ся. Правда, отель тогда был побогаче и за столом сидел не русский проходимец, а его земляк и личный секретарь, даже не подозревавший, что через секунду перестанет дышать. Но все остальное было точь-в-точь как тогда, даже город был тот же. Да, это был явный повтор, но Пьер Мари М’бутунга не видел в этом ничего плохого. В отличие от Писаря, он не имел склонности изобретать велосипед каждый раз, когда возникает желание прокатиться, и не видел никакого смысла в том, чтобы с помощью хитроумных, никогда не повторяющихся трюков придавать видимость искусства таким простым вещам, как грабеж и убийство.
Пистолет коротко плюнул дымком, и светящийся экран ноутбука украсился кровавыми брызгами, которые на его фоне казались почти черными. Мертвое тело с глухим шумом свалилось со стула, простреленная голова, ударившись об пол, стукнула, как деревяшка. М’бутунга одну за другой всадил в ноутбук четыре пули. Во все стороны полетели осколки пластмассы, брызнули искры, из корпуса ноутбука выплеснулся язык коптящего пламени, которое тут же погасло, и комната начала наполняться едким, пахнущим горелой изоляцией дымом.
Пьер Мари М’бутунга отыскал в кармане у Швырева ключ от взятой напрокат машины, спрятал за пояс пистолет, надел кепи, повернув его козырьком назад, чтобы прикрыть шрам, забрал из шкафа полупустую дорожную сумку с немногочисленными вещами и французским паспортом и вышел из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Они прибыли к месту встречи минута в минуту, но, похоже, все-таки опоздали. Прямо на тротуаре около кафе стоял микроавтобус скорой помощи. Его сирена молчала, но яркие даже при полуденном свете проблесковые маячки на крыше продолжали вращаться. На веранде под полосатым тентом и на тротуаре вокруг собралась толпа зевак. Раздвигая ее, из кафе вышли санитары с носилками, на которых лежало прикрытое простыней тело. Из-под простыни свешивалась, покачиваясь, как маятник, рука — не темно-шоколадная, как у местных жителей, а просто загорелая, принадлежавшая, скорее всего, европейцу.
«Скорая» уехала, толпа начала рассасываться, и напарники наконец получили возможность подняться на веранду, где была назначена встреча со связным генерала Алексеева. Темнокожий официант торопливо прибирал посуду со столика, за которым, судя по всему, сидел человек, которого только что вынесли отсюда ногами вперед. На краю стола лежала свернутая газета. Это была «Таймс» с портретом королевы Елизаветы на первой странице — та самая, по которой они должны были узнать связного.
Усевшись за свободный столик, они заказали кофе. Прежде чем официант умчался выполнять заказ, Юрий спросил, что здесь произошло. Официант ответил, что человек умер от сердечного приступа. Белый человек, европеец, сидел вон за тем столиком, читал газету и потягивал тоник со льдом. Потом, как показалось окружающим, задремал, а когда официант подошел к нему, чтобы разбудить и получить по счету, оказалось, что бедняга мертв.
— Вот те на — душ из говна, — пользуясь отсутствием жены, огорченно выругался Роман Данилович. — Стоило тащиться в такую даль… Ну и что теперь?
Якушев пожал плечами. С освобожденными заложниками они расстались позавчера, передав их с рук на руки российскому консулу, который, судя по хмурому и озабоченному выражению лица, был этому не особенно рад. К счастью, деваться ему было некуда — стараниями генерала, которому Юрий позвонил из первого же места, где нашелся телефон, на местную дипмиссию основательно надавила Москва, — и незадачливые строители верхнебурундийской железнодорожной магистрали благополучно отбыли к родным пенатам. Тем же рейсом к пенатам отправилась Даша: переходя границу, они нарвались на патруль, и в перестрелке ей оцарапало бок. Рана была пустяковая, но Роман Данилович твердо заявил, что на этом пора поставить точку, и остался глух к уговорам, аргументам и даже слезам, чем и заслужил полное одобрение Юрия.
Сбыв господ инженеров и техников с рук, Якушев снова позвонил генералу, доложив, что все в полном порядке и что фотоаппарат с доказательствами смерти Михаила Саранцева будет передан его превосходительству сразу же по возвращении группы в Москву. Ростислав Гаврилович слегка огорошил его, попросив не торопиться с отъездом. «Надо бы заглянуть в Лагос, — сказал он. — Мы тут раскопали кое-какую информацию об этом М’бутунга. Оказывается, он был завербован нашими спецслужбами еще во время учебы в Рязанском училище. Тогда как раз планировалась одна масштабная операция с дальним прицелом — такая, знаешь ли, отрыжка имперской политики, попытка укрепить наше влияние в Африке путем создания марионеточных государств. Денег в эту дурацкую затею вбухали уйму, а кончилось все, как ты понимаешь, полным пшиком. Не спрашивай как, но нам удалось выяснить, кто был в ту пору куратором вашего Машки. Так вот, на днях этот тип спешно убыл в Африку, о которой ему давно полагалось бы забыть. Есть подозрение, что эту аферу с кредитом они провернули вдвоем. Я пустил за ним своего человека. Он будет ждать тебя в Лагосе и передаст более полную информацию — сам понимаешь, разговор нетелефонный. Дальше действуй по обстановке».
— Теперь будем действовать по обстановке, — отвечая на вопрос Ти-Рекса, процитировал облеченный в форму просьбы приказ его превосходительства Юрий. — Попьем кофейку и айда по домам.
— Да ну его ко всем чертям, твой кофеек, — сказал Быков. — Тоже придумал: кофе в такую жару! Предложил бы водки, а то — кофе… Давай пошли отсюда.
— Ну, пошли, — снова пожав плечами, согласился Якушев.
Оставив под блюдечком небольшую купюру, они вышли из кафе и бесцельно двинулись по тротуару. Свернув за угол, они в числе прочих достопримечательностей этого квартала увидели обшарпанное четырехэтажное здание гостиницы.
— «Эксельсиор», — по буквам прочел название Роман Данилович. — Ишь ты — «Эксельсиор»! Звучит красиво, а глянуть на фасад, так место ей в каком-нибудь Мухосранске.
— А это и есть Мухосранск, — просветил его Якушев, высматривая в катящемся мимо транспортном потоке свободное такси, — только не русский, а нигерийский.
— «Эксельсиор», «Эксельсиор», — бубнил Роман Данилович, под воздействием жары и неприятностей разворчавшийся, как самый настоящий старик. — Еще бы звезд на фасад навешали — пять, как у нашего Лелика было, а лучше сразу десять — для верности…
— Десять нельзя, — возразил Юрий. — Фасад рухнет.
— Да что фасад, — не успокаивался Быков, — фасад и палкой можно подпереть. Зато красиво, солидно и с названием гармонирует… А ну, стой!
Издав этот неожиданный возглас, он с такой силой схватил напарника за плечо, что Юрий поморщился: хватка у Данилыча была, как у мощного механизма с гидравлическим приводом. Старый, времен первой чеченской кампании, рефлекс заставил его замереть на месте в то же мгновение, как прозвучал тревожный возглас командира. Сообразив, что тут, на оживленной центральной улице большого перенаселенного города, нет и не может быть ни мин-лягушек, ни протянутых поперек тротуара растяжек, он опустил ногу, которая до сих пор висела в воздухе, и вопросительно взглянул на Романа Даниловича.
Быков этого не заметил: весь подобравшись, как перед прыжком, он внимательно смотрел на противоположную сторону улицы. Проследив за направлением его взгляда, Юрий увидел немолодого африканца, который только что вышел из гостиницы. На африканце была свободная белая рубаха без ворота и с длинными широкими рукавами, из-под которой выглядывали блекло-голубые джинсы, и открытые кожаные сандалии. На коротко, под ноль, остриженной голове сидело повернутое козырьком назад кепи, на плече висела полупустая дорожная сумка. В чертах его лица усматривалось ярко выраженное сходство с мордой пожилого орангутанга, а когда он повернул голову, осматриваясь, Юрий заметил уродливый, неправильно заживший шрам, протянувшийся через всю левую половину лица от виска до нижней челюсти. Судя по этому шраму, внушительным габаритам, манере двигаться и выражению лица, наблюдаемый темнокожий господин был тертый калач.
— Машка! — на долю секунды предвосхитив догадку Юрия, ахнул Роман Данилович. — Точно, он! А ну, за мной! Берем его, а то слиняет!
Пожав плечами, Юрий подчинился. Продумывать варианты и гадать о последствиях не было времени. Он имел приказ действовать по обстановке, а в действиях такого рода Ти-Рексу не было равных. Во многих чисто житейских ситуациях Роман Данилович вел себя, как большой вспыльчивый ребенок, но Юрий не помнил, чтобы он хоть раз ошибся или сглупил, командуя ротой под перекрестным огнем противника.
Подойдя к припаркованному на стоянке перед гостиницей потрепанному «фольксвагену» с броской рекламой агентства по прокату автомобилей на бортах, беглый президент Верхней Бурунды принялся ковыряться ключом в замке водительской дверцы с явным и недвусмысленным намерением сесть за руль и уехать в неизвестном направлении. Чтобы ему в этом помешать, нужно было, как минимум, пересечь проезжую часть. Шаг с тротуара по ощущениям напоминал ночной прыжок с парашютом на лесистые горы, настолько плотным и беспорядочным было уличное движение. Не спуская глаз с африканца, Юрий и Роман Данилович короткими перебежками продвигались вперед, увертываясь от движущихся бампер к бамперу автомобилей, протискиваясь между горячими багажниками и капотами, осыпаемые градом ругательств и сопровождаемые волной возмущенных гудков.
Весь этот шум и гвалт привлек внимание М’бутунга. Не заметить двух перебегающих дорогу рослых европейцев в этом городе было так же невозможно, как проглядеть парочку папуасов в боевой раскраске, проделывающих ту же операцию в каком-нибудь Конотопе. Экс-президент вдруг страшно заторопился, дергая заевшую дверцу. Поняв, что их обнаружили, Юрий вскочил на капот ближайшего автомобиля, перепрыгнул с него на багажник соседнего, упал, увернулся от отчаянно сигналящего пикапа, едва не сшиб мотоциклиста и очутился в паре метров от М’бутунга, который уже справился с дверцей и был готов сесть за руль.
Поняв, что уехать ему не дадут, а убежать пешком от более молодого, пребывающего в отличной физической форме преследователя нет никаких шансов, господин бывший президент очень характерным жестом начал задирать подол своей просторной рубахи, под которой при желании можно было спрятать хоть автомат. Юрий швырнул в него свой тощий рюкзак, африканец машинально загородился рукой и проиграл секунду, которой Якушеву хватило, чтобы преодолеть разделявшее их расстояние.