ежит!
Юрий промолчал. Напоминать, что в здешних краях водятся зверушки, способные показать кузькину мать любому ловцу, не стоило: Роман Данилович знал это и без его напоминаний.
Догадливость генерала Алексеева если и не растопила лед до конца, то заставила его слегка подтаять. Господа топ-менеджеры вынужденно признали в нем равного себе если не по уровню благосостояния и осведомленности в хитросплетениях банковского дела, то, как минимум, по интеллекту, вследствие чего перестали корчить принцев крови и начали вести себя почти как нормальные люди. Теперь перед Ростиславом Гавриловичем сидел не офисный Змей Горыныч о трех головах, а три отдельных человека с российскими паспортами, московской регистрацией и, как водится у живых людей, массой разнообразных проблем, больших и маленьких, одну из которых они надеялись разрешить с помощью генерала ФСБ Алексеева. У них, как у всех простых смертных, имелись имена, и теперь, когда лед тронулся, Ростиславу Гавриловичу эти имена любезно сообщили. Среднюю голову самоликвидировавшегося сказочного дракона звали Алексеем Трофимовичем; левая называлась Дмитрием Семеновичем, а правая — Альбертом Эммануиловичем. Фамилий своих господа менеджеры не назвали, должностей тоже, и Ростислав Гаврилович отметил для себя этот факт как требующий всестороннего обдумывания.
Начавшимся ледоходом секретаршу, которая доставила в переговорную заказанные ранее чай и кофе, вынесло обратно в приемную, откуда она вернулась уже без кофе и чая, но зато с графином коньяка и крошечными хрустальными рюмками. Лимона не было, и генерал отдал должное как осведомленности господ банкиров, так и их разборчивости в выборе напитков: обычай заедать коньяк лимоном возник в нелегкие времена, когда под видом коньяка продавался низкокачественный коньячный спирт, и лимон был необходим, чтобы отбивать его неприятный, резкий привкус.
Смочив губы коньяком, который, с учетом количества выпитого, едва ли достиг пищевода, Алексей Трофимович вздохнул и вернулся к делу. Руки у него уже перестали дрожать, голос звучал ровно, уверенно и спокойно. Фразы он строил правильно, внесмысловых слов и междометий не употреблял и вообще говорил так, словно загодя написал свою речь на бумажке, выучил наизусть и тщательно отрепетировал — возможно, даже перед зеркалом.
— Пару месяцев назад, — говорил он, — к нам обратилось правительство республики Верхняя Бурунда, расположенной, как вы, должно быть, знаете, на севере Центральной Африки. Им понадобился кредит на сумму в пятьсот миллионов евро для возобновления разработок месторождения каменного угля, расположенного на территории этого молодого государства, и в самую первую очередь строительства железнодорожной ветки для его транспортировки. Я имею в виду, разумеется, транспортировку угля. Правлению банка был представлен на рассмотрение бизнес-план — это неотъемлемая часть стандартной процедуры, без которой клиент не получит ни цента, особенно когда речь идет о серьезной сумме. А полмиллиарда, согласитесь, сумма достаточно серьезная.
Ростислав Гаврилович молча наклонил голову в знак согласия. Его так и подмывало спросить, каким образом столь серьезную сумму выдали такому сомнительному клиенту, как правительство никому не известной, самопровозглашенной, только что возникшей буквально на голом месте африканской республики, но он промолчал: судя по всему, необходимую информацию ему намеревались предоставить и без наводящих вопросов.
— Бизнес-план был рассмотрен и признан грамотно составленным, реально осуществимым и сулящим впоследствии солидные прибыли, — продолжал Алексей Трофимович, грея в ладонях рюмку. — Вложения должны были окупиться в течение, самое большее, двух лет разработки месторождения, запасы которого эксперты оценили как весьма внушительные. Точных цифр я сейчас не помню, но речь в экспертном заключении шла о запасах, которые способны вывести Верхнюю Бурунду в число мировых экспортеров углеводородного сырья. Разумеется, я не говорю о нефтеносных регионах Северной Африки и Аравийского полуострова, — уточнил он, — но по части экспорта каменного угля, причем высококачественного, Бурунда обещала стать лидером среди стран своего континента.
Генералу отчего-то вдруг вспомнился некто Станислав Степанович Орешин — геолог, работавший в представительстве Международной независимой экспертной фирмы по оценке запасов полезных ископаемых и застреленный снайпером в московском кафе, где он, вооруженный осколочной гранатой и древним тульским наганом, удерживал заложников.
— Простите, — перебил он оратора, — а кто выдал экспертное заключение?
Алексей Трофимович оглянулся на коллег. Дмитрий Семенович развел руками, зато Альберт Эммануилович практически без задержки сказал название фирмы, добавив, что эта организация пользуется в профессиональных кругах довольно широкой известностью и заслуженным авторитетом. «Вот это и есть самое странное», — подумал генерал. Ему не нужно было сверяться с записями, чтобы убедиться: это та самая экспертная фирма, в которой работал Орешин. Впрочем, связь между Верхней Бурундой, экспертным заключением известной международной фирмы и диким коленцем, которое выкинул один из ее сотрудников под воздействием большой дозы психотропного препарата, пока была лишь предполагаемой, и Ростислав Гаврилович допускал, что ее на самом деле не существует.
— Понятно, — сказал он. — А что еще обещала вам Верхняя Бурунда?
— Простите, — помедлив, осторожно произнес Алексей Трофимович, — боюсь, я не понял вопроса.
Это было откровенным враньем: он все прекрасно понял, если только не был идиотом или не принимал за такового генерала ФСБ Алексеева.
— Что ж, я спрошу по-другому, в развернутой форме, — не стал обострять ситуацию Ростислав Гаврилович. — Запасы полезных ископаемых, наличие которых подтверждено солидным экспертным заключением, — это превосходно. Железная дорога — это тоже отлично, это прогресс, цивилизация и так далее… Но Верхняя Бурунда на момент выдачи кредита представляла собой сомнительное, никем не признанное новообразование, находящееся к тому же в состоянии гражданской войны. А сегодня, судя по обрывкам информации, которые доходят до нас из тех мест, это независимое государство вообще сократилось до размеров партизанского отряда, что, как я понимаю, вызывает у вас определенное беспокойство.
— Есть такое дело, — вздохнул молчаливый Дмитрий Семенович.
— А между тем, — продолжал генерал Алексеев, — нынешнее положение дел можно было прогнозировать еще тогда. По меньшей мере, как один из возможных вариантов. И все-таки кредит, как я понимаю, был выдан.
Алексей Трофимович молча осушил свою рюмку. Генерал был почти уверен, что он тут же нальет себе вторую, но Алексей Трофимович ограничился тем, что извлек из золотого портсигара тонкую сигариллу, щелкнул кнопкой массивной настольной зажигалки и окутался облаком густого табачного дыма с отчетливым запахом вишни.
— Выдача кредита, особенно крупного, — это всегда определенный риск, — подхватил выпущенное коллегой знамя Альберт Эммануилович. — Как, впрочем, и любая финансовая операция, будь то спекуляция на биржевом рынке или банальный обмен валюты. Кто не рискует, тот не выигрывает, и все, что мы можем, — это постараться свести риск до минимума. На момент заключения кредитного договора информация, поступавшая из Африки, не внушала особых опасений. Повсюду говорилось, что речь идет о молодой прогрессивной демократии, вопрос о признании которой международным сообществом находится в стадии рассмотрения специальной комиссией ООН. Риск представлялся минимальным, а стимул — как вы выразились, то, что обещала нам Верхняя Бурунда, — достаточно заманчивым. Клиент согласился на самую высокую из предлагаемых нашим банком процентную ставку по кредиту — это во-первых. Во-вторых, в случае невыплаты кредита высшее руководство республики обязывалось предоставить банку эксклюзивное право разработки своего угольного месторождения сроком на десять лет, о чем был составлен соответствующий договор. Ну и, наконец, в-третьих, банк оставил за собой право отозвать кредит задним числом в случае выявления заведомой неплатежеспособности клиента или ложности предоставленных им сведений.
— Ого, — сказал Ростислав Гаврилович. — Однако! Я, конечно, не специалист, но мне почему-то кажется, что это новое слово в банковском деле.
— Данный пункт договора целиком и полностью является заслугой нашего кредитного отдела в лице его руководителя Виктора Яковлевича Лисовского.
— Как-то это все, извините… м-да… — неопределенно пошевелив пальцами, произнес Ростислав Гаврилович. Подобрать подходящее слово, которое исчерпывающим образом выразило бы его мнение и в то же время не задело чувств собеседников, оказалось трудно.
— Отдает произволом? — пришел ему на выручку Альберт Эммануилович. — Не совсем порядочно?
— Это не я, — заметил генерал, — это вы сами сказали.
— Что и должно послужить свидетельством нашей полной откровенности, — снова вступил в беседу Алексей Трофимович, а молчаливый Дмитрий Семенович утвердительно кивнул, опять не раскрыв рта. — Видите ли, порядочность — категория нравственная, отраженная преимущественно в художественной литературе и потому не вполне конкретная. В банковском деле приходится руководствоваться другими категориями, и единственная этика, которая здесь приемлема, — этика деловая.
— Иными словами, деньги не пахнут.
— Случается по-разному. Но, если сделка не противоречит законам государства, на территории которого осуществляется, и нормам международного права, это действительно так. И потом, мы ведь финансировали не войну или, не к ночи будь помянут, какой-нибудь геноцид, а благое дело строительства железной дороги и возрождения экономики, мягко говоря, небогатой африканской страны. А поскольку, как вы совершенно справедливо заметили, платежеспособность этой молодой демократии, несмотря на все предоставленные свидетельства, вызывала у нас определенные сомнения, мы сочли необходимым подстраховаться всеми доступными нам средствами.