Когда он наконец добрался до крайней лачуги, стало немного легче: тени тут хватало, и перемещаться можно было почти свободно. Стремительными бесшумными бросками пересекая освещенные участки, Роман Данилович продвигался от укрытия к укрытию, держа путь в центр поселка, к беленому домику под полосатым, пестрым, как оперение местных птиц, верхнебурундийским флагом. В домике, судя по замеченной днем антенне, находилась довольно мощная портативная рация. Освободить заложников — это только полдела; их еще нужно вывезти за пределы опасной зоны, и делать это намного удобнее, когда преследователи хотя бы временно лишены возможности поднять гвалт на весь эфир.
Очутившись в тени стоящего у штаба старого микроавтобуса, он снова вынул из ножен нож. Воздух с сердитым змеиным шипением устремился вон из проколотой шины; за первой покрышкой последовала вторая, за второй третья. Сидя на корточках, Быков как раз примеривался к четвертому колесу, когда в плечо ему неожиданно ткнулось что-то холодное и мокрое. Вздрогнув, он обернулся так резко, что напугал подошедшую познакомиться тощую дворнягу. Пес отпрянул, присев на задние лапы, но тут же успокоился и, энергично виляя хвостом, вернулся к обнюхиванию одежды повстречавшегося на улице человека, явно рассчитывая получить что-нибудь съестное. Поднимать шум он, похоже, не собирался, то ли будучи от рождения миролюбивым балбесом, то ли за неимением имущества, которое стоило бы охранять. Быков дружески потрепал его по холке свободной рукой и немедленно об этом пожалел: пса повело резвиться, и на него пришлось грозно цыкнуть, чтобы он перестал скакать, толкаться передним лапами и клацать челюстями, делая вид, что хочет укусить.
Пока они возились, из-за угла штаба неторопливо вышел часовой. Он шел, положив ладони на висящий поперек груди автомат, непринужденно попыхивал сигаретой и время от времени протяжно зевал на всю деревню. Пес, виляя хвостом, подбежал к нему, получил пинка и, поджав хвост, скрылся в темноте. Дав часовому свернуть за угол, в тень, Ти-Рекс беззвучно отделился от кузова микроавтобуса и последовал за ним. Во мраке послышалась короткая возня, глухой шум опустившегося на землю тела, и вскоре Быков снова появился на освещенном луной пятачке перед беленым штабным домиком, на ходу вытирая о штанину лезвие ножа.
В штабе он пробыл ровно две минуты. За это время здешнее поголовье «бурундуков» сократилось еще на три особи, портативная радиостанция была выведена из строя, а Роман Данилович лишился ножа. Нож был трофейный, добытый вместе с грузовиком в бою с грабившими деревню мародерами. Он имел вороненое лезвие с зазубренной спинкой и удобную рукоятку; с виду это был добрый профессиональный клинок известной марки, а на деле оказался дешевой подделкой, часть которой навеки осталась в теле дремавшего на боевом посту радиста.
Покинув штаб через окно, Роман Данилович сверился с навигатором и свернул в короткую боковую улочку. Ориентироваться по показаниям прибора слежения было сложно: для спутника, с которого на навигатор транслировался сигнал радиомаяка, отделявшее Быкова от источника сигнала расстояние практически равнялось нулю, и ему пришлось некоторое время возиться с кнопками, прежде чем удалось изменить масштаб изображения и понять, в какую сторону двигаться.
Наконец стрелка, обозначавшая его местоположение, уткнулась в мерцающий красный кружок. К этому времени Ти-Рекс уже и без навигатора обнаружил цель — приземистое длинное строение под просевшей тростниковой крышей, у входа в которое дремал на шатком трехногом табурете вооруженный «бурундук». Шнурки на его высоких армейских ботинках были развязаны, чтобы дать отдых ногам; рядом с табуретом на земле тускло светился керосиновый фонарь, вокруг белела россыпь окурков. Романа Даниловича эта картина не удивила и не возмутила: ничего иного он и не ждал, потому что солдаты разбитой, превратившейся в шайку грабителей армии повсюду ведут себя одинаково.
Часовой умер, не успев проснуться. Ти-Рекс аккуратно оттащил его в тень и, поскольку не имел при себе фонарика, завладел осиротевшим фонарем. Несмотря на серьезность ситуации, его губы тронула легкая усмешка: фонарь оказался китайский, точь-в-точь такой, какой они с Дашей видели в хозяйственном отделе супермаркета примерно за месяц до возымевшей столь далеко идущие последствия драки на речном берегу. Правда, корпус того фонаря был оранжевого цвета, а этот — синего, но на этом различия кончались. Регулируя фитиль, Роман Данилович неожиданно для себя задался совершенно неуместным, несвоевременным вопросом: интересно, а в здешних больших городах уже есть чайна-тауны или их появление — дело не столь отдаленного будущего?
К его некоторому удивлению, входная дверь оказалась незапертой. Очевидно, помещение, в котором содержали заложников, было в этом доме не единственным; остальные могли использоваться для каких-то других целей, допускавших свободный доступ личного состава. Кроме того, причина отсутствия наружного запора могла крыться в самих пленниках. Роман Данилович относился к штатским с легким пренебрежением и был уверен, что настоящих мужиков среди них раз, два и обчелся. Согнали, как овец, в загон, пригрозили автоматом, они и сидят себе тихонечко, ждут, когда придет российский консул, возьмет их за ручку и отведет домой. На что их, таких, запирать?
Очутившись в узком неосвещенном коридоре, он снова достал навигатор и дал на дисплей максимальное увеличение. От этого ничего не изменилось: белая стрелка и красный кружок по-прежнему накладывались друг на друга, напоминая схематическое изображение какого-то диковинного кровососущего насекомого.
— Вот мы и дома, — чуть слышно пробормотал Роман Данилович и толкнул ближайшую дверь.
Он рассчитывал попасть в некое подобие караулки с решеткой в дальнем углу, за которой вповалку спят изнуренные пленом заложники. Вместо этого он очутился в довольно просторном помещении, заставленном двухъярусными деревянными нарами. Его встретил многоголосый храп и плотный, влажный смрад, в равных пропорциях сочетавший в себе запахи немытых ног, потных подмышек и прочие ароматы, источаемые множеством тел, давно не знавших мочалки, мыла и проточной воды. Уже предчувствуя неладное — уж очень гладко все начиналось и слишком странно выглядело теперь, в конце, — он поднял над головой фонарь и первым делом увидел в паре метров от себя чьи-то блестящие, широко открытые глаза.
Какое-то время Роман Данилович пребывал в замешательстве, будучи не в силах понять, почему видит не лицо целиком, а только эти вытаращенные, будто от испуга, глаза. Но это длилось недолго, всего лишь долю секунды; в следующее мгновение он заметил тусклый блеск вороненых казенников, небрежно брошенную на сколоченный из досок стол портупею с кобурой, висящее на гвозде кепи с пестрой кокардой и понял, что глаза существуют не сами по себе, а расположены на черной «афроафриканской» физиономии.
Обладатель этой физиономии смекнул, что к чему, практически одновременно с Ти-Рексом. Наполненный храпом, сопением и запахами казармы полумрак прорезал панический вопль, такой пронзительный, что, должно быть, всполошил всю округу. За спиной у Быкова, в коридоре, раздался ответный встревоженный крик, затопали бегущие ноги. Сшибая едва начавших подниматься с нар, не успевших окончательно проснуться людей, Роман Данилович бросился в глубину помещения. На бегу он швырнул в стену фонарь и с разбега прыгнул в занавешенное циновкой окно.
Он вывалился наружу вместе с облаком пыли и соломенной трухи, упал на землю, перекатился через плечо, вскочил и, сорвав с пояса гранату, точным броском отправил ее в озаряемый сполохами начинающегося пожара оконный проем.
Снаружи послышались шаги, говорящие на непонятном местном наречии голоса. В узких щелях по периметру двери замелькал свет, лязгнул отодвигаемый засов, и сейчас же прямо в глаза, заставив зажмуриться, ударили ослепительно яркие лучи двух фонарей. Один из караульных остался у двери, направив внутрь импровизированной тюрьмы фонарь и держа наготове автомат, а другой вошел в дом и начал бродить из угла в угол, переступая через лежащих на земляном полу людей, заглядывая им в лица и явно кого-то выискивая. Юрий догадывался кого, но лежал неподвижно, вовсе не горя желанием облегчать тюремщикам жизнь.
Часы у него, разумеется, отняли, но, судя по всему, на дворе стояла глубокая ночь. Происходящее в этот глухой полуночный час шло вразрез с ожиданиями и планами Юрия Якушева. Такая неожиданная побудка при отсутствии стрельбы и переполоха в лагере не сулила ничего хорошего, но он был рад хоть какому-то развитию событий: при всем сочувствии, которое он испытывал к попавшим в «бурундуковый» плен соотечественникам, они уже успели порядком ему надоесть.
Михаила Саранцева, ради которого изначально и затевалась эта спасательная экспедиция, среди заложников не оказалось. Выяснить, что с ним стряслось, Юрию удалось далеко не сразу: обитатели каменного сарая не желали отвечать на вопросы, у них хватало своих собственных, на которые, как им казалось, мог ответить их новый сожитель. Один из этих умников, ухитрившихся завербоваться на несуществующую стройку в придуманной весельчаком Машкой стране, слегка позабавил Якушева, заподозрив в нем сотрудника российской дипломатической миссии. Другой первым делом спросил, когда им выплатят неустойку по контракту; короче говоря, в первые десять минут у Юрия сложилось совершенно определенное ощущение, что этих специалистов президент М’бутунга набрал в каком-то подмосковном интернате для умственно отсталых.
Разумеется, это было не так. Больше всех, как водится, шумели именно те, кому нечего было сказать и кто был напуган сильнее остальных. Таких набралось немного, всего человека четыре или пять, и, когда они притихли, утомленные собственным галдежом, Якушев сумел худо-бедно разобраться в обстановке.
Ему рассказали, что Саранцева отделили от группы в первые же минуты пребывания на земле Верхней Бурунды. Его усадил в джип, сославшись на острую производственную необходимость, и увез в неизвестном направлении какой-то лощеный хлыщ в военной форме, по виду — чистокровный араб. Остальных доставили в насквозь пропыленный поселок на границе саванны и разместили в тростниковых хижинах без элементарных удобств. В тот же день с ними встретился господин президент, который на довольно правильном, хотя и с сильным акцентом русском языке выразил искреннюю радость по поводу их прибытия и столь же искреннюю скорбь по поводу трагической гибели их товарища, по неосторожности угодившего в зубы крокодилу во время осмотра района будущего строительства. Ввиду этого, сообщил огорошенной таким известием публике господин президент, начало работ откладывается — временно, до тех пор, пока упомянутый район не будет полностью очищен от хищников силами армейских подразделений и местных охотников. В заключение своей короткой речи его превосходительство выразил надежду на то, что имевший место прискорбный инцидент никоим образом не повлияет на перспективы дружбы и сотрудничества великой России и молодой африканской республики, после чего удалился.