При ближайшем рассмотрении кокарда на его видавшем виды картузе оказалась железнодорожной — во всяком случае, так показалось Юрию. Продолжительные, в течение, самое меньшее, пяти минут расспросы позволили установить, что Якушев не ошибся: до начала активных боевых действий в этом районе его собеседник действительно служил на железной дороге в почетной должности путевого обходчика. Юрию также удалось выяснить, что на станции, где они пытались купить билеты на поезд, их не обманули: поезда действительно не ходили, ибо железнодорожное полотно в нескольких местах было сильно повреждено случайными попаданиями снарядов и взрывами фугасов, заложенных отрядами мятежников. На этом участке пути дрезина осталась единственным транспортным средством, которое могло с грехом пополам передвигаться по уцелевшим отрезкам колеи. В данный момент, добавил машинист, он перевозил людей, которые до вчерашнего дня жили в деревне двадцатью километрами восточнее этого места. Этой ночью деревню сожгли дотла; кто именно сжег, машинист не знал, поскольку те, кто это сделал, не сочли нужным представиться. Теперь уцелевшие ехали в дальнюю деревню, где у одних были родственники, а у других — просто знакомые, в надежде, что война туда не доберется.
О президенте М’бутунга почтенный железнодорожник отозвался нелестно — правда, только после того, как убедился, что повстречавшиеся ему на пути европейцы не имеют намерения присоединиться к армии повстанцев в качестве наемников. О специалистах из России, приехавших сюда на работу, он ничего не слышал, а когда Юрий спросил, где здесь строится железная дорога, посмотрел на него, как на умственно отсталого, и, ткнув длинным, как у пианиста, пальцем в насыпь у себя под ногами, сказал:
— Вот железная дорога.
Юрий потратил еще пару минут, втолковывая, что его интересует новая дорога — та, которую недавно начал строить президент М’бутунга.
— М’бутунга строить дорога? — с веселым изумлением переспросил африканец, поняв наконец, чего от него добиваются, но явно не веря своим ушам. Обернувшись к своим попутчикам, он что-то сказал на местном наречии — судя по проскочившему где-то в середине фразы слову «М’бутунга», объяснил, что ищут в этом диком краю чудаковатые иностранцы. Пассажиры встретили его слова дружным смехом, который сказал Якушеву больше, чем самые пространные объяснения и самые веские доводы. — Нет другой дорога, — снова повернувшись к нему, сказал машинист дрезины. — Вот железная дорога. Другой нет. Совсем нет.
На прощание Юрий презентовал ему полпачки сигарет и сунул несколько местных купюр, которые были приняты с охотой и подобающими случаю изъявлениями благодарности, но без недостойной поспешности. На дрезине было человек пять детей разного возраста — черненькие, глазастые, они, одинаково приоткрыв рты, с изумленным любопытством разглядывали незнакомцев. Незамедлительно расчувствовавшаяся Даша вывернула наизнанку свой рюкзак и сунула в руки самому старшему из них весь имевшийся у нее в наличии запас шоколада — три основательно подтаявшие плитки. Из-за них на дрезине немедленно началась шумная потасовка. Кто-то из старших резким гортанным окриком призвал малолетних дебоширов к порядку. Немолодая африканка в просторной, до земли, юбке и линялой розовой футболке с надписью «Crazy Frog» и портретом указанного персонажа на груди, сверкая зубастой улыбкой, вручила Даше гроздь мелких бананов и средних размеров тыкву, после чего дрезина укатила, оглушительно треща мотором и стреляя сизым дымком выхлопа. Люди на ней махали им руками и что-то оживленно, со смехом обсуждали между собой — наверное, их все еще забавляла глупость приезжих, проделавших такой длинный путь в поисках того, чего никогда не существовало.
Даша молча отломила от грозди банан, снова уселась на рельсы и стала жевать, поглядывая по сторонам, с таким видом, словно приехала на скучноватую экскурсию. Юрий пересказал содержание разговора, которое его спутники в общих чертах поняли и так, без перевода.
— Не знаю, — добавил он от себя, — может быть, мы начали не с того конца. Возможно, этот твой Машка решил тянуть дорогу от шахты. Начни он строить здесь, практически на линии огня, это было бы рискованно. А если начать с противоположной стороны, это будет, конечно, дороже и хлопотней, зато опасности почти никакой. И фактор времени в этом случае работает на него: авось международное сообщество спохватится, оценит его мирный, созидательный труд на благо народа Верхней Бурунды, признает ее независимость, приструнит политических оппонентов и введет сюда миротворческий контингент, чтобы никто не мешал господину президенту довести до конца строительство.
— Может, и так, — подумав, мрачно буркнул Роман Данилович, — а может, и нет. Леший его разберет, этого прощелыгу! Может, он и не думал ничего строить. Видал, как они над нами ржали? Как будто ты спросил, где тут у них ближайший пятизвездочный отель или, к примеру, завод дирижаблей!
— Ну, как это «не думал»? — возразил Юрий. — А строители наши ему тогда зачем понадобились?
— А я знаю? Может, он их в банановые листья завернул, на углях испек и сожрал. С него, проходимца, станется! Вот никогда я его не любил. Как знал, честное слово! Еще в училище сто раз хотел эту черную рожу набить, да все сдерживался, уговаривал себя: нельзя, мол, расизм! А может, если б вовремя в бубен настучал, там, внутри, что-нибудь на место встало бы…
— Слушай, Юрка, — с истинно женской мудростью проигнорировав не несущую смысловой нагрузки воркотню Ти-Рекса, сказала Даша, — а ты уверен, что они были?
— Кто? — не понял Якушев.
— Да эти твои… строители!
Юрий посмотрел на нее. Даша сидела на рельсе, обняв одной рукой полосатую грушевидную тыкву, и с рассеянным видом вертела перед собой банановую кожуру.
— Вы, ребята, перегрелись, что ли? — спросил он, обращаясь к обоим Быковым сразу. — У одного дороги не было, у другой — строителей… Ладно, не будем трогать выпуски новостей, в них действительно чего угодно могли наплести. Но здешние официальные власти не отрицают, что наши строители сюда прибыли и отправились на частном «Дугласе» в Лумбаши…
— А это кто тебе сообщил — местные власти или твой генерал? — лениво поинтересовался Быков.
— Ну, знаешь, Данилыч, это уже слишком! — не вытерпел Юрий. — В конце концов, я вас сюда на аркане не тащил…
— Ну, ладно, ладно, — явно почувствовав, что перегнул палку, миролюбиво пробасил Быков. — Твоя правда, так до чего угодно можно договориться: что черное — это белое, что приказы должны выполняться только после широкого обсуждения и всеобщего тайного голосования и что строители эти сами во всем виноваты — их, как и нас, силком сюда никто не гнал. Что делать-то станем, Юрок?
Юрий без необходимости огляделся по сторонам, словно ожидая, что из пыльных придорожных кустиков сейчас выйдет генерал Алексеев в парадном мундире со всеми регалиями и даст четкие указания по поводу дальнейших действий группы. Вместо его превосходительства из кустов с шумом выпорхнула какая-то пестрая, ярко окрашенная птаха и, испуганно молотя крылышками, стремглав унеслась прочь. Непривычно огромный, уже начавший приобретать малиновый закатный оттенок шар солнца мало-помалу клонился к потемневшему горизонту, на фоне нежно-бирюзового неба четкими, словно вырезанными из темной бумаги силуэтами выделялись плоские кроны черных акаций.
— Укрытие надо искать, — сказал он.
— Это понятно, — нетерпеливо кивнул Быков. — На открытом месте, да еще и без оружия, ночевать негоже. Того и гляди, съедят — не львы какие-нибудь, так местные интернационалисты без расовых предрассудков. Под шкурой-то мясо у всех одинаковое!
— Что ты заладил: съедят да съедят, — отмахнулся Якушев.
— Опасаюсь, — сообщил Быков таким тоном, что плохо знающий его человек, пожалуй, мог бы поверить в искренность этого заявления. — Эх, надо было у этих, на дрезине, автоматы отобрать! Ну хотя бы один!
— Представляешь, сколько они за эти стволы отдали? — возразил Юрий. — Небось последнюю скотину со двора увели…
— А зачем? — немедленно спросил Быков. — Зачем крестьянину автомат, если скотины не осталось? Не знаешь? Я тебе скажу. Чтобы соседей грабить — вот зачем. Политэкономия! Ладно, не нам их учить, наше дело маленькое — ночь до утра скоротать и проснуться там, где легли, а не в чьем-нибудь брюхе. А дальше-то что?
— Я бы еще поискал, — сказал Юрий. — Если не согласны, возвращайтесь. А я планирую осмотреть эти знаменитые копи — может, наши люди где-нибудь там, дожидаются, когда пальба кончится. По дороге загляну в этот их аэропорт. Это крючок, но небольшой, всего километров сто — сто двадцать…
— Правильно, — одобрил этот не блещущий оригинальностью замысла план Быков. Предложение вернуться домой, пока не стало поздно, он спокойно проигнорировал, сделав вид, что не слышал; впрочем, ничего иного Юрий от него и не ждал. — Для бешеной собаки сто верст — не крюк. Почему не заглянуть, раз все равно по дороге? В здешнем аэропорту самолеты, поди, раз в месяц садятся, и то не всегда. А тут — целый «Дуглас», да еще с иностранцами! Диспетчер их наверняка запомнил. Может, подскажет, куда их повезли. А там — как карта ляжет.
— Уважаю, — ухмыльнулся Юрий. — Мало того что политэконом и антрополог, так еще и стратег!
— Правильно, — горделиво напыжился Ти-Рекс. — Это как у Жюль Верна, помнишь? Там у него в каждой экспедиции, в каждой компании обязательно есть какой-нибудь эрудит с энциклопедическим образованием, который все на свете знает и всем растолковывает, что к чему, как оно называется и с чем его едят. Этот, как его, черта… Паганель!
Даша поперхнулась бананом.
— Да, — под доносящийся с заднего сиденья «Лендровера» сдавленный хохот пополам с кашлем уважительно произнес Якушев, — что Паганель, то Паганель. Ну просто вылитый. Только сачка для бабочек не хватает…
С этими словами он уселся за руль и принялся терзать стартер, запуская уже успевший остыть и оттого ставший особенно норовистым движок. Юрий действительно был впечатлен: он никогда бы не подумал, что грозный Ти-Рекс не только читал, но, оказывается, еще и хорошо помнит книги Жюля Верна.