Кемурт пристроился за ними – в толкучке это не вызывало подозрений, в крайнем случае примут за обычного вора, который охотится за кошельками – и в течение некоторого времени тащился следом. Понял из разговора, что в Аленде они проездом, возвращаются из путешествия на юг, и у них была третья спутница, которая потерялась в толпе, но они этой потерей ничуть не расстроены, и баронесса, похоже, тиранит Гренту, однако Грента тоже в долгу не остается, так что прав был Эдмар, когда говорил, что они нашли друг друга, и у них своя игра.
Наконец толпа начала редеть, растекаясь по улочкам и переулкам. Овдейки ускорили шаг, Кем отстал. Запнулся в темноте о какой-то хлам, чуть не растянулся на мостовой. Вскоре понял, что заблудился. Воняло гарью и отбросами. Казалось, эта кромешная ночь никогда не закончится: как будто Аленда провалилась в Нижний мир, а горожане так и не заметили, что с некоторых пор живут в Хиале.
Когда невесть откуда выскочила саламандра – сияющая золотая ящерка, за которой тянулся искристый шлейф – и начался переполох, Шнырь побежал в нужную сторону по головам кучно стоявшего народа. Гнупи – прирожденные акробаты, они даже по стенам бегать умеют и вовсю этим пользуются, чтобы досаждать по ночам людям своим топотом.
Перед этим Тейзург посадил его к себе на плечи, объясняя окружающим: «Иначе малое дитё ничего не увидит!» Окружающие ругались: «Нашла, что ребенку показывать, дура полоумная!»
Благодаря зачарованному мешочку с рыжей прядью и клочком кошачьей шерсти Шнырь живо нашел Крысиного Вора. Тот стоял у загаженной щербатой стенки – вот растяпа, нельзя в такой сутолоке ошиваться возле стен, могут притиснуть и задавить! – и выглядел пришибленным, будто у него стряслась беда. Мудрый господин предвидел, что он таким и будет: мол-де это упрощает твою задачу.
Прыгнув ему на плечи, маленький посланец содрал с него тюрбан и взамен нахлобучил лохматый парик, который принес за пазухой. В тот же миг парик намертво прилип. Это колдовство доступно не всякому, но Шнырь благодаря жертвоприношению нынче еще не то мог сделать! Продержится до рассвета следующего дня, за это время им нужно уйти от погони.
Теперь на глаза Крысиному Вору падали темные патлы, а физиономию была перемазана сажей. Люди, которые находились рядом, смотрели в сторону помоста и ничего не заметили.
Жалко, напугать ворюгу не удалось. Нет бы завопил или вздрогнул – а он ухватил за полу маскировочного девчоночьего пальтишка и спросил безразличным голосом:
– Шнырь, чего тебе надо?
– Мне надо, чтоб ты за крыску мою поплатился! – сварливо прошептал гнупи ему в ухо. – А еще надобно тебя спасти, господин велел, у него к тебе серьезный разговор.
На всякий случай изо всех сил вцепился в ворот, чтобы собеседник не сдернул его на землю.
– Где он?
– Здесь, да ты к нему не подойдешь – зенки разуй, народу же как яблок в лукошке! Ты вот чего, главное, не давайся тем, кто тебя ловит. Я из тебя натурального трубочиста сделал – ха-ха, никто не узнает, потом в зеркало посмотришься! Как все отсюда двинут, мы до тебя сами доберемся, мы с господином до кого хошь доберемся!
– Уж это точно, – процедил рыжий.
– И не стой здесь как дурак. Глянь, вон там угол и водосточная труба с загогулинами – самая гиблая штуковина, держись от нее подальше. Жалко, тропка на изнанку дома не рядом, а то б я тебя спрятал. Ты нужен, чтобы вы с господином победили супостатов, поэтому позаботься о себе. А крыску я тебе не простил, не надейся!
Шнырь помчался обратно, словно по кочкам – только вместо кочек были шляпы и береты, тюрбаны и капоры, вязаные шапочки и суконные капюшоны, женские прически и стриженые мужские макушки. Толпа волновалась, ругалась, пахла страхом, потом, разочарованием, перегаром и мочой, а над головами витал запах горелого тряпья и паленого мяса.
Разыскав Тейзурга, посланец устроился у него на плечах и шепнул:
– Я все сделал, как велено. Идемте в ту сторону!
Легко сказать – «идемте». Они начали мало-помалу смещаться по направлению к Крысиному Вору, Шнырь как умел плел чары, чтобы помочь господину протиснуться и защитить его от толкотни.
Вокруг колыхалось море человеческой плоти, и разило все сильнее – такая крепкая и тошнотворная смесь, что даже Шнырь под маской морщил нос, а уж каково было господину Тейзургу! Тот двигался к цели, словно через болотную трясину, а оседлавший его шею верный помощник подсказывал дорогу. Порой толпу охватывало паническое брожение, тогда становилось еще страшнее, но благодаря шнырёвым чарам господина прикрывали будто бы навешанные со всех сторон щиты. Маленький гнупи нипочем не смог бы их наколдовать, если б не вчерашняя жертва. Кое-кому в толпе не повезло: вместе с живыми перемещались мертвецы с разинутыми ртами и выпученными глазами – не падали только потому, что некуда падать. Глядя на толчею сверху, Шнырь радовался своему превосходству над бестолковыми смертными.
К тому времени, как они добрались до противоположной стороны площади, толпа немного поредела. Рыжий сидел под стеной – помятый, в растерзанной куртке без пуговиц, но кудлатый темный парик никуда не делся.
– Ты в порядке? – присев перед ним, спросил Тейзург, в то время как гнупи соскочил на землю и зажег меж сложенных ладошек шарик-светляк.
– Да.
– По тебе не скажешь.
– На свою рожу посмотри, – огрызнулся Крысиный Вор.
– Моя рожа – плод вдохновенных трудов перед зеркалом, а ты похож на бедного сироту, которого злые люди выгнали из дома, так и хочется кинуть тебе медяк на пропитание.
– Я ничего не смог сделать, – пробормотал рыжий с таким надрывом, точно у него что-то ценное отобрали.
Шнырь не понял, о чем он, но злорадно выпалил:
– Вот и поделом тебе за мою крыску, на крышу беззаконно заброшенную!
А господин, сгребши собеседника за отвороты куртки, порванной и залитой кровью – не иначе из расквашенного носа – участливо осведомился:
– У тебя нет сотрясения? Ребра целы?
– Я же сказал, в порядке.
– Это не может не радовать!
И к несказанному восторгу Шныря отвесил крысокраду оплеуху, а потом и вторую, придерживая за куртку, чтобы тот не треснулся о кирпичи затылком.
– Так тебе и надо, так тебе и надо! – мельтеша вокруг них, твердил гнупи.
У рыжего опять потекла из носа кровь, и он произнес потерянным голосом:
– Все, что у меня получилось – это быстро убить. Через глазную впадину в мозг, который вскипел и выгорел за долю секунды. Я не пытался его освободить, он все равно не смог бы уйти. Его еще до суда так искалечили, что он протянул бы не больше восьмицы, я вчера подошел достаточно близко, чтобы все это почувствовать. Я предупреждал его, чтоб он не разгуливал в баэге и валил из города, а он не послушал.
– Если б он тебя послушал, они нашли бы кого-нибудь другого, – заметил Тейзург. – Ты ведь и сам это понимаешь, не правда ли? Шнырь рассказал, как ты заступился за Тевальда около «Штофной розы». Он был бедным подражателем – из тех, кто чувствует себя мало-мальски значительной персоной только с изысканной орхидеей в петлице. Раньше он был никем, а надев баэгу, стал кем-то, похожим на меня. Думаю, для него было бы истинной трагедией вновь стать безликой человеческой амебой – такая перспектива ужасала его больше, чем мученическая смерть за право носить баэгу. Отсюда мораль: надо самому быть изысканной орхидеей – хоть в гриме, хоть в обносках, как мы с тобой…
– И как я! – встрял маленький гнупи.
– Да, и как Шнырь. Ты меня несказанно обяжешь, если встанешь и пойдешь с нами самостоятельно, а то вчера я на месяц вперед натаскался тяжестей. Только не спрашивай, что вчера было, это слишком душераздирающая история, в стиле самых черных городских страшилок. Вставай! Нам надо убраться отсюда заодно с толпой.
– А то еще можем в этом доме спрятаться, – подсказал гнупи.
– Не годится. Лорма тут каждый угол обыщет. Не забывай о том, что она вурвана, и ваши тропки для нее открыты. Хантре, да вставай же! Разве ты не хочешь положить конец этому бездарному фарсу с Дирвеном и Шаклемонгом в главных ролях?
– А ты знаешь, как это сделать?
– Представь себе, знаю. Но расскажу не здесь и не сейчас. Идем, наконец.
Поднявшись, Крысиный Вор скривился и зашипел сквозь зубы.
– В чем дело?
Он не ответил, молча захромал рядом с Тейзургом.
– Надеюсь, не перелом?
– Ногу отдавили.
– Кости стопы целы?
– Демоны знают, – буркнул рыжий.
Еще и попытался отпихнуть господина, который обнял его, поддерживая – но потом сдался и все-таки принял помощь. Видно было, что шагать ему больно.
Двигались они медленно и помалкивали, потому что снова оказались в гуще толпы. Когда дошли до кордона, господин давай ругаться исковерканным визгливым голосом: мол-де и вместо казни показали какую-то дрянь, стоило ли ради этого на площадь ходить, больные ноженьки утруждать, и зять пьяница-негодяй, из дома тащит, в канавах ночует, и внучка-паршивка растет непослушная… Их пропустили без проволочек, еще и прикрикнули – шибче проходи, не задерживай!
Дальше людей повел Шнырь, выбирая безопасную дорогу. Без него им бы не уйти далеко в такой темени.
Погоню он почуял, когда пробирались через квартал Тысячи Зрителей. Изваянные из белого камня и вылепленные из гипса Зрители в былые времена глядели на прохожих с крыш, с карнизов, из-под балконов, из стенных ниш, с оконных арок. Дамы и кавалеры цвета лежалого снега, не сыскать среди них двух одинаковых лиц. И никто их не заколдовал, привязав навеки к старинным домам под крутыми черепичными крышами, по которым любо-дорого кататься зимой – если, конечно, ты ловкий гнупи, а не растяпа-смертный! Это всего лишь скульптуры. До недавних пор были скульптуры, пока сюда не нагрянули шаклемонговцы с приставными лестницами и кувалдами.
Гнилушечно-зеленоватые шарики плыли низко над мостовой, высвечивая россыпь обломков, чтобы спутники Шныря не запинались. Фонари не горели, их побили заодно со всем остальным.