— Буду, как только смогу, — глухо отвечал Арагорн.
— Нет, поедем сейчас! — заклинал Эомер. — Как воспрянули бы сыны Эорла, явись среди них в эту мрачную пору наследник, преемник Элендила! Ведь и сейчас идет битва за битвой на Западной Окраине, и боюсь, худо приходится нашим.
Да и в северный этот поход я выступил без позволения конунга, под малой охраной оставив его дворец. Разведчики доложили мне, что большая ватага орков спустилась с Западной Ограды трое суток назад и среди них замечены были дюжие, с бледной дланью на щите — Саруманово воинство. Я заподозрил то, чего пуще всего опасаюсь, — что Ортханк и Черный Замок стакнулись, что они против нас заодно, — и вывел свой эоред, личную свою дружину, и мы нагнали орков на закате, тому двое суток, у самой опушки Онтвальда. Там мы их окружили и вчера с рассветом взяли на копья. Погибли, увы, пятнадцать дружинников и двенадцать коней! Ибо орков оказалось больше, нежели мы насчитали: немалая свора подошла к ним с востока, из-за Великой Реки. След их виден к северу отсюда. Еще свора выбежала из лесу: огромные твари и тоже мечены бледной дланью. Они уж нам знакомы, они крупнее и свирепее прочих.
Словом, мы их всех порешили. Но долгая вышла отлучка. Копья нужны на юге и на западе. Неужели же ты не пойдешь с нами? Есть для вас кони, сам видишь. И твой из времен пробудившийся меч без дела не останется. Найдется дело и для топора Гимли, и для лука Леголаса, да простят они мне опрометчивые слова о Владычице Золотого Леса. Я ведь говорил по нашему разумению, а ежели что не так, то рад буду узнать лучше.
— Спасибо тебе на добром слове, — сказал Арагорн, — и сердце мое рвется за тобой, однако я не могу оставить друзей, покуда есть надежда.
— Надежды нет, — сказал Эомер. — Ты не найдешь тех, кого ищешь, в северных пределах.
— Однако же они позади не остались. Неподалеку от Западной Ограды нам был явный знак, что хотя бы один из них жив и ждет. Правда, оттуда до самого
всхолмья нет никакого их следа, ни напрямик, ни по сторонам, если только не изменил мне напрочь глаз следопыта.
— Тогда что же, по-твоему, с ними случилось?
— Не знаю. Может статься, они убиты и похоронены вместе с орками; но ты говоришь, не было их среди трупов, и вряд ли ты ошибаешься. Вот разве что их утащили в лес до начала битвы, даже прежде чем вы окружили врагов. Ты вполне уверен, что никто из них не выскользнул из вашего кольца?
— Могу поклясться, что ни один орк никуда не выскользнул после того, как мы их окружили, — сказал Эомер. — К опушке мы подоспели первыми и сомкнули кольцо, а после этого если кто и выскользнул, то уж никак не орк, и разве что эльфийским волшебством.
— Друзья наши были одеты так же, как мы, — заметил Арагорн, — а мимо нас вы проехали средь бела дня.
— И правда, — спохватился Эомер, — как это я позабыл, что когда кругом чудеса, то и сам себе лучше не верь. Все на свете перепуталось. Эльф рука об руку с гномом разгуливают по нашим лугам; они видели Чаровницу Золотолесья — и ничего, остались живы, и заново блещет предбитвенный меч, сломанный в незапамятные времена, прежде чем наши праотцы появились в Ристании! Как в такие дни поступать и не оступаться?
— Да как обычно, — отвечал Арагорн. — Добро и зло местами не менялись: что прежде, то и теперь, что у эльфов и гномов, то и у людей. Нужно только одно отличать от другого — в дому у себя точно так же, как в Золотом Лесу.
— Поистине ты прав, — сказал Эомер. — Но тебе я и так верю, верю подсказке сердца. Однако же я человек подневольный. Я связан законом: он запрещает чужакам проезд и проход через Ристанию без дозволения самого конунга, а в нынешние тревожные дни кара ослушнику — смерть. Я просил тебя добром ехать с нами, но ты не согласен. Ужели придется сотнею копий одолевать троих?
— Закон законом, а своя голова на плечах, — ответствовал Арагорн. — Да я здесь и не чужак: не единожды бывал я в ваших краях и бился с вашими врагами в конном строю Мустангрима — правда, под другим именем, в ином обличье. Тебя я не видел, ты был еще мальчиком, но знался с твоим отцом Эомундом, знаю и Теодена, сына Тенгела. В те времена властителям Ристании на ум бы не пришло чинить препоны в столь важном деле, как мое. Мой долг мне ясен, мой путь прям. Поторопись же, сын Эомунда, не медли с решением. Окажи нам помощь или на худой конец отпусти нас с миром. Или же ищи пути исполнить закон. Одно скажу: тогда дружина твоя сильно поредеет.
Эомер помолчал, потом поднял голову.
— Нам обоим надо спешить, — сказал он. — Кони застоялись, и с каждым часом меркнет твоя надежда. Я принял решение. Следуй своим путем, а я… я дам тебе лошадей. Об одном прошу: достигнешь ли своего или проездишь впустую, пусть кони вернутся в Медусельд за Онтавой, к высокому замку в Эдорасе, где нынче пребывает Теоден. Лишь так ты докажешь ему, что я в тебе не ошибся. Как видишь, ручаюсь за тебя — и, может статься, ручаюсь жизнью. Не подведи меня.
— Не подведу, — обещал Арагорн.
Недоуменно и мрачно переглядывались всадники, когда Эомер велел отдать чужакам свободных лошадей, но один лишь Эотан осмелился поднять голос.
— Ладно, — сказал он, — витязю Гондора — поверим, что он из них, — впору сидеть на коне, но слыханное ли дело, чтоб на ристанийского коня садился гном?
— Неслыханное, — отозвался Гимли. — И уж будьте уверены — ни о чем таком никогда не услышите. В жизни на него не полезу — куда мне такая огромная животина? Коль на то пошло, я и пешком не отстану.
— Отстанешь, а нам задерживаться некогда, — сказал ему Арагорн.
— Садись-ка, друг мой Гимли, позади меня, — пригласил Леголас. — Ведь и то правда: тебе конь не нужен, а ты ему и того меньше.
Арагорну подвели большого мышастого коня; он вскочил в седло.
— Хазуфел имя ему, — сказал Эомер. — Легкой погони, и да поможет тебе прежний, мертвый его седок Гарульф!
Резвый и горячий конек достался Леголасу. Арод звали его. Леголас велел его разнуздать.
— Не нужны мне ни седло, ни поводья, — сказал он и легко прянул на коня, а тот, к удивлению ристанийцев, гордо и радостно повиновался каждому его движению: эльфы и животные, чуждые злу, сразу понимали друг друга. Гимли усадили позади приятеля, он обхватил его, но было ему почти так же муторно, как Сэму Скромби в лодке.
— Прощайте, удачного поиска! — напутственно крикнул Эомер. — Скорей возвращайтесь, и да заблещут наши мечи единым блеском!
— Я вернусь, — проронил Арагорн.
— И меня ждите, — заверил Гимли. — Так говорить о Владычице Галадриэли отнюдь не пристало. И если некому больше, то придется мне поучить тебя учтивости.
— Поживем — увидим, — отозвался Эомер. — Видать, чудные творятся дела, и в диво не станет научиться любезности у гнома с боевым топором. Однако ж покамест прощайте!
С тем они и расстались. Ристанийским коням не было равных. Немного погодя Гимли обернулся и увидел в дальней дали муравьиный отряд Эомера. Арагорн не оборачивался, чтобы не упустить след под копытами, и склонился ниже холки Хазуфела. Вскоре они оказались близ Онтавы, и обнаружился, как и говорил Эомер, след подмоги с востока.
Арагорн спешился, осмотрел следы и снова вскочил в седло, отъехал влево и придержал коня, чтобы ступал осторожнее. Потом будто что-то приметил, опять спешился и долго расхаживал, обыскивая глазами израненную землю.
— Что ясно, то ясно, а ясно немного, — выговорил он наконец. — Конники на обратном пути все затоптали, подъехавши строем от реки. Только восточный след свежий и нетронутый, и назад, к Андуину, он нигде не сворачивает. Сейчас нам надо ехать помедленнее и глядеть в оба, не было ли бросков в стороны. А то орки, видать, здесь как раз и учуяли погоню: того и гляди, попробуют подевать куда-нибудь пленников, пока не поздно.
День понемногу мрачнел. С востока приплыли тяжелые тучи. Темная муть заволокла солнце, уходившее на запад, а Фангорн приближался, и все чернее нависали лесистые склоны. Ни налево, ни направо никакие следы не уводили, путь устилали трупы и трупики, пронзенные длинными стрелами в сером оперенье.
Тускнели сумерки, когда они подъехали к лесной опушке; в полукружье деревьев еще дымился неостывший пепел огненного погребенья. Рядом были свалены грудой шлемы и кольчуги, рассеченные щиты, сломанные мечи, луки, дротики и прочий воинский доспех. Из груды торчал высокий кол, а на нем гоблинская башка в изрубленном шлеме с едва заметной Белой Дланью. Поодаль у берега реки, вытекавшей из лесной чащи, возвышался свеженасыпанный холм, заботливо обложенный дерном; в него было воткнуто пятнадцать копий.
Арагорн с друзьями принялись обыскивать поле боя, но солнце уже скрылось, расползался густой туман. Ночью нечего было и надеяться набрести на след Пина и Мерри.
— Все попусту, — угрюмо сказал Гимли. — Много загадок выпало нам на пути от Тол-Брандира, но эта самая трудная. Наверно, горелые кости наших хоббитов смешались с костями орков. Тяжко придется Фродо, коли весть эта застанет его в живых, и едва ли не тяжелее будет тому старому хоббиту в Раздоле. Элронд им идти не велел.
— А Гэндальф решил — пусть идут, — возразил Леголас.
— Ну, Гэндальф тоже пошел и сам же сгинул первым, — заметил Гимли. — Ошибся он на этот раз в своих расчетах.
— Не в том был расчет Гэндальфа, чтобы спастись от гибели или уберечь нас, — сказал Арагорн. — Тут не убережешься, а берись за дело волей-неволей, чем бы оно ни кончилось. Так вот, отсюда мы пока никуда не тронемся. Непременно надо оглядеться поутру.
Заночевали чуть дальше от кровавого поля, под раскидистыми ветвями гостеприимного дерева, совсем бы каштан, да только многовато сберег он широких бурых прошлогодних листьев, нависших отовсюду, точно хваткие старческие руки; они скорбно шелестели под легким ночным ветерком.
Гимли поежился. У них было всего-то по одеялу на каждого.
— Давайте разведем костер, — сказал он. — Ну, опасно, ну и ладно. Пускай их орки слетаются на огонь, как мотыльки на свечку!
— Если вдруг наши не