ыстрела одна из стоявших под навесом бочек загорелась. Пламя быстро набрало силу, осветив дно котловины мрачным багровым заревом; потом бочка взорвалась с глухим кашляющим звуком, окатив весь штабель волной жидкого пламени. Вскоре бочки стали взрываться одна за другой и сразу по нескольку штук, над котловиной поднялся столб дымного пламени с грибовидной клубящейся шапкой наверху; в лагере стало совсем светло, и, отложив винтовку с ночной оптикой, Быков взялся за пулемет.
Получив мощную огневую поддержку с господствующей высоты, Якушев прекратил огонь, выдернул чеку из реквизированной у мертвого пулеметчика гранаты, бросил стальное яйцо на переднее сиденье «хаммера» и, прихватив автомат, выпрыгнул из кузова. Грузовик уже медленно катился вглубь лагеря со стороны ворот; за рулем, пригнувшись к самой баранке, сидела Даша. Наперерез ей откуда-то выскочил джип; стоящий в кузове солдат навел на грузовик пулемет, но Быков со своего наблюдательного пункта вовремя заметил опасность и переключился на новую цель. Ветровое стекло джипа рассыпалось миллионом осколков, убитый пулеметчик на ходу вывалился из кузова; мертвый водитель уронил голову на кнопку клаксона, потом завалился на бок, все еще продолжая цепляться за руль, и джип, описав крутую дугу, врезался в штабель горящих бочек. Сидевший рядом с водителем пассажир успел выпрыгнуть из машины за секунду до столкновения; срезав его короткой автоматной очередью, Юрий запрыгнул на подножку грузовика и едва не лишился глаза, почти напоровшись на ствол выставленного в окно пистолета.
— Нихт шиссен! Гитлер капут! — крикнул он, на мгновение предвосхитив выстрел. — Гони прямо и направо.
— Рада тебя видеть, — серьезно сообщила Даша, убирая пистолет и дергая рычаг переключения скоростей.
— А уж как я рад, ты себе просто не представляешь, — честно признался Якушев. В крыло машины с лязгом ударила пуля, левая фара разлетелась с печальным звоном и погасла. Держа автомат одной рукой, Юрий дал короткую очередь, и не успевший нырнуть в укрытие стрелок мешком пятнистого тряпья повалился на землю. — Вон туда, — уточнил Юрий, указав направление дымящимся стволом, — за тот навес.
Натужно ревя мотором, грузовик обогнул навес, осветив фарами каменный сарай с двумя часовыми у двери.
— Разворачивайся! — крикнул Якушев Даше и, спрыгнув с подножки, дал длинную очередь от бедра.
Один из часовых упал, другой, бросив автомат, метнулся за угол и скрылся в темноте. По всему лагерю грохотали взрывы — расстреляв пулеметную ленту, Быков упражнялся в метании гранат. Невидимые в темноте черные стальные яблоки одно за другим падали с ночного неба и лопались, сея вокруг смерть и разрушение. Грузовик развернулся, задев один из опорных столбов навеса и завалив все сооружение, и задним ходом пополз к каменному строению тюрьмы. Юрий сбил замок и, распахнув дверь, крикнул в темноту:
— Все в машину, живо!
— Вот это, как я понимаю, и называется «началось», — сказали оттуда. — Уж началось так началось!
— Что происходит? — с опаской поинтересовался другой голос.
— Встреча на высшем уровне, — потихоньку сатанея, сообщил Якушев. — Прибыли наши дипломаты: консул, помощник консула, атташе по культуре, военный атташе — словом, вся королевская рать. Они велели вам передать, что, если не начнете шевелить ж…, посольский лимузин уедет без вас.
Договаривал он, уже подсаживая первого из освобожденных заложников в кузов. Через минуту грузовик тронулся и, освещая путь уцелевшей фарой, устремился в сторону ворот. Взрывы уже прекратились — видимо, у Быкова кончились гранаты, — да и стрельба понемногу стихала. По грузовику два или три раза стреляли из темноты; Юрий отвечал короткими очередями, ориентируясь по вспышкам дульного пламени, а когда магазин опустел, выбросил ставший бесполезным автомат. Все вокруг горело и дымилось. Держась за кронштейн, на котором почему-то отсутствовало зеркало, Юрий вглядывался в этот воняющий соляркой и тротиловым дымом черно-багровый ад в поисках потенциальной угрозы: ему не хотелось, чтобы дело сорвалось в самом конце, а уж узнавать, что с ним сделает Данилыч, если он не убережет Дашу, не хотелось и подавно.
Быков запрыгнул на соседнюю подножку уже за воротами. Поглядев поверх кабины на его лоснящуюся черную физиономию, Юрий не удержался и фыркнул.
— Ну и рожа у тебя, Данилыч, — сказал он.
— На свою полюбуйся, — буркнул Ти-Рекс и, постучав ладонью по крыше кабины, обратился к жене: — Водитель, жми на всю катушку! Плачу два счетчика!
В лагере опять что-то взорвалось, и, обернувшись, Юрий увидел на фоне посветлевшего неба поднимающийся над покосившейся сторожевой вышкой новый столб черного дыма.
Глава 24
Писарь снял парик и темные очки, кривясь, обобрал с лица накладную растительность и с мстительным удовольствием швырнул ком чужих волос в угол, где стояла мусорная корзина. На лету ком распался; парик и борода упали на пол, а рыжие усы повисли на краю корзины, напоминая присевшую отдохнуть диковинную бабочку.
— Ну-с, — весело потирая ладони, обратился Писарь к мрачно наблюдающему за ним Пьеру Мари М’бутунга, — пожалуй, приступим.
— Не буду мешать, — пожав плечами, сказал африканец. — Номера счетов, коды доступа, пароли — все у тебя. Я сделал все, как ты хотел, теперь твоя очередь. Отдай мне передатчик, и я уйду.
— Не так скоро, — возразил Писарь, присаживаясь к столу и включая ноутбук. — Откуда я знаю, какой еще фокус могла придумать твоя хитрая африканская голова? Вдруг на флэшке ничего нет или на счетах, которые там указаны, пусто? Нет, приятель, ты уйдешь только после того, как все денежки до последнего цента будут перечислены на мой счет. Компрене ву?
За открытым окном шумел, гудел клаксонами и вонял выхлопными газами Лагос. Грязноватая занавеска на окне колыхалась, впуская в номер горячий сквозняк. Швырев, пыхтя и утирая потную унтер-офицерскую физиономию мятым носовым платком, протопал мимо стула, на котором сидел М’бутунга, и закрыл окно, а потом, дотянувшись до свисающего с потолка на грязном шнуре выключателя, врубил вентилятор. Деревянные лопасти завертелись, набирая обороты и с шелестом рассекая воздух. Солнце уже показалось из-за угла соседнего высотного здания, осветив часть номера, и там, куда падали его лучи, предметы, казалось, готовы были задымиться. Швырев задернул тяжелые пыльные шторы, и номер погрузился в горячий зеленоватый сумрак. Он был дешевый, без кондиционера, да и отелю, на который пал выбор Писаря, было очень далеко до «Хилтона». М’бутунга догадывался, что причиной этого выбора стал отнюдь не недостаток средств: дорогие гостиницы в наше высокотехнологичное время буквально утыканы следящими видеокамерами как снаружи, так и внутри, а Писарь явно не претендовал на роль телезвезды.
Из этого, между прочим, следовало, что он опять затевает что-то недоброе: в противном случае ему незачем было бы так старательно шифроваться. М’бутунга не без оснований подозревал, что, получив деньги, Писарь захочет от него избавиться — не отпустить, как обещал, а оставить плавать в луже собственной крови на грязном полу в номере третьеразрядной гостиницы, где подобные вещи наверняка не раз случались в прошлом и еще не раз произойдут в будущем.
Дав компьютеру загрузиться, Писарь вставил в гнездо серебристый гладыш дискового накопителя, час назад извлеченного из депозитной ячейки в банковском хранилище. Визит в банк прошел без сучка и задоринки. Как и обещал, Писарь подстраховался, сделав бывшему деловому партнеру инъекцию психотропного препарата, состряпанного человеком, которого он называл Алхимиком. Следуя полученным от Писаря подробным инструкциям и чувствуя себя ходячим неодушевленным предметом, М’бутунга произвел все необходимые манипуляции со сканером и ячейкой. Деревянной походкой выйдя из хранилища, он покорно отдал своим тюремщикам невзрачную с виду вещицу, стоимость которой равнялась двумстам пятидесяти миллионам евро за вычетом какой-то мелочи, которую его бывшее превосходительство успел истратить в последние недели своего президентства. Теперь действие препарата прошло, оставив на память о себе тупую ноющую головную боль и сухость во рту. Способность мыслить вернулась, но толку от этого было немного: драгоценная флэшка перешла в собственность Писаря, и вернуть ее не было никакой возможности.
На экране ноутбука появилось диалоговое окно.
— Швырев, подожди за дверью, — не оборачиваясь, скомандовал Писарь. — Нет, постой. Совсем забыл спросить: как поживает наш хвост?
— Уже никак, — сообщил Швырев. — Острая сердечная недостаточность; раз — и ты уже на небесах. Так, наверное, до сих пор в кафе и сидит… остывает вместе с кофе.
— Это хорошо, — одобрительно кивнул Писарь. — Молодец, отчетливо сработал.
— Алхимик молодец, — в интересах истины уточнил майор. — Мне-то что, мне не привыкать…
— Хвост, хвост, — барабаня пальцами по столу, задумчиво произнес Писарь. — Интересно, кто его нам навесил? Он точно был один, ты проверял?
— Не привыкать, — повторил Швырев, слегка уязвленный недоверием начальства.
— Ну ладно, баба с воза — кобыле легче. Все равно через полчаса нас здесь не будет. Ступай, побудь немного в коридоре.
Швырев вышел, напоследок одарив африканца недобрым, предостерегающим взглядом. По-прежнему не оборачиваясь, Писарь вынул из кармана и, подняв на уровень плеча, продемонстрировал своему пленнику передатчик, выглядевший как простая шариковая ручка в металлическом корпусе.
— Сиди смирно, — сказал он. — У меня нет охоты заканчивать дело в комнате, забрызганной твоими мозгами.
М’бутунга снова пожал плечами и, вынув из нагрудного кармашка просторной белой рубахи с широкими длинными рукавами пачку сигарет, неторопливо закурил. Писарь уже скопировал содержимое флэшки в буфер обмена и теперь устанавливал связь через Интернет с сервером банка. В тишине слышалось только мягкое постукивание его указательного пальца по сенсорной панели компьютера; потом негромко застрекотали перебираемые ловкими пальцами клавиши.