Вскоре, умытые и посвежевшие, хоббиты сидели по двое с каждой стороны стола, а с противоположных сторон, друг против друга, — Золотинка и Хозяин. Это был долгий и веселый ужин. Хоббиты уплетали еду за обе щеки — как и положено есть проголодавшимся хоббитам, — и в еде недостатка не было. Напитки в их кубках по вкусу казались чистой родниковой водой, однако веселили сердце и прочищали горло не хуже вина. Гости вскоре обнаружили, что весело распевают, словно для них это было проще и естественней, чем говорить.
Наконец Том и Золотинка встали и быстро убрали со стола. Гостям велели ни о чем не беспокоиться, их усадили в кресла, подставив каждому скамеечку для уставших ног. В большом очаге горел огонь, и по комнате разливался сладкий запах горящих яблоневых поленьев. Огни в комнате погасили, кроме одного фонаря и пары свечей по углам каминной полки. Золотинка подошла к гостям, держа в руке свечу, и пожелала всем доброй ночи и крепкого сна.
— Отдыхайте мирно до утра! — сказала им она. — Не бойтесь ночных звуков! Ничто не проникает здесь в дверь и окна, кроме света луны и звезд да ветра с вершины холма. Доброй ночи!
Она вышла из комнаты, и шорох ее одежд и легких шагов прозвучал будто журчащий голос бегущего по камням ручейка.
Том молча сидел рядом с хоббитами, и каждый из них сейчас набирался храбрости, чтобы задать ему множество вопросов, пришедших им в голову за ужином. Наконец Фродо заговорил:
— Вы услышали в лесу мой крик, хозяин, или просто случайность привела вас к нам в такой момент?
Том вздрогнул, будто пробудился от приятного сна.
— Что? — спросил он. — Слышал ли я ваш крик? Нет, не слышал: я пел песню в это время. Простая случайность привела меня, если это можно назвать случайностью. Впрочем, я вас ждал. Мы слышали о вас и знали, что вы пустились в странствия. Мы так и думали, что вы придете к реке — все дороги ведут сюда, к Ивовому Пруту. Старуха ива — она могучий певец: Маленькому народу трудно избежать ее хитроумных козней. Но у Тома было там важное дело, неотложное дело.
Том кивнул и, будто во сне, продолжал мягким певучим голосом:
У меня тут порученье — набрать кувшинок,
Зеленых листьев и белых лилий —
На радость моей Золотинке.
До самой весны она будет согревать их,
Оберегать от зимы — чтоб цвели они
У ее прекрасных ног, пока не растает снег.
Каждый год в конце лета я собираю кувшинки
Для моей прекрасной хозяйки.
Там, вниз по Ивовому Пруту, на широком пруду,
На пруду глубоком и чистом —
Там они первыми распускаются весной
И цветут до первого снега.
Там впервые повстречал я в камышах
Дочь Реки — прекрасную Золотинку.
Как звенела песня ее серебристая!
Как билось ее золотое сердце!
Он взглянул на хоббитов, и глаза его внезапно блеснули синевой.
Повезло вам, малыши! Больше меня
у реки не встретить так далеко;
До весны меня здесь, у Ивы, не будет.
До самой веселой весны, пока дочь Реки
Не спустится вниз по вьющейся тропке
Искупаться в прозрачной чистой реке.
И он снова умолк. Но Фродо не удержался и задал еще один вопрос, который ему просто-таки не терпелось задать:
— Расскажите нам, хозяин, о Старой иве! Кто она такая? Я никогда раньше о ней не слыхал.
— Нет! Не нужно! — закричали одновременно Мерри и Пиппин. — Не сейчас! Подождем до утра!
— Правильно! — согласился Том. — Сейчас время отдыха. Некоторые вещи опасно слушать, когда на землю падают тени. Спите до утра, отдыхайте на мягких подушках! Не бойтесь ночных звуков! Не бойтесь Старой ивы!
С этими словами он задул огонь в фонаре и, взяв в обе руки по свече, повел хоббитов в их комнату.
Матрацы и подушки из белоснежной шерсти были мягче пуха. Хоббиты улеглись, закрыли глаза и мгновенно уснули.
Фродо погрузился в глубокий сон. Ему снилось, как восходит молодая луна, в ее призрачном свете перед ним появилась черная каменная стена с темной аркой, похожей на огромные ворота. Фродо казалось, что он поднимается вверх, над стеной, и видит, что это не стена, а кольцо холмов, а внутри его — равнина. Паря над равниной, Фродо увидел, что посреди нее возвышается остроконечная скала — нет, не скала, а какая-то странная башня, скорее всего нерукотворная. На вершине ее он ясно различил человеческую фигуру. Луна поднялась еще выше, казалось, она на мгновение повисла над головой человека и осветила его белые, шевелящиеся от ветра волосы. Снизу, с темной равнины, доносились грубые голоса и вой множества волков. Внезапно на луну упала тень, будто ее закрыло огромное крыло. Человек на башне поднял руки, и из жезла, который он держал, вырвался луч света. С высоты на незнакомца упал могучий орел и унес его. Раздались крики, вновь послышался волчий вой, поднялся шум — будто налетел сильный ветер. Издали донесся топот копыт — все ближе, ближе и ближе с востока… «Черные всадники!» — подумал Фродо, пробуждаясь. В его голове еще отдавался стук копыт. Он подумал, хватит ли у него мужества покинуть эти безопасные стены, за которыми он сейчас находился. Он лежал неподвижно, напряженно прислушиваясь, но вокруг было тихо, и наконец он повернулся и снова уснул, погрузившись в сновидения, от которых наутро не осталось никаких воспоминаний.
Рядом с ним спал Пиппин и видел приятные сны. Но вот что-то переменилось в его снах, он пошевелился и застонал. Внезапно он проснулся или подумал, что проснулся. Он все еще слышал в темноте звук, потревоживший его сон, звук, похожий на поскрипывание ветвей на ветру, скребущихся тонкими древесными пальцами в окна и двери: кр-рик, кр-рик, кр-рик… Он подумал, не растут ли рядом с домом ивы. И внезапно его охватило ужасное чувство, что он не в обычном доме, а там, в дупле, внутри Ивы, и снова слышит ее жуткий сухой скрипучий голос, смеющийся над ним. Он сел, нащупал мягкую подушку и, успокоившись, снова лег. В ушах будто эхом отдавалось: «Отдыхайте мирно до утра! Не бойтесь ночных звуков!» И он снова уснул.
В тихий сон Мерри вторгся звук капающей воды. Она мягко струилась вниз, окружая дом, и вот уже вокруг него разливалось темное безбрежное озеро, а вода все прибывала. «Я утону! — подумал он. — Вода ворвется в дом, и я утону». Ему казалось, что он лежит в мягком скользком иле. Резко вскочив, он сел и опустил ноги на холодную каменную плиту. Тут он вспомнил, где находится, и снова лег. И опять ему показалось, что он слышит голос — а может, он просто вспомнил его: «Ничто не проникает здесь в дверь и окна, кроме света луны и звезд да ветра с вершины холма». Легкое дуновение воздуха шевельнуло занавеску.
Мерри глубоко вздохнул и снова уснул.
Сэм, насколько он мог вспомнить, проспал всю ночь крепким сном, довольный как бревно, если только бревно может быть довольным.
Все четверо проснулись одновременно в свете утра. Том расхаживал по комнате, насвистывая, как скворец. Услышав, что хоббиты зашевелились, он хлопнул в ладоши и воскликнул:
— Хей! Вперед, мерри-дол, дерри-дол! Мои дорогие!
Он раздвинул желтые занавески, и хоббиты увидели, что они с обеих сторон комнаты закрывали окна, одно из которых выходило на восток, а другое на запад.
Они вскочили, чувствуя себя свежими и отдохнувшими. Фродо подбежал к восточному окну и увидел огород, серый от росы. Он смутно ожидал, что перед ним появится дерн, подходящий к самым стенам и покрытый следами копыт. Но за высоким частоколом, увитым фасолью, ничего нельзя было разглядеть. Вдали, окутанные лучами восходящего солнца, поднимались вершины холмов. Утро было бледное, небо на востоке затянули длинные узкие облака, по краям красные и клочковатые, а изнутри мерцавшие янтарным светом. Похоже, собирался дождь. Быстро светало, и красные цветы бобов вспыхивали огоньками среди влажных зеленых листьев.
Пиппин поглядел в западное окно и увидел море тумана, за которым Лес совершенно скрылся. Казалось, будто перед ним сплошная пелена облаков. В одном месте виднелась темная полоса, где туман распадался на клочья белых лоскутьев и перьев: это была долина Ивового Прута. Слева по склону холма сбегал ручеек, исчезая в белой пелене. Сразу за окном находился цветник, обнесенный живой изгородью, серебрящейся нитями паутины, а за цветником блестела в каплях росы скошенная трава. Никаких ив здесь не было.
— Доброе утро, славные друзья! — воскликнул Том, шире распахивая восточное окно. Прохладный воздух ворвался в него, запахло дождем. — Думаю, солнце сегодня не станет особенно показывать лицо. Я еще до рассвета походил вокруг, взбирался на вершины холмов, прислушивался к погоде, к влажной траве под ногами и влажному ветру над головой. Я разбудил Золотинку песней под ее окном. Но хоббитов ранним утром не разбудишь. Ночью Маленький народ пробуждался во тьме, а утром к нему пришел сон. Ринг о динг дил-ло! Вставайте, мои веселые друзья! Забудьте ночные страхи! Ринг о динг дилло-дол! Дерри-дол! Просыпайтесь, друзья! Если успеете, найдете завтрак на столе. Если опоздаете — будет вам трава и дождевая водица!
Нужно ли говорить, что, хотя угроза Тома прозвучала шутливо, хоббиты мигом явились к столу и встали из-за него, лишь когда тарелки их опустели. Ни Тома, ни Золотинки на этот раз за столом не было. Том чем-то гремел на кухне, взлетал вверх-вниз по лестнице, напевал то в доме, то снаружи. Столовая выходила на запад, на затянутую туманом долину, и окно было раскрыто. С тростниковой крыши капало. Не успели еще друзья окончить завтрак, как облака сгустились и хлынул проливной дождь. За его сплошной пеленой леса совсем не было видно.
Хоббиты смотрели в окно, и откуда-то сверху до них донесся мягкий, чистый, как будто сплетающийся с шумом падавшего с неба дождем, голос Золотинки. Они разобрали всего несколько слов, но им стало ясно, что это дождевая песня, такая же желанная, как ливень для сухих холмов, песня о Реке, которая бежит с гор к далекому Морю. Хоббиты с восхищением слушали, и Фродо радовался всем сердцем и благословлял ненастную погоду, потому что из-за нее откладывался их отъезд. С самого пробуждения он с тоской думал о том, что нужно уезжать, но сейчас понял, что никуда сегодня они уже не уедут.