– Из-за нас тоже, не умаляй наших достоинств, – возразил господин, выглядевший донельзя довольным.
Он перетащил Крысиного Вора на лежанку и укрыл двумя шерстяными пледами, добытыми в городе с бельевых веревок. Тот закрыл глаза – то ли уснул, то ли провалился в забытье, и тогда господин поманил своего верного помощника наружу, в каменный коридор с низким потолком и неровными стенками.
– Шнырь, для всего есть предел, даже для моего терпения. Сегодняшний пассаж меня доконал: толпа омерзительных упырей, дурно пахнущих и дурно воспитанных – это, знаешь ли, уже чересчур… Как ты смотришь на то, чтобы отомстить Крысиному Вору?
– Хорошее дело, господин, уж на это я завсегда готов! А как мы отомстим? Когда проснется, зададим ему взбучку?
– Нет, мой находчивый Шнырь, месть должна быть достойной и утонченной. Вспомни, с чего началось твое знакомство с Хантре?
– Так вы же знаете, с чего – я в него крыской кинул, прямо в лоб попал, я же меткий, а он ее не вернул, хвать и на крышу забросил, а ворона только и дожидалась… До сих пор слезы наворачиваются, это ж была моя добыча!
– Вот именно, Шнырь. Он присвоил твою законную добычу – а мы с тобой уведем у него из-под носа его добычу, и сделаем это с максимальной для себя пользой, так что рыжему мерзавцу останется только локти грызть.
Первые несколько дней после казни Кемурт провел, как в бреду. Почти не ел. Вот бы все случившееся и впрямь оказалось бредом: ничего этого не было, ты выздоровел… Ага, только выздороветь должен не он, а весь окружающий мир. Он никогда не идеализировал государственную власть, но ни овдейские, ни прежние ларвезийские власти не доходили до того, чтобы заживо сжигать людей по дурацким обвинениям, да еще и «в угоду богам». Ладно, боги вроде бы показали свое отношение к этому, послав саламандру – наверное, больше такого не повторится, но все равно в душе как будто свищ остался.
Он опомнился, когда на бульваре Алых Пуговиц зацвели персики. Первая мысль была: как, уже лето? Лишь потом спохватился, что Аленда – это же субтропики, и весна тут наступает раньше, а здешние зимы обычно похожи на овдейскую осень, минувшая снежная зима была исключением из правил.
Кем двинулся дальше по бульвару, озираясь уже более-менее осмысленно. Шаклемонговцы с молотками до этой части города пока не добрались, фасады в порядке, но тут разбита витрина, там оконный проем с остатками разноцветного витража заделан фанеркой, а подпирающая балкон скульптура заляпана присохшим желтком. На тротуарах мусор. Кое-где на верхних этажах растянуты куски парусины с надписями: «Хвала Повелителю Артефактов» и «Хвала Незапятнанному» – жители, что ли, надеются, что это спасет их от погромов? Если раньше Аленда напоминала Кемурту шикарную даму в богатых изысканных нарядах, то теперь она смахивала на красотку в дорогом, но рваном платье, с подбитым глазом, настороженно крадущуюся по опасным закоулкам.
Он наконец-то почувствовал голод и завернул в первую попавшуюся чайную. Спросил кружку бульона с мясным пирогом. За то время, пока его носило по окраинам реальности, цены существенно подскочили, и плату нынче брали вперед.
В голове не укладывалось, что за всем этим стоит Дирвен. Если б ему раньше сказали, что так будет, не поверил бы. И если б от него зависело что-то изменить, чтобы прекратился этот бред, в котором город захлебывается, как в мутном паводке безумия…
– Я уже дала тебе все, что нужно – вот и действуй, почему ты до сих пор не взялся за дело?
Он вздрогнул, как от пощечины, и обернулся.
Это было сказано не ему. За соседним столиком девушка в красной жакетке, сидевшая спиной к Кемурту, обращалась к мужчине с безвольным набрякшим лицом запойного пьяницы, и толковали они о своем – о какой-то тяжбе из-за дровяного сарая. Но эта хлестко произнесенная фраза так и застряла у него в голове – до конца дня вспоминалась, и на следующий день, и потом.
Ох, и затряслись у Шныря поджилки, когда господин Тейзург изложил ему свой план! Аж перед глазами померкло: ежели что пойдет не так, не сносить ему головушки, и супостаты растопчут сапожищами его бедные косточки… От жалости к себе Шнырь всплакнул, шмыгая носом, но заради мести рыжему ворюге согласился рискнуть. Уж это будет месть так месть, уж они с господином проучат Крысиного Вора, чтоб неповадно ему было чужую добычу на крышу закидывать!
Он сбегал до тетушки Старый Башмак и попросил ее связать для рыжего обереги от мертвяков. Две узеньких манжеты из пестрой шерсти и такая же круговая повязка на шею: туда вплетены заклинания тухурвы, так что вчерашние визитеры больше не найдут своего убийцу, а если бы и нашли с чьей-то помощью – даже подойти к нему не смогут, не то что с собой увести.
В уплату Шнырь отдал тетушке фаланги пальцев Фелдо – жертвенные кости в цене, для иного колдовства только они и годятся. Да еще поделился вяленым мясом Фелдо, сохраненным в тайнике про запас. Гнупи из шайки Вабро как узнали, что у них будет на обед, так давай привечать Шныря, вывалили ему целый ворох городских новостей.
Народцу сейчас жилось вольготней, чем при магах: от амулетчиков хоть и доставалось, но все же не так, как от злыдней-экзорцистов. Однако ходили слухи, что у Дирвена за главную советчицу вурвана из южных краев, и как потеплеет, она весь свой неблагой двор в Аленду приведет – тогда держитесь, пришлые возьмут власть и начнут помыкать местными жителями. Одни считали, что ничего страшного: город большой, те не смогут всюду поспеть. Другие заранее прикидывали, где будут прятаться, когда придут амуши, которые никому спокойного житья не дадут и всех заставят себе служить, силы-то у них побольше, чем у гнупи, с ними разве что тухурва сможет потягаться.
Шнырь бы тоже вовсю боялся вторжения амуши, кабы не перебивалось это другим страхом: что же с ним, сиротинушкой, будет, если не удастся осуществить план господина Тейзурга без единой промашки?
– Они загребут награду, и ничего им сказать не смей – они же избранные, и хоть ты в десять раз умнее, все равно какая-нибудь деревенщина с амулетом будет поплевывать на тебя сверху вниз!
Лундо был всей душой согласен с собеседником: тот прямо таки излагал вслух его собственные мысли. Последний из амулетчиков мнит себя едва ли не таким же всемогущим, как Повелитель Артефактов – они же теперь аристократия! Заняли теплое местечко, насиженное магами Ложи, все верно… Другое дело, что новый знакомец уже успел попросить в долг: «сколько не жалко, через несколько дней отдам».
Кислая гримаса поиздержавшегося образованного человека, просительный тон с еле обозначенным намеком на чувство собственного достоинства. Взгляд нарочито дружелюбный, взывающий к сочувствию и в то же время испытующий.
Лундо читал этого Джерсойма, как открытую книгу, потому что видел в нем самого себя – и вот как раз поэтому отлично понимал, что взаймы ему давать не надо. Знал он все эти уловки и доверительно-искательные интонации: в стесненных обстоятельствах сам так же перебивался.
Угостил кружкой вина и пирогом: все-таки приятно побеседовать с тем, кто разделяет твою точку зрения и в придачу смотрит на тебя, как на благодетеля. С тех пор, как Лундо вступил в гильдию Шаклемонга, он не бедствовал, борцы за нравственность каждую восьмицу получали довольствие из королевской казны.
– Если хочешь к нам, я могу замолвить словечко перед Незапятнанным. Нам нужны люди, которые не боятся грязной работы.
– Замолви, буду благодарен, никогда не забуду, приличные люди должны помогать друг другу… – рассыпался в заверениях Джерсойм, глядя проникновенно и растроганно.
Лундо, тоже умевший демонстрировать искренние чувства в обмен на протекцию или денежное вспоможение, покровительственно добавил:
– Сегодня-завтра поговорю, наберись терпения. Шаклемонг умный человек, что он орет – это маска для черни, в людях он разбирается.
– Поэтому я и хочу с ним потолковать, – собеседник глянул по сторонам, еще сильнее ссутулился, нависнув над грязным столиком, и понизил голос до шепота. – Я знаю, как можно выследить Тейзурга и получить награду. Не думай, я не шучу. Только без амулетчиков, я им не доверяю, они же все заслуги себе припишут! Дело верное. Есть у меня одна кралечка – луковая ведьма, влюблена в меня по уши, а сейчас их племя приструнили, так она лишний раз пикнуть не смеет, только ноги раздвигает. Она поймала одного из тех гнупи, которые служат Тейзургу, он сидит в клетке у нее дома. Если хочешь, съездим туда, покажу. Надо рассказать об этом Шаклемонгу, но так, чтобы амулетчики не пронюхали. Если ты ссудишь мне хотя бы сотню на ближайшее время, я с награды сразу отдам. Гнупи же врать не могут, и когда мы стали тыкать его раскаленной спицей, он проболтался, что знает, где спрятаны деньги Тейзурга. Смекаешь, да? Так что даже если половину награды зажилят, клад будет наш! Только без лишних людей: я, ты и Незапятнанный, поделим на троих. И одолжи мне хоть сотню, если я говорю, что верну – можешь мне верить, непременно верну…
Четвертак ему Лундо все-таки одолжил, после того как побывал на улице Малой Бочки и посмотрел на плененного гнупи. Ведьмы не было дома, Джерсойм открыл своим ключом. Жилье насквозь пропахло луком, по стенам висели набитые луковицами рваные чулки, на подоконниках зеленели заросли перьевого лука, под ногами хрустела сухая бледно-рыжая шелуха. Грязные пожелтелые обои, небогатая обстановка, кое-где валяются в беспорядке предметы женского туалета.
– А в постели твоя ведьма луком не воняет? – ухмыльнулся Лундо.
– Я уже притерпелся, – усмехнулся в ответ Джерсойм. – Нос прищепкой зажимаю… Она зато горячая, на все готова. Что скажу, то и сделает, понимает свое место рядом с мужчиной. Идем сюда!
Новая власть ведьм не одобряла. Шаклемонг говорил, что их всех надлежит переписать и непокорных сжечь, а прочих взять под контроль: чтоб они носили опознавательные знаки, соблюдали установленные для ведьм ограничения и колдовали только по распоряжению надзирающих за ними чиновников. Недавно Незапятнанный поделился, что король уже одобрил его прожект.