За время болезни Пол Бретт дважды приезжал навестить меня, но я отказывалась его принять. Когда болит печень, больше всего на свете хочется одиночества. А мысль показаться своему любовнику с пожелтевшей кожей, немытыми волосами и опухшими глазами казалась просто оскорбительной. С другой стороны, присутствие Льюиса меня совершенно не смущало. Возможно потому, что между нами ничего не было. А когда в то утро он сказал, что любит меня, причем именно так, как он это сделал, я поняла: даже если я вся покроюсь лишаями, ему наплевать. С чисто женской точки зрения я никак не могла решить, хорошо это или плохо. Именно это я и попыталась втолковать Полу в ответ на его вежливые упреки, когда вернулась в офис.
— Ты позволяешь Льюису заботиться о себе, а меня даже не хочешь видеть.
— Я отвратительно выглядела. Ты бы потом даже не посмотрел в мою сторону.
— Ты знаешь, просто смешно, сколько времени мне понадобилось, дабы убедиться, что между вами двоими ничего нет, но теперь я в этом уверен. Но с кем же он тогда спит?
Мне пришлось признать, что не имею ни малейшего представления. Наверное, две-три ночи он провел в объятиях какой-нибудь молоденькой киноактриски, но, с другой стороны, это были те самые ночи, когда он занимался с Болтоном или кем-то еще. Кроме того, Глория Нэш, восходящая звезда, превратившаяся после смерти бедной Лолы в «Номер Один», уже положила на него глаз и даже пригласила на вечеринку — соблюдая приличия, разумеется, а это значит — вместе со мной. Я спросила Пола, будет ли он там, и Пол ответил, что да.
— Я заеду за вами часа в четыре. Надеюсь, этот маленький вечер на троих закончится лучше, нежели тот достопамятный…
Я тоже искренне надеялась.
— Но все равно странно, что простая драка могла так тебя расстроить. Твои приступы, Дороти, отлично известны всему Голливуду. Первый был, когда Фрэнк сбежал с Лолой, второй — когда Джерри вышвырнул тебя после того, как ты обозвала его грязным ничтожеством, а третий — когда твоя бедная глупая секретарша выпала из окна. Но все это было значительно серьезнее, если можно так сказать.
— Что ты хочешь, Пол? Я старею.
Значительно серьезнее… Если бы он только знал! Боже мой, если бы он только знал… На миг я представила себе его лицо и расхохоталась. От смеха потекли слезы, минут пять я никак не могла успокоиться. Мои нервы явно расшатались, и Пол сразу стал всепрощающим, терпеливым, по-американски надежным, мужественным и даже дал мне свой носовой платок вытереть потекшую косметику. Наконец я угомонилась, пробормотала какое-то наиглупейшее оправдание и в знак примирения чмокнула его в щеку. Мы были в моем офисе. Кэнди ушла, и он начал проявлять ко мне повышенный интерес. Мы решили поехать к нему, и я позвонила Льюису, чтобы он не ждал меня к ужину.
Он оказался дома и все это время с удовольствием возился с «Ролсом». Я велела ему хорошо себя вести, и тут меня снова разобрал смех. Он обещал до утра быть паинькой. С чувством полной нереальности происходящего я отправилась с Полом ужинать в ресторан Шасена, где со мной здоровались сотни людей, которых я не знала. Это было странно. Позже, ночью, лежа рядом со спящим Полом, голова которого, как обычно, покоилась на моем плече, а правая рука обнимала за талию, я вдруг ощутила страшное одиночество. Я владела тайной, смертельной тайной, не будучи человеком, которому вообще можно доверять чьи-либо секреты. Как и тогда, перед рассветом, сон не шел ко мне, а там, в пяти милях отсюда, в своей маленькой кроватке сладко спал мой сентиментальный убийца, и ему снились птицы и цветы.
Глава двенадцатая
Отправляясь на вечеринку к Глории Нэш, мы оделись особенно элегантно. Я залезла в черное, расшитое бисером платье, купленное в Париже по сумасшедшей цене; оно было с открытой спиной, остававшейся одним из моих последних козырей. Льюис, в смокинге, с черными блестящими волосами выглядел просто потрясающе: он походил на юного принца, в котором было что-то от фавна. Пол, также в смокинге, имел вид скучающего сорокалетнего богача, что только подчеркивали его светлые волосы с легкой проседью на макушке и ироничный блеск глаз. Я уже мысленно смирилась с неизбежной потерей нескольких бусин с платья, вызванной теснотой в «ягуаре» и зажатостью между двумя смокингами, когда Льюис торжественно поднял руку и сказал:
— Я кое-что приготовил для тебя, Дороти.
Я вздрогнула, а Пол заговорщицки захихикал.
— Это настоящий сюрприз, Дороти. Пойдем за ним.
Льюис прошел в сад, сел за руль «Ролса», что-то там нажал, и машина, издавая тихое, мерное урчание, мягко тронулась с места и остановилась рядом со мной. Льюис вышел из «Ролса», обошел его вокруг и с глубоким поклоном открыл дверцу. У меня не было слов.
— По крайней мере, он сдвинулся с места, — со смехом сказал Пол. — Не удивляйся. Залезай скорее. Водитель, отвезите нас, пожалуйста, к дому мисс Глории Нэш, кинозвезды, на Сансет-бульвар.
Машина тронулась. Хотя нас разделяло стекло, в зеркале заднего обзора я поймала взгляд Льюиса — по-детски счастливый, возбужденный, зачарованный — взгляд юноши, страстно желавшего доставить мне удовольствие. Бывали моменты, когда жизнь совершенно меня обескураживала. Я отыскала в этой огромной клетке старомодное переговорное устройство и поднесла его к губам:
— Алло, водитель, какое чудо движет этой махиной?
— Я потратил весь свой недельный отпуск на ремонт. И не напрасно.
Я повернулась к Полу.
— За последние три дня он мне все уши прожужжал о своем «Ролсе», — улыбаясь сказал Пол. — Можно подумать, что ему не больше двадцати.
Он тоже снял трубку переговорника.
— Водитель, прислушайтесь к моему совету. Вам следует постараться очаровать хозяйку сегодняшней вечеринки. Ваше безразличие может быть дурно истолковано.
Льюис только пожал плечами. Я отчаянно надеялась, что этим вечером все будут со мной крайне любезны, и мой преступник не вздумает выкинуть что-нибудь дикое. Последние десять дней я только и делала, что готовилась к сегодняшней поездке, описывая Льюису будущих гостей — моих друзей и коллег — в самом выгодном для них свете, и представляя Голливуд, эти джунгли порока, как сияющий рай трепетной любви. Когда с его губ срывалось язвительное замечание в тот или иной адрес, я тут же выдумывала какую-нибудь бесценную услугу, оказанную мне данным лицом года три назад; короче говоря, я вполне могла впасть в полный идиотизм или сойти с ума, если, конечно, еще не сошла.
Глория Нэш встретила нас у дверей своего «крохотного» тридцатидвухкомнатного особнячка. Все было на высоте: прожекторы в саду, ярко освещенный бассейн, внушительные жаровни-барбикью и вечерние туалеты. Сама Глория Нэш являла собой смазливую воспитанную блондинку. К несчастью, она родилась на десять лет (по меньшей мере) раньше меня и самым любезным образом непрестанно напоминала мне об этом фразами типа «Ах, Дороти, как тебе удалось сохранить такую фигуру? Потом непременно поделись со мной своим секретом» или взглядами, полными «искреннего» изумления, словно то, что я в свои сорок пять держалась на ногах без посторонней помощи было каким-то волшебством. В этот вечер она избрала второй вариант, и под ее удивленным взором я чувствовала себя воскресшим Тутанхамоном. Она тут же потащила меня «приводить в порядок мою прическу», словно я в этом нуждалась. На самом же деле так выглядел один из самых занудных и неизменных голливудских ритуалов — женщинам полагалось собираться маленькими группками, орудовать расческами и каждые десять минут пудрить носы. По дороге Глория с любопытством болтала о Льюисе и засыпала меня вопросами, большинство из которых я просто игнорировала. В конце концов это стало ее раздражать, она позволила себе несколько намеков, которые я снова пропустила мимо ушей, а когда мы уже покидали ее очаровательный будуар, перешла в наступление:
— Знаешь, Дороти, ты мне страшно нравишься. Да, да. Помню, еще ребенком я видела тебя в фильме… э-э-э… Ну неважно, кто-то же должен тебя предупредить. О Льюисе говорят страшные вещи.
— Какие?
Кровь замерла у меня в жилах. Я едва не выкрикнула этот вопрос.
— Фу, какая ты настойчивая… Ну ладно… Должна сказать тебе, что он безумно соблазнительный.
— Нас с ним ничего ТАКОГО не связывает, ответила я. — Так что за вещи?
— Ну, говорят… ты же знаешь, что здесь за люди… говорят, что ты, Пол и он…
— Что? Что я, Пол и он?
— Ты везде с ними обоими, и поэтому неизбежно…
Наконец я поняла, что она хочет сказать, и вздохнула с облегчением.
— И это все? — игриво произнесла я, словно отвечая на детскую шутку (а ее намек на оргии выглядел именно так в сравнении с чудовищной правдой). — О, всего-то! Это ерунда.
И оставив ее с отвисшей челюстью, я отправилась в сад посмотреть, не умудрился ли Льюис зарезать во время перемены блюд кого-нибудь виновного лишь в том, что ему не понравилось мое вечернее платье. Он спокойно беседовал с одной из голливудских сплетниц-журналисток. Успокоившись, я с головой окунулась в вечеринку, которая неожиданно удалась. Я встретила нескольких своих старых поклонников, и они, каждый на свой манер, отпускали столько комплиментов моему наряду и фигуре, что я поневоле увидела в своей больной печени путь к омоложению. Следует сказать, что я никогда не ссорилась со своими бывшими любовниками, при встрече они смотрели на меня с легким упреком и говорили: «Ах, Дороти, тебе стоит лишь захотеть, и…», а потом предавались воспоминаниям, которые я далеко не всегда разделяла, поскольку память моя явно портилась с годами. Пол, улыбаясь, наблюдал за моей игрой с ними на расстоянии, и пару раз я перехватила взгляд Льюиса — Глория вела упорную осаду. Но я решила больше о нем не беспокоиться. Я хотела получать удовольствие. Для себя. За последние дни я уже достаточно понервничала. Мне хотелось шампанского, аромата калифорнийской ночи и искреннего смеха добрых, храбрых, красивых голливудских мужчин, убивающих только на экране.
Я резвилась, как жаворонок, и была уже немного навеселе, когда, час спустя, ко мне присоединился Пол. Рой Дэрдрайдж, король вестернов, рассказывал мне, как еще пять лет назад я разбила ему сердце, и, теряя реальность под воздействием чувств и изрядных доз мартини, с мрачной враждебностью поглядывал на Пола, который воспринимал это с полнейшим равнодушием. Пол взял меня за руку и отвел в сторону.