При нашем численном преимуществе и превосходных боевых качествах никаких шансов у защитников не было. Штурмовали бы с одного направления, люди еще могли потрепыхаться, но с трех, как в данном случае, – никаких шансов не только отстоять башню, но и даже взять за себя хорошую цену.
Хашар имел достаточный боевой опыт, чтобы не лезть в особо глубокую задницу, в результате люди с редким единодушием даванули вниз, резать защитников на нижних этажах. Тактики… Сообразили, что, взяв обороняющихся с двух сторон, понесут меньшие потери, чем ломясь наверх, где должна была отсиживаться госпожа де Мор с семьей и «лучшие люди» замка. Что интересно, орки из младшего командного состава хашара разделили мнение масс, тем более что осталось их немного… Опасная это работа, штрафниками в бою командовать. Так что их даже попрекнуть нельзя.
А вот «моего друга» Ульфа – вполне. Этот урод выставил заслон у лестницы наверх, отправил большинство своих вниз вместе с хашаром и принялся ждать у моря погоды, изображая активность и заодно оттеснив от лестницы орков Хадда. Я был взбешен, но в данном случае ему вообще ничего сказать нельзя было. Любое замечание будет парировано:
– Ты что, урод, решил, что за нашими спинами отсидишься?
Или что-то в этом роде, такое же вредное для имиджа. Хрен отмоешься. Даже свои могут не понять. Человеку, тьфу орку, желающему авторитета в обществе, на данном этапе карьеры такие испытания противопоказаны категорически.
Торвальд тоже усек что к чему, спокойно потребовал чтобы его пропустили к лестнице и встал на нее первым. Я молча присоединился к товарищу. Собственно, то, что я левша, было в данной ситуации очень выгодно, щиты в разных руках. За нами сбили коробку шестеро воинов из охраны Торвальда, и только потом приготовился идти Ульф со своей бандой. Неприязненные взгляды буквально буравили мне спину, ощущаясь прямо-таки физически. Ладно, хоть спереди ничего не ощущалось. Ульф, надо отдать ему должное, не только прочистил дверной проем наверху, но и не позволял обороняющимся даже выглядывать, при помощи лучников и бросков дротиков.
Лестница наверх выходила на довольно узкую закрытую лестничную площадку, так что появляющиеся в проеме головы рубить со всех сторон было невозможно, это было хорошо. Еще лучше было то, что сопротивления вообще не было, люди закрыли и забаррикадировали двери, даже не вытащив два тела оставшихся на площадке. Одно из тел, получившее ангон в низ живота, продолжало хрипло стонать, сжимая торчащее из живота копье.
Выглядели потуги людей пожить подольше довольно жалко. Даже не будь меня с моей перчаткой, двери за несколько минут вынесли бы топорами, и никакие баррикады из мебели за ними не помогли бы. Кстати, «выстрел», испаривший треть дверей, больше помешал, нежели помог, баррикада полыхнула, будто облитая солярой. Пришлось дать туда еще пару выстрелов, подпустил огоньку бы и в третий, если бы не стрелы, полетевшие из дыма. Торвальд чуть наклонил голову и бросился вперед, прямо по остаткам баррикады. Мне ничего не осталось как следовать за ним.
Третий раз я «выстрелить» так и не сумел, перепрыгивая через остатки баррикады, чуть не получил мощнейший удар в лицо, чудом отбитый оковкой края щита. Отбив, удар малхусом по древку второго копья, – проходной шаг вперед, отсеченная кисть копейщика – и продолжая движение, – горизонтальный удар под обрез шлема следующему противнику, он ошибся, блокируя щитом удар в ногу… П…ривет котенку, строй сломан. Шаг вперед, разрубленное колено еще одного воина, блок щитом, отведенный наручем удар меча, разворот малхуса и рассеченное горло нападавшего… Клин орков, во главе со мной и Торвальдом, развалил строй людей неожиданно быстро, защитники передо мной просто кончились. Так как заняться оставшимися людьми было кому, после краткого обмена взглядами с другом, наша группа устремилась наверх, над нами был еще один этаж. Напоследок я оглянулся назад: последние защитники замка сражались по-прежнему мужественно, на пощаду они не рассчитывали. Оружие не бросил никто, хотя никаких шансов у них не было. Договориться они даже не пытались, впрочем, не та ситуация.
Наверху воинов не нашлось, за исключением пожилого седоусого мужика лет пятидесяти на вид, в хорошем пластинчатом панцире и с мечом в руках, закрывшего собой полненькую женщину примерно его лет, прижимающую к себе двух симпатичных девушек, одну лет пятнадцати – семнадцати и вторую – помоложе и постройнее, а также двух пацанов лет двенадцати – тринадцати. Мальчишка, что на полголовы повыше брата, сжимал в руках кинжал, пытаясь вырваться из рук матери. Еще куча баб и детей разного возраста в одежде победнее и погрязнее сбились в кучу у стены дальше и орали так, как будто их уже режут. Торвальд, впрочем, выдал децибелы не хуже, указывая на мужика и вопя:
– Он мой!
Неожиданно мужик оказался первым, кто попытался договориться:
– Со мной делайте что хотите, но женщин и детей хотя бы пощадите. Зачем вам их жизни?
Мы молча обступили его полукругом. Хотя воин и встал в угол, не давая обойти себя со спины, зря он леди де Мор с дочками и, видимо, свою семью за спиной оставил. Мелькнула мысль: где сноха? Жизни ему осталось ровно столько, сколько мы захотим. Но склонность к диалогу надо было поощрить:
– А что сразу не сдались? Отсидеться надеялись? А теперь страшно стало?
Мужик хотел что-то сказать, но явно передумал. Баб и детей рубить пока никто не собирался, хотя в помещении помимо его самого и закрытых им женщин и детей все люди были в нашей власти. Глянул назад и устало сказал:
– Детей хотя бы пощадите. У вас же у всех они есть.
– Бросай меч, – разочарованно рыкнул Торвальд.
Я мысленно хмыкнул, обломался с подвигом, бедняга. Мужик производил впечатление довольно сильного противника, несмотря на возраст, и был весьма замотивирован. Прибить его в одиночном поединке было бы хорошим пиаром, тем более что в помещении появились новые действующие лица: паршивец Ульф с десятком голов из своего херада. Так как дружище Торвальд, похоже, только ради реноме в глазах своих оппозиционеров так суетится, шанс произвести на оппозицию впечатление не стоило упускать. Разочарование в голосе друга было понятно. Отсутствие гнили в душе тоже, положением мужика вполне можно было воспользоваться.
– Я не ребенок, – неожиданно ответил старик, похоже, не понявший, что резни уже не будет. – Мне пощады не надо. Никто из вас не сможет сказать, что мне стало страшно. – Или понявший, просто не пожелавший сдаваться сам. Ведь он пожертвовал воинами внизу, чтобы спасти женщин и детей, которых вполне могли изрубить по инерции, встреть тут сопротивление.
– Это очень хорошо! – воспрял духом Торвальд, выходя вперед.
– Все назад, дайте нам место. Если свалит меня, жен и детей не вздумайте трогать, это наше дело. – Последнее уже нам, оркам. Мы, молча, раздались в стороны, освобождая пространство для поединка. Хорошая смерть для старика, умереть, защищая жену и детей. И Торвальд поступил очень благородно, напоследок уважив своего противника и не пожелав воспользоваться выгодами ситуации. А вообще, сильно заколотило, раз так активно пытается работать на публику. Точно надо будет этому Ульфу как минимум зубы выбить. Раз язык за зубами держать не может, они ему явно не нужны.
Старик уже шагнул вперед, поднимая меч, но до поединка так и не дошло.
Не один я в этом мире оказался таким сильно умным. Наглый Ульф считал, что он не дурнее меня нисколько, поскольку, пока мы рассматривали вставших в позицию старика с Торвальдом, нас начали убивать в спины.
Хороший ход. Очень хороший. Спасли мне жизнь две вещи. Тодд, стоявший чуть сзади справа, и страх с удивлением на лице женщин за спинами мужика, сменившиеся дикими воплями, когда орки Ульфа начали нас рубить.
Я только успел чуть повернуться, когда получил удар по шлему, от которого на несколько секунд потерялся, только и сумев попытаться разорвать дистанцию. Получилось плохо, не добили меня только из-за Тодда, который дал мне время прийти в себя, пожертвовав своей жизнью. Я смог лишь за него отомстить, положив убийцу рядом, обманув низким ударом в ноги и с маху впечатав край щита в открывшееся лицо, секундой позже резанув его открытое запястье на возврате меча и развалив горло.
Из парней охраны Торвальда только двое сумели не дать себя убить в спину. Оценивая ситуацию, мысль, сработала как никогда четко, если встать к стене, я продержусь дольше, но убьют меня точно, нужно атаковать, пока нас поодиночке не перебили. Через секунду я принял вертикальный удар на щит и, ревя во все горло, отрубил его владельцу обе ноги в приседе, как раз чуть ниже подола кольчуги. Вставая, широкий шаг вперед, и щит с треском врезался в щит следующего оппонента. Сила удара плюс масса тела сыграли свою роль, он шарахнулся назад, потеряв равновесие, и перешел в разряд живых покойников, получив удар изнутри в локоть, кровь брызнула так что было понятно, даже добивать не стоит. А потом передо мной оказался хитромудрый Ульф, молниеносно нанесший мне два сильнейших удара в плечо и колено, а его товарищ, зашедший за спину, опять рубанул по голове.
В гудящей от удара башке осталась только одна мысль: – «Все! Конец». Прыгнул вперед, не заботясь о защите, похоже, от безысходности, не помню, одурел и опять перешел в боевой раж. Первое время я даже чувствовал удары по доспеху, потом осталась одна ярость.
Отпустило меня, когда уже все орки Ульфа были убиты, а я стоял над двумя мертвецами в углу, изрубив их на части, поотрубал все выступающие части тела, не прикрытые доспехами, и испортил сами кольчуги. Вокруг все еще дико визжали бабы.
Живой и невредимый Торвальд, пока не убедился что моя ярость ушла, даже не рискнул подойти. Он стоял у входа и смотрел одним глазом на меня, вторым на вход, готовясь рубить подкрепление заговорщиков. Старик застыл рядом с ним, он лишился щита и был ранен в левую руку, с которой вниз часто капала кровь. Не знаю, как они договорились за секунды, но старикан вытащил свой счастливый билет. Во всех смыслах.