День подходил к концу. В последних лучах солнца всадники отбрасывали длинные и острые тени, бежавшие перед ними. Тьма уже вползла под бормочущие лиственницы, покрывавшие крутые горные склоны. Король к концу дня ехал медленно. Вскоре тропа обогнула крутую обнаженную скалу и углубилась в полумрак мягко вздыхающих деревьев. Они двигались вниз длинной извивающейся цепочкой. Когда они спускались на дно глубокого ущелья, то обнаружили, что уже наступил вечер. Солнце зашло. Сумерки легли на водопады.
Весь день перед ними бежал вниз горный ручей, пробивая себе путь среди поросших соснами скал; теперь, вырвавшись из каменных ворот, он устремился в широкую долину. Всадники последовали за ним, и вот перед ними лежит Харроудейл, долина Харроу, и громко звучит вечером ручей. Здесь белая Сноуборн – Рожденная Снегами, – объединилась с другими ручьями, течет, пенясь у камней, вниз к Эдорасу, к зеленым холмам и долинам. Справа у начала большой долины могучий Старкхорн – Непреклонный Рог, – вздымал свою вершину, укутанную облаками; но его неровная вершина, одетая вечными снегами, сияла над миром, с голубыми тенями на востоке, окрашенная красным светом заката.
Мерри с удивлением смотрел на незнакомую страну, о которой он слышал много раз. Это был мир, лишенный неба, в котором глаз сквозь туманный воздух видел лишь склоны, большие каменные стены за другими стенами и хмурые вершины, окутанные туманом. Он сидел слушая шум воды, шепот темных деревьев, треск камня и тишину, покрывающую все звуки. Он любил горы, вернее любил мысль о них, проходящую через все рассказы: но теперь он угнетен огромностью Средиземья. Он хотел бы закрыться от этой безбрежности, огромности в какой-нибудь маленькой комнате у очага.
Он очень устал, потому что хотя они двигались и не быстро, но почти безостановочно. Три дня час за часом прыгал он вверх и вниз по тропам, по длинным спускам, через множество ручьев, иногда рек, где тропа становилась шире, он ехал рядом с королем, не замечая как улыбаются всадники, видя их рядом: хоббита на маленьком сером пони. Он разговаривал с Теоденом, рассказывая ему о своем доме и о жизни народа Удела или в свою очередь слушал рассказы о Марке и о ее могучих воинах в старину. Но большую часть времени, особенно в последний день, он просто ехал за королем, ничего не говоря и стараясь понять неторопливую звучную речь Рохана, которую использовали люди вокруг него. В этом языке было много знакомых ему слов, но произносились они немного по другому, чем в Уделе. Однако он не мог связать эти слова. Временами какой-либо из всадников начинал петь, и Мерри чувствовал, как прыгает его сердце, хотя и не понимал, о чем говорится в песне.
Он чувствовал себя одиноким, особенно сейчас, в конец дня. Он гадал, где в этой чужой земле может находится Пиппин и что стало с Арагорном, Леголасом и Гимли. Потом неожиданно холодом коснулись его мысли о Фродо и Сэме.
– Я забыл о них! – почти вслух сказал он с раскаянием. – Они важнее всех нас. И я пришел сюда, чтобы помогать им. Но сейчас они в сотнях миль отсюда, если только еще живы.
Он вздрогнул.
– Наконец Харроудейл! – сказал Эомер. – И наше путешествие почти окончено.
Они остановились. Тропа выходя из узкого ущелья, круто спускалась. В мерцании внизу, как сквозь высокое окно, видна была большая долина. Виден был одинокий мигающий огонек около реки.
– Это путешествие, может, и окончено, – сказал Теоден, – но нам предстоит еще долгий путь. Прошлой ночью было полнолуние, и утром я должен скакать в Эдорас на сбор Марки.
– Но если вы примете мой совет, – тихо сказал Эомер, – вы затем вернетесь сюда и дождетесь конца войны.
Теоден улыбнулся.
– Нет, сын мой, ибо так я буду называть вас, не говорите в мои старые уши слова Змеиного Языка! – он выпрямился и оглянулся на длинную линию всадников, исчезающую сзади в сумерках. – Долгие годы, кажется, минули с тех пор, как я не был на западе; но никогда больше я не буду опираться на посох. Если война будет проиграна, зачем мне скрываться в холмах? А если она будет выиграна, то какая печаль, даже если я и паду, истратив свои последние силы? Но оставим это сейчас. Сегодня мы проведем ночь в крепости Дунхарроу. Нам остался один мирный вечер. Идем!
В сгущающихся сумерках они спустились в долину. Здесь сноуборн текла вблизи западного склона долины, и вскоре тропа их привела к броду, где мелкая вода громко журчала на камнях. Брод охранялся. Когда король приблизился, много людей вышло из тени скал; увидев короля, они воскликнули радостными голосами:
– Король Теоден! Король Теоден! Вернулся король Марки!
Один из них протрубил в рог. Эхо отозвалось в долине. Ответили другие рога, и на той стороне реки вспыхнули огни.
Неожиданно сверху послышался громкий звук труб, к нему присоединились голоса, крики, удары в камень.
Так король Марки победоносно возвращался с запада в Дунхарроу у подножья белых гор. Здесь он нашел собравшимися свои остальные войска, потому что когда стало известно о его прибытии, капитаны выехали ему навстречу к броду с новостями от Гэндальфа. Во главе их был Дунхар, глава жителей Дунхарроу.
– На рассвете три дня назад, повелитель мой, – сказал он, – Обгоняющий Тень прилетел, как ветер, с запада в Эдорас, и Гэндальф принес известие о вашей победе, от которого порадовались наши сердца. Но он принес ваш приказ спешно собирать всадников. А затем появилась крылатая тень.
– Крылатая тень? – переспросил Теоден. – Мы тоже видели ее, но это было глубокой ночью перед тем, как уехал Гэндальф.
– Может быть, повелитель, – сказал Дунхар. – Но та же самая, а может, другая, похожая, летающая тьма в форме чудовищной птицы пролетела утром над Эдорасом, и все люди были охвачены ужасом. Она снизилась над Медусельдом и, когда летела низко, чуть не задела конька крыши, послышался крик, чуть не остановивший наши сердца. Тогда-то Гэндальф и посоветовал нам не собираться в поле, а встретить вас в долине у гор. И он просил нас без крайней необходимости не зажигать огня и не разводить костров. Так мы и сделали. Гэндальф говорил очень властно. Мы поверили, что таково ваше желание. В Харроудейл эти злые существа не появлялись.
– Хорошо, – сказал Теоден. – Я поеду в холл и до отдыха встречусь с маршалами и капитанами. Пусть они придут ко мне как можно скорее.
Дорога теперь вела на восток прямо через долину, которая в этом месте была больше полумили в ширину. Луга заросшие красной травой, серой в наступающей ночи, лежали вокруг, но впереди, в дальней стороне долины, Мерри увидел стену – последний отрог Отарихорна, пробитый в далеком прошлом рекой.
Повсюду виднелись большие толпы людей. Некоторые толпились у самой дороги, приветствуя короля и всадников радостными криками; за ними уходя во тьму, видны были ровные ряды палаток и навесов, линии лошадей, груды вооружения, копья торчали, как стволы недавно посаженных деревьев. И все собравшиеся оставались в темноте, и хотя с гор дул холодный ветер, не горела ни одна лампа, ни один костер. Плотно закутанные часовые ходили взад и вперед.
Мерри подумал, сколько же здесь всадников. В темноте он не мог определить их количества, но ему показалось, что собралась большая армия во много тысяч человек. Пока он оглядывался по сторонам, королевский отряд приблизился к утесу в восточном конце долины; здесь трава начала подниматься, и Мерри в удивлении посмотрел вверх. Он находился на дороге, подобной которой никогда не видел. Она была сделана руками людей тех древних времен, от которых не сохранилось и песен. Она шла вверх, извиваясь, как змея, прокладывая себе путь по крутому склону утеса. По ней можно было подняться на лошади и проехать медленно на телеге. Но если дорогу защищали сверху, враг не мог подняться по ней, разве что лишь с воздуха. На каждом повороте дороги были установлены большие камни в форме людей, огромных, с голыми руками и ногами, сидевших скрестив ноги и поддерживающих руками толстые животы. Некоторые фигуры за прошедшие годы утратили все черты лица, за исключением глаз, по-прежнему смотревших на проходящих, всадники их не замечали. Они называли их пукель-людьми и едва бросали на них взгляд. Но Мерри смотрел с удивлением и жалостью.
Спустя некоторое время он оглянулся и увидел, что поднялся уже на несколько сотен футов над долиной, но далеко внизу по-прежнему смутно виднелась длинная цепочка всадников, пересекавших брод и направляющихся в приготовленный для них лагерь. Только король и его охрана поднималась на холм.
Наконец отряд короля приблизился к обрыву, и тропа углубилась между стенами из скал: после короткого прохода открылось плоскогорье. Люди называли его Фиринфельд – зеленый горный луг высоко над Сноуборн. К югу возвышался Старкхорн, в северной стороне – белоснежные вершины Иренсаги, туда смотрели всадники: за ними поднимала свои крутые склоны гора призраков. Разделяя высокогорье надвое, шла двойная линия бесформенных стоящих камней. Те, кто осмеливался двинуться по этой дороге, скоро оказывались у Димхолга под Двиннорбергом, перед запретной дверью.
Такова была темная Дунхарроу, творение давно забытых людей. Имя их было утрачено и ни в одной песне, ни в одной легенде не сохранили они это место – как тайное укрытие или же как могилу своих королей. Здесь работали они в темные годы, задолго до основания Гондора. Теперь они исчезли, и остались лишь старые пукель-люди, сидящие на поворотах дороги.
Мерри смотрел на эти камни: они были обветренны и черные; некоторые наклонились, а другие упали, камни были разбитые и треснувшие: они напоминали ряды древних голодных зубов. Он дивился, размышляя, что это такое, и надеялся, что король не поедет туда, куда они ведут. Потом он увидел по обе стороны дороги группы палаток и навесов, но они не были размещены под деревьями, и скорее тяготели к стене утеса. Больше всего их было справа, где Фиринфельд был шире; слева был меньший лагерь, в середине которого стоял высокий павильон. Отсюда им навстречу скакал всадник. Королевский отряд свернул с дороги.