Вначале Мерри и Пиппин были поражены главным образом разнообразием в их внешнем виде: в форме, цвете, толщине, росте, длине ног и рук, в числе пальцев на руках и ногах (от трех до десяти). Немногие казались более или менее похожими на Древобрада и напоминали буки или дубы. Но были и другие разновидности. Некоторые походили на ореховые деревья — это были энты со множеством пальцев на руках и с длинными ногами; были энты, похожие на лиственницу (самые высокие), березу, рябину и липу. Но когда все энты собрались вокруг Древобрада, слегка склонив головы, бормоча своими медленными музыкальными голосами и глядя внимательно на чужеземцев, хоббиты увидели, что все они принадлежат к одному виду, у всех одинаковые глаза: не такие старые и глубокие, как у Древобрада, но с тем же неторопливым, устойчивым и задумчивым выражением и с теми же зелеными огоньками.
Как только собралась вся компания, образовав широкий круг вокруг Древобрада, начался любопытный, но непонятный разговор. Энты начали медленно бормотать: вначале один, потом к нему присоединился другой, пока все они вместе не стали напевать что-то, какую-то тягучую песню. Мелодия поднималась и опускалась, то становилась громче с одной стороны круга, то затихала, но усиливалась с противоположной стороны. По-видимому, язык был энтский и производил на слух приятное впечатление, но Пиппин не мог ни разобрать, ни понять ни единого слова, и постепенно внимание его рассеялось. Прошло немало времени, а песня все не смолкала. Пиппин поймал себя на мысли, что язык энтов уж слишком нетороплив. Вряд ли они даже успели обменяться приветствиями; сколько же дней займет перекличка их по именам? Интересно, как по-энтийски «да» и «нет», подумал он и зевнул.
Древобрад немедленно повернулся к нему.
— Хм, ха, хой, мой Пиппин! — сказал он, и остальные энты прекратили пение. — Я забыл о том, что вы торопливый народ; к тому же утомительно слушать речь, которую вы не понимаете. Я сообщил ваши имена Энтмуту, все энты видели вас и согласились, что вы не орки и что в старый список должна быть внесена новая строка. Мы пока не продвинулись дальше, но для Энтмута это и так очень быстрая работа. Можете пока пойти в глубь лощины, если хотите. Вон там, у северного края, есть источник с хорошей водой, если вам нужно освежиться. Должно быть сказано еще несколько слов, прежде чем начнется настоящий Мут. Я отыщу вас и скажу, как продвигаются дела.
Он поставил хоббитов на землю. Прежде чем уйти, они низко поклонились. Этот поступок, казалось, очень поразил энтов, судя по их бормотанию и блеску глаз, но скоро они вернулись к своим делам. Мерри и Пиппин поднялись по тропе, идущей с Запада, и посмотрели через отверстие в изгороди. От краев лощины поднимались длинные, одетые деревьями склоны, образуя ряд гребней, а над гребнями, над вершинами лиственниц поднималась крутая и белая вершина высокой горы. К Югу, насколько они могли видеть, уходил Лес, теряясь в серой дымке. Там вдали виднелось слабое зеленое мерцание, и Мерри предположил, что это равнины Рохана.
— Интересно, где Изенгард? — сказал Пиппин.
— Я не знаю точно, где мы, — ответил Мерри, — но это, вероятно, вершина Метедраса, и, насколько я могу вспомнить, кольцо Изенгарда лежит в развилке глубокого ущелья у конца Гор. Это, вероятно, в направлении того большого хребта. Посмотри, левее пика виднеется какой-то дым или туман.
— Как выглядит Изенгард? — спросил Пиппин. — Интересно, что могут сделать против него энты?
— Мне тоже интересно, — отозвался Мерри. — Изенгард — это кольцо из скал или холмов, с плоским пространством посредине, а в центре этого пространства — столб или скала, называемая Ортханк. На ней стоит башня Сарумана. В окружающей стене есть ворота, и, может, не одни, и я думаю, что через них протекает Река; она зарождается в горах и течет к щели Рохана. Не похоже, чтобы энты могли справиться с таким местом. Но у меня странное чувство, когда я думаю об этих энтах: они совсем не так безобидны и забавны, как кажутся. Они выглядят медленными, странными, терпеливыми и даже печальными, но я верю, что их можно разбудить. Если это случится, я не хотел бы быть на стороне их противников.
— Да! — сказал Пиппин. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Такая же разница между старой коровой, задумчиво жующей жвачку, и нападающим быком, и изменение может произойти внезапно. Не знаю, сумеет ли Древобрад поднять их. Я уверен: он считает, что сумеет. Но они не похожи на проснувшихся. Древобрад сам проснулся прошлым вечером, но тут же снова уснул.
Хоббиты повернули назад. Голоса энтов по-прежнему поднимались и опускались в их собрании. Солнце поднялось достаточно высоко, чтобы взглянуть через изгородь; оно сверкало в вершинах деревьев и озаряло северную сторону долины холодным желтым светом. Там они увидели маленький сверкающий источник. Они пошли по краю большой чаши вдоль вечнозеленой изгороди — приятно было снова идти, никуда не торопясь и ощущая подошвами прохладную траву, — и поднялись к воде. Они немного попили — вода была чистой, холодной, резкой — и сели на поросший мхом камень, следя за игрой солнечных пятен на траве и за тенями облаков, пробегающих по дну лощины. А бормотание энтов продолжалось. Хоббитам казалось, что они очутились в очень странном и отдаленном месте, вне их мира и далеко от всего случившегося с ними. Их охватило огромное желание увидеть лица и услышать голоса своих товарищей, особенно Фродо, Сэма и Скорохода.
Наконец голоса энтов замолкли; хоббиты увидели, что к ним в сопровождении другого энта направляется Древобрад.
— Хм, хум, вот и я снова, — сказал Древобрад. — Вы устали или чувствуете нетерпение, а? Боюсь, что вам еще рано торопиться. Мы закончили первый этап; но я должен еще кое-что объяснить тем, кто живет далеко от Изенгарда, и тем, кого я не успел повидать до Мута; после этого мы будем решать, что делать. Однако принятие решения потребует обдумать многие события. Бесполезно отрицать, что мы задержимся здесь на некоторое время, может быть, на несколько дней. Поэтому я привел вам товарища. У него поблизости дом. Его эльфийское имя — Брегалад. Он говорит, что уже принял решение и ему не нужно оставаться на Муте. Хм, ха, он среди нас самый торопливый энт. Вы пойдете с ним. До свидания!
Древобрад повернулся и ушел.
Брегалад некоторое время рассматривал хоббитов, а они смотрели на него, раздумывая, когда он проявит признаки торопливости. Он был высок и казался одним из самых молодых энтов; кожа на руках и ногах у него была гладкая и ровная, губы ярко-красные, волосы серые. Он мог наклоняться и раскачиваться, как молодое дерево на ветру. Наконец он заговорил, и голос его оказался выше и яснее, чем у Древобрада.
— Хм, ха, мои друзья, идемте прогуляемся, — сказал он. — Я Брегалад, или Быстрый Брус на вашем языке. Но это, конечно, лишь уменьшенное имя. Так зовут меня с тех пор, как я ответил «да» раньше, чем старший энт закончил свой вопрос. И пью я быстро, и ухожу, когда остальные еще только мочат свои бороды. Пойдемте!
Он протянул хоббитам две руки с длинными пальцами. Весь день они шли с ним по Лесу, распевая и смеясь, потому что Быстрый Брус часто и охотно смеялся. Он смеялся, когда солнце пробивалось из-за облаков, он смеялся, когда они подходили к ручью или речке, здесь он наклонялся и смачивал голову и ноги водой; иногда он смеялся при шелесте и шепоте деревьев. Увидев рябину, он останавливался, протянув руки, и пел, и кланялся при этом.
К вечеру он привел их к энтскому дому: это был лишь покрытый мхом камень на зеленом берегу ручья. Вокруг него кольцом росли рябины и, как во всех энтских домах, протекал журчащий ручей. Они еще поговорили, пока тьма не опустилась на Лес. Вдалеке по-прежнему слышались голоса энтов на Энтмуте; но теперь голоса казались глубже и менее неторопливыми, время от времени поднимался один молодой голос, а остальные замолкали. Рядом с ними Брегалад мягко, почти шепотом, говорил на их языке; они узнали, что он принадлежит к племени энтов С-Кожей-Из-Коры и что земля, где он жил, опустошена. Это объяснило хоббитам отчасти его «торопливость».
— В моем доме росли рябины, — тихо и печально сказал Брегалад, — рябины, которые проросли, когда я был ребенком, много лет назад, в спокойном мире. Самые старые из них были посажены энтами, чтобы радовать энтских женщин; но женщины смотрели на них улыбаясь и говорили, что фруктовые деревья в саду цветут красивее. И эти рябины все росли и росли, пока тень их не стала подобной зеленому холму, а их ягоды осенью были обильны и красны. Птицы селились на них. Я люблю птиц, даже когда они поднимают гомон; а рябины хватает на всех. Но птицы стали недружелюбными и жадными, они рвали деревья, бросали ягоды на землю и не ели их. Потом пришли орки с топорами и срубили мои деревья. Я пришел и звал их прекрасными именами, но они не задрожали в ответ, они не слышали меня и не отвечали — они умерли.
О, Орофарнэ, Лассемиста, Карнимириэ!
О, светлая рябина, как сиял в волосах твоих белый цвет!
О, рябина, как светилась ты летним днем!
Помню глянец коры, трепет листьев, прохладный и нежный их говор
И на гордой главе алых гроздьев корону!
О, рябина, теперь ты мертва, твои косы сухи и седы,
И осыпались гроздья рубинов с твоей головы,
Голос светлый навеки затих…
О, Орофарнэ, Лассемиста, Карнимириэ!
Хоббиты уснули под мягкие звуки его песни, которая, казалось, на многих языках оплакивала гибель любимых деревьев.
Следующий день они тоже провели в его обществе и не отходили далеко от его «дома». Большую часть времени они спали под укрытием берега; ветер стал холоднее, а облака толще и ниже; солнце светило реже, а в удалении все поднимались и опускались голоса энтов на Муте, иногда громко и сильно, иногда тихо и печально, иногда быстро, иногда медленно и торжественно, как в панихиде. Пришла вторая ночь, а беседа энтов продолжалась под бегущими облаками и тусклыми звездами.
Мрачный и ветреный, начался третий день. На восходе солнца голоса энтов неожиданно зазвучали