понравился Быков; возможно, его обидело вскользь оброненное Романом Даниловичем замечание по поводу его внешности («Ну и рожа у него все-таки», — сказал, наводя камеру, Ти-Рекс). Как бы то ни было, злокозненная двугорбая скотина в истинно верблюжьей манере выразила свое недовольство, с достойной лучшего применения меткостью плюнув в его предмет — то бишь в Быкова.
Этот акт неспровоцированной агрессии не обернулся для агрессора катастрофическими последствиями сразу по нескольким причинам. Во-первых, Быков успел уклониться, и меткий выстрел противника на деле оказался не таким уж и метким. Поэтому Роман Данилович, хотя и заметно осатанел, сумел сдержаться и не дал, как стало модным выражаться, «адекватного ответа на вызовы современности». Глядя в его мгновенно насупившееся лицо, Юрий успел во всех подробностях представить себе убитого кулаком верблюда, вопящего на всю пустыню погонщика, полицию и все прочее, без чего в подобной ситуации не обойтись при всем своем желании. В считаные доли секунды прокрутив в голове этот короткометражный триллер, Якушев ужаснулся, но тут Даша сказала: «Роман, не пугай животное». Она еще добавила, что девочек обижать нельзя; беглый осмотр выявил тот факт, что верблюд на самом деле является верблюдицей, и Быков отмяк, ограничившись ворчливым: «Бабы — они и в Африке бабы». Инцидент был исчерпан, и на память о нем остался лишь смазанный, нечеткий кадр (увертываясь от плевка, Данилыч машинально нажал на кнопку), который впоследствии был с шутками и прибаутками удален из памяти фотоаппарата.
Потом был восточный базар, на котором, помимо рубашки и соответствующего погодным условиям головного убора, Роман Данилович приобрел кальян и богато изукрашенный кинжал. С какой целью и даже каким образом были сделаны две последние покупки, Быков объяснить затруднился. «Как маленький, — вздохнув, сказала Даша, — на минуту нельзя одного оставить»; Якушев ограничил свои комментарии жизнерадостным ржанием — удержаться было просто невозможно, уж очень потерянный был у Данилыча вид. Кинжал, оказавшийся дешевой китайской подделкой, Ти-Рекс нечаянно сломал, опрометчиво решив проверить лезвие на упругость и слегка согнув двумя пальцами, а кальян торжественно презентовал гостиничному бою, который почему-то совсем не обрадовался столь щедрому подарку.
Потом Романа Даниловича обокрали. Это произошло в парке, где чета Быковых прогуливала свои организмы и набиралась экзотических впечатлений, пока Якушев торговался с владельцем гаража, где давали напрокат машины. Согласно свидетельским показаниям Даши, подтверждавшимся снятым ею видеороликом, Данилыч остановился, чтобы угостить печеньем зеленых мартышек, неисчислимые стада которых бродили по дорожкам и газонам парка, выпрашивая вкусненькое у немногочисленных прохожих. При виде умильно моргающих глаз и протянутых к нему черных, карикатурно похожих на человеческие ладошек простодушный Ти-Рекс, ранее наблюдавший обезьян только по телевизору да в клетке зоопарка, слегка растрогался. Почуяв слабину, хвостатые попрошайки облепили его с головы до ног — перебирали волосы, теребили уши, обследовали одежду, всеми доступными средствами выражая дружелюбие. Потом, когда печенье в пакете кончилось и банда удалилась на поиски новой жертвы, обнаружилось, что из карманов у Быкова пропали пачка сигарет и бумажник с небольшой суммой, выделенной женой на мелкие расходы. Паспорта, по счастью, лежали в Дашиной сумочке. На этот раз Даша воздержалась от комментариев, поскольку дело происходило у нее на глазах. «Не ходите, дети, в Африку гулять», — сказал по этому поводу Якушев и, не выдержав, все-таки расхохотался, хотя к тому времени им, строго говоря, было уже не до смеха.
Инструктируя Юрия перед вылетом из Москвы, генерал Алексеев не рекомендовал обращаться за содействием к местным властям и сотрудникам российских дипломатических миссий ввиду заведомой бесполезности таких обращений. Дипломаты в этой ситуации предпочитали придерживаться сформулированного еще древними римлянами принципа: где ты ничего не можешь, там ничего не должен хотеть, — а местные чиновники, если и знали что-то о судьбе пропавших россиян, ни в какую не желали делиться информацией. Излишне настойчивые расспросы могли спровоцировать их на какие-нибудь жесткие меры, которые, в свою очередь, помешали бы Юрию и Быковым выполнить поставленную перед ними задачу.
Поэтому действовать приходилось наугад, вслепую, основываясь на том немногом, что было известно о маршруте и планах исчезнувшей группы. Ростиславу Гавриловичу удалось по официальным каналам узнать, что специалисты, завербовавшиеся на строительство железной дороги, вылетели в Верхнюю Бурунду из ближайшего аэропорта рейсом частной авиакомпании, занимающейся местными перевозками. Регулярного сообщения с единственным расположенным на территории самопровозглашенного государства аэропортом Лумбаши не существовало — самолеты летали, когда в этом возникала необходимость и лишь в том случае, если выручка от продажи билетов окупала стоимость перелета.
Пытаясь повторить маршрут исчезнувшей группы, Быковы и Юрий наведались в аэропорт. Эта поездка оказалась напрасной: полеты в Лумбаши были прекращены на неопределенный срок без объяснения причин, и никакие доводы, даже финансового характера, не помогли. Это казалось тем более странным, что район, в котором располагался аэропорт Лумбаши, уже неделю назад был отбит правительственными войсками у вооруженных формирований президента М’бутунга. Когда Юрий, худо-бедно владевший несколькими иностранными языками, сообщил Быкову о нулевых результатах переговоров с администрацией аэровокзала и пилотами частны