Каждый Койл должен жить один, поскольку он ключ.
Двое будут обречены, потому что они уже клан,
Клан Койлов с волчьей кровью в человеческих венах.
Один Койл живет в безопасности.
Но если встречаются двое Койлов — ключ отпирает замок, замок от врат ада!
И снова оборотень будет бегать по полям и лесам!
— Замолчи, Линч!
Как хорошо Койл знал этот глубокий, сильный голос! Он стремительно повернулся. Это был Эверетт Койл, его дед. Старик нисколько не изменился. Его белоснежная грива была отброшена назад со лба, густые брови нависли над желтыми глазами Койлов, сверкающих сейчас гневом.
— Замолчи! Убирайся в дом, суеверный дурак! Я должен был ожидать чего-то подобного.
Говоря, старик наблюдал, как Линч уходит, волоча ноги. Затем лицо его прояснилось.
— Эдгар, я рад...
Они подали друг другу руки, и младший почувствовал глубокое удовлетворение от того, что выполнил просьбу старшего. Старый Койл на секунду отвернулся. Голос его слегка дрожал, когда он заговорил:
— Я жду остальных. Я хочу, чтобы ты с ними познакомился. Идемте в дом. Ты тоже, Альма, — добавил он.
Удобно устроившись на старинном диване, девушка улыбнулась Койлу.
— Я думаю, уже пора представиться. Альма Денисон. Я живу в колонии вашего деда.
— Я и не знал... — удивленно сказал Койл. — Конечно, мы не слишком-то общались...
— Разве вы не слышали о Новой Колонии? — спросила Альма. — Ее основал ваш дедушка и содержит на свои средства. Хорошо, что у него много денег, так как Колония не приносит прибыли... — она оборвала себя. — Я хочу сказать, что эта колония свободных художников, в ней всего несколько человек. Они все живут здесь, у вашего дедушки, который поддерживает их... создал, так сказать, корпорацию...
Койл что-то пробурчал в ответ. Он не совсем был доволен этими новостями, хотя не мог сказать, почему.
— И вы тоже живете в этой... Новой Колонии? — спросил он девушку.
— О, нет. Я только провожу здесь отпуск. Мистер Койл был старым другом моего отца, и когда тот умер... В общем, стенографистка не заработает состояние. Ваш дедушка попросил, чтобы я приехала к нему на время отпуска. Он много помогает мне, — она опять улыбнулась.
Койл был почему-то рад, что девушка не является членом Новой Колонии. Он поднял голову, когда дед вошел в комнату в сопровождении трех человек. Всех представили друг другу. Было ясно, что Эверетту нравятся все трое.
Койл постарался запомнить их. Норман Арндт — писатель. Бронзовокожий человек с приятным лицом, который казался необычно молодым, несмотря на седые виски. Клайд Ди Марио — стройный, нервный, неопределенного возраста, с тонким смуглым лицом и черными усами с острыми, как иглы, кончиками. Ральф Кэйн, скульптор, очень крупный блондин. У живописца Ди Марио под мышкой было много пакетов.
— Я иду в деревню, — объявил он. — Мне нужно на почту, отправить кое-какие холсты. У кого-нибудь есть письма?
— Я жду письма, — отозвался Кэйн. — Спросите его, ладно?
— Узнайте, Ди Марио, не пришли ли мои распечатки с диктофона, — попросил Арндт, полутрагически пожимая плечами. — Я заказал их недели две назад, и они до сих пор не пришли. Я перестал пользоваться пишущей машинкой, так как слишком ленив для этого, — усмехнулся он Койлу. — Все свои записи делаю устно. Мисс Денисон так добра, что расшифровывает их для меня.
Взглянув на темнеющие окна, Ди Марио поспешно ушел. Эверетт Койл поглядел ему вслед, подняв косматые брови.
— Боюсь, он не находит стимулы для творчества в нашей компании, — заметил он глубоким басом.
— Ну, да, — проворчал Арндт. — Теперь его не будет дома часов до одиннадцати-двенадцати. Карты и выпивка — вот над чем он станет напряженно трудиться.
Позднее Койлу пришлось вспомнить эти слова. Остальная часть вечера прошла как в тумане — коктейли, ужин, поданный угрюмым Линчем, сигары и праздная трепотня... и, наконец, постель. Как всегда по ночам, за окном гудел сильный ветер. Глядя вниз на кустарник, Койл посмеялся сам себе. Неудивительно, что в детстве это пугало его. Разумеется, черные тени принимали весьма странные очертания, но это были всего лишь потревоженные ветром кусты. Однако он не позавидовал Ди Марио, которому придется возвращаться пешком из деревни. Койл почувствовал, что хочет спать, хочет неодолимо. И уснул прежде, чем голова коснулась подушки. Черная пропасть забвения поглотила его. И тут же он увидел сны.
Странные это были сны. Сны о залитых лунным светом лесах и о тенях, быстрых тенях, которые бесшумно скользили от дерева к дереву. Странно, но ему снилось, что он бежит наперегонки с этими тенями, бежит на четырех ногах! Потом сны изменились. Остались неопределенные, обрывочные вспышки, видение залитых лунным светом кленов ниже дома, с кустарником, озаренным серебристым светом, и маленькой фигуркой, бредущей по дороге. В этой фигурке Койл узнал Ди Марио. Во сне он бежал навстречу художнику. Бежал — на четвереньках! Бежал, прыгнул и увидел лицо Ди Марио, летящую навстречу ужасную, гротескную маску и ленту крови на смуглой коже! Остальная часть этого ужасного сна... Койл не хотел ее вспоминать! Он проснулся, дрожащий, весь в поту от ужаса, и увидел солнечный квадрат, лежащий на подушке. Кто-то громко стучал в дверь.
Койл медленно встал с кровати. В голове билась тупая боль, он помотал ею и с шоком обнаружил, что пижама запачкана землей и в нескольких местах порвана.
— Кто там? — слабо спросил молодой человек.
— Это Кэйн. Откройте, пожалуйста... Убит Ди Марио!
Койл почувствовал, как внутри все заледенело, и опустился на край кровати.
— Что? Ди Марио убит? — выдохнул он.
— Да. Вы спуститесь?
— Я сейчас, — крикнул Койл. — Сейчас я выйду.
Секунда молчания, и шаги удалились по лестнице в гостиную. Койл закрыл глаза и прислушался к пульсирующей в черепе боли. Затем медленно открыл глаза и уставился на свои руки, лежащие на коленях. Руки, запятнанные чем-то красным. Отвратительная вонь скотобойни ударила в нос, внезапно его затошнило.
— Боже милостивый! — простонал Койл. — Что со мной произошло? Что... Что я наделал?..
Взгляд в большое зеркало не успокоил. В нем отражался измученный человек с ввалившимися глазами. Койл ринулся в ванную, чтобы смыть красные пятна, покрывавшие его руки и лицо. Он поспешно привел себя в порядок и спустился по лестнице.
Дом словно вымер, но снаружи слышались слабые голоса. Койл вышел из двери, дрожащими руками достал и зажег сигарету.
Группа людей собралась вокруг чего-то на дороге, лежащего в тени кустов. Словно притягиваемый магнитом, Койл двинулся туда. Нечто было накрыто одеялом, сквозь которое проступило большое, бесформенное пятно крови.
— Ди Марио, — без всякого выражения сказал Койл. — Что... что убило его?
Все повернулись к нему. Одного из собравшихся Койл не узнал. Это был сгорбленный старик со впалыми щеками и острыми, бесцветными глазками. Старик, но с мускулистым, как у юноши, телом.
— Это мой внук, — сказал Эверетт Койл.
Голос его был спокоен, но желтые глаза неестественно расширены.
— Эдгар, это шериф Дакин.
Тот кивнул в ответ и пробурчал:
— Не знаю, что убило его. Возможно, какое-то животное. Здесь много следов. Похожи на следы койота, собаки или волка.
Койл и сам теперь видел следы в пыли. Подушечки, длинные когти. Живот у него вдруг скрутило судорогой. Это было невозможно... немыслимо, если бы не ужасные легенды, которых он наслышался в детстве! Но ведь это всего лишь суеверия? Хотя ныне всем знаком медицинский термин ликантропия, форма мании, когда пациент считает себя диким зверем! Дрожащий, с болью в груди, Койл отошел в сторонку, чувствуя на себе взгляды собравшихся. Кто-то тронул его за руку. Он мгновенно поднял глаза.
— Альма, — сказал он. — Я... Вам не следует это видеть.
— Я нашла... Его нашла я, — запинаясь, возразила девушка.
Лицо у нее было бледным. Серые глаза пытались встретиться с ним взглядом. Потом Койл почувствовал чей-то пристальный взгляд.
Подошел Эверетт, не сводя странных глаз с лица внука.
— Эдгар, — медленно проговорил он, взяв его за руку, — что задержало тебя так долго? Ты, правда, спал?
— Я... да. Я спал.
Койл обнаружил, что с трудом выдерживает пристальный взгляд старика. Эверетт повернулся к девушке.
— Вы простите нас, Альма? Я хочу...
Девушка понимающе кивнула и пошла в дом, а старик повернулся в другую сторону и кивнул на чашу кустарника.
— Нынче утром я встал поздно. Мы все поздно поднялись. Но я был первым, и кое-что увидел под твоим окном, Эдгар.
Лицо Койла побелело.
— Под моим окном? — с трудом произнес он. — Кто-то пытался залезть?
— Под окном были следы, — тихо произнес Эверетт. — Следы волка.
— Что вы имеете в виду? — прошептал Койл пересохшими губами. — Бога ради... что вы имеете в виду?!
— Я не дурак, Эдгар. И еще я не суеверен. Но думаю, что волк или нечто, похожее на волка, залезло вчера вечером в дом. Одно это не имело бы большого значения — волка можно убить. Ноя... — старик заколебался, его полускрытые бородой губы скривились, словно от боли. — Я нашел под твоим окном и другие следы, — продолжил он наконец. — Следы босых ног. И заметил на пятке маленький треугольный шрам. Я помню, как ты получил этот шрам, когда был мальчишкой, Эдгар. Ты наступил на разбитую бутылку.
Койл застыл на месте, безумные мысли проносились у него в голове. Губы его беззвучно произнесли одно слово, которое тут же подхватил старик.
— Ликантропия. Да, именно этого я и боялся. Я уничтожил твои следы, Эдгар, но... — Его морщинистое лицо превратилось в трагическую маску боли. — Эдгар, не заставляй меня поверить в это. Я считал, что все эти легенды — просто суеверие, порожденное необычными глазами Койлов. Но это ужасное безумие...
Молодой человек отвел глаза. С ужасной отчетливостью он вспомнил свой сон... если это был сон. Во всяком случае, теперь ему казалось, что это не сон, а воспоминания. Ликантропия! Ужасная мания, при которой больной, сам веря, что превратился в волка, бегает по ночам и убивает, чтобы заглушить жажду крови!