Викрам ласково похлопал Зулу по плечу.
– Поэты и прозаики уже начали приукрашивать нашу историю. Если ты задержишься в пути слишком долго, то, боюсь, по возвращении не узнаешь себя в эпических романах и героических поэмах.
Зулу положил пистолет на стол.
– Обязательно сообщи, когда начнут ваять монументы. Я хотел бы сам позировать.
– Хорошо, обещаю прислать официальное извещение с императорской печатью.
Викрам слегка пожал плечо друга, потом, неохотно опустив руку, попятился назад.
– Не забывай, что отныне у тебя на Ангаре есть корни, – напомнила Урми. – Если на твоем корабле к тебе будут плохо относиться, ты можешь в любой момент вернуться сюда. – Ее вытянутая рука, задрожав, повисла в воздухе. – Человеку нужен дом, даже в том случае, если он никогда не будет жить в нем.
Викрам вдруг принялся размахивать рукой, отражая и нанося удары воображаемым мечом.
– Извини, если со временем Ангира потеряет многие прелести семнадцатого века.
– Теперь это, похоже, уже неважно, – усмехнулся Зулу. – После того, как меня чуть не закололи, чуть не утопили, не изжарили, и не сожрали, я почти разочаровался в этом времени.
С любопытством глянув на рулевого, капитан криво усмехнулся:
– Так значит, теперь ты снова начнешь нажимать кнопки и клавиши, забыв о том, что это занятие не очень увлекательно?
– Я понял, капитан, что семнадцатый век лучше рисовать в воображении, чем испытывать на собственной шкуре.
Переведя взгляд на пистолет, Зулу залюбовался этим мастерским творением древнего оружейника, не замечая, что глаза выдают его душевное состояние.