Из комнаты не доносилось никаких звуков, зато она была битком набита мощными амулетами, в том числе сторожевыми. Как будто вдоль и поперек натянуты нити с колокольчиками, только задень – поднимется трезвон. Но делать нечего, придется туда лезть.
Кемурт взмок, пока вскрывал дверь и «договаривался» с охранными артефактами. Наконец он переступил через порог, протиснулся по стеночке мимо огромного глобуса. Вроде бы кабинет: книжные шкафы, захламленный письменный стол, кожаные кресла. На столе приглушенно светится волшебная лампа-кораблик, в больших зеркалах между шкафами золотятся блики. Тут же почувствовал: зеркала не простые, тоже артефакты. У дальней стены висит что-то длинное, похожее на гамак. Вот оно покачнулось, на стене с картой мира колыхнулась тень – в самом деле, гамак. И в нем кто-то спит, доносится мерное дыхание… Ланки-милостивец, сделай так, чтобы он не проснулся!
Судя по остервенелой реакции конька, Чаша Таннут – в этом шкафу. Открыть так, чтобы ничего не скрипнуло… Ну, и где же она? Хеледика рассказала, как она выглядит, но здесь ничего похожего. Может, в каком-нибудь тайнике?..
На нижней полке стоял эмалированный ночной горшок с простецким цветочком. «В ночном горшке обрящешь чашу». Каким же недоумком надо быть, чтобы спрятать в таком сосуде дар Таннут – вряд ли ей это понравится… Он вытащил Чашу, завернул в шелковый платок с вышитой хвалой морским божествам и убрал в матерчатую котомку. Закрыл горшок, исхитрившись не звякнуть крышкой, неслышно поставил на место, затворил дверцу шкафа.
Выпрямившись, бросил взгляд на гамак – и замер: там шевельнулись, заворочались…
– Какая же ты сволочь!..
Вор прирос к месту. По спине меж лопаток стекала капля холодного пота.
– Ты сволочь, Эдмар… – в гамаке всхлипнули. – Зачем тебе рыжий?
Это разговаривают не с ним. Диалог идет во сне. Стараясь унять дрожь в коленях, Кемурт бесшумно двинулся к двери.
– Зачем тебе сдался этот рыжий… – горестно повторил обитатель кабинета.
Теперь выйти в коридор… Не выскочить сломя голову, а выйти потихоньку, словно уползающая тень… Закрыть дверь, запереть ее «Ключом Ланки», один за другим «отпустить» здешние амулеты… Дело сделано, можно уносить ноги.
Только убравшись подальше от места преступления, в другой конец дворца, в потайной закуток возле прачечной, судя по плеску воды и разговорам за стенкой, Кемурт понял, у кого же он, Ланки-милостивец, увел из-под носа Чашу Таннут, кто спал в том гамаке!
О том, чтобы сходить туда еще раз и взять что-нибудь из Наследия Заввы, он, конечно, тоже подумал, но умозрительно, всего лишь как о возможности. Кишка тонка. Не сейчас.
Активировал «Мимогляд», привел в действие все остальные прячущие-маскирующие-отводящие амулеты из своего арсенала, от души помолился Хитроумному и лишь тогда ощутил боль, как от свежей ссадины, в левом запястье.
Ссадина там и была. Морской конек под бинтом стер ему кожу до крови.
Кемурт развязал котомку, развернул и поставил на шелковый платок Чашу. Она была сделана из раковины морского моллюска: снаружи бугристая, в коричневых разводах, местами с белесым известковым налетом, а внутри перламутровая. Величиной с суповую миску. До середины заполнена водой, но эта вода не выливалась, даже если перевернуть Чашу вверх дном – она и здесь, и не здесь, это кусочек океана, связанный неразрывно со своей стихией.
Когда Кемурт бросил туда мертвого конька, тот не растворился и не пропал мгновенно, а начал уменьшаться, как будто постепенно удалялся, в то же время оставаясь на месте. Говорят, что сотворенная Госпожой Пучины чаша на самом деле бездонна, хоть и выглядит небольшой.
Конек превратился в точку, словно соринку в воду смахнули, потом и вовсе исчез. После этого Кем завернул Чашу и убрал в котомку. Свое обещание морскому существу он выполнил, да не прогневается на него Таннут. Теперь надо тихо сидеть и ждать Хеледику.
Его со вчерашней ночи мучил вопрос: Хеледика была с ним только потому, что состоявшаяся хоть раз близость позволит ей найти человека где угодно – или он ей нравится?
Как товарищ и сообщник – да, он надеялся, что да… Лучше не хотеть от песчаной ведьмы чего-то большего: «она песок, прохладный, текучий, нежный, как шелк, и смертоносный, как сотня стрел, ускользающий сквозь пальцы, волшебно мерцающий напоследок…» Это из «Мадрийских каникул» Колвена Пирговица, там главный герой тоже влюбился в песчаную ведьму, когда ездил в Суринань по торговым делам, и потом всю жизнь не мог ее забыть.
После того как между ними все произошло, он спросил, неловко и хрипловато:
– Я слышал, ты с Хантре… Ничего не будет, если он узнает?..
– Это рабочая необходимость, он поймет, – отозвалась девушка, и сердце Кемурта покатилось в пятки, расколовшись на куски: он для нее всего лишь «рабочая необходимость», вот как…
– Кроме того, я сама по себе, – добавила Хеледика. – Так же, как он сам по себе, пусть мы и полюбили друг друга. У него есть женщина, с которой он очень прочно связан, хотя сейчас он ее забыл, она где-то не в Сонхи и, наверное, ждет его. Я почувствовала, что она есть, мы такие связи чувствуем. Я думала, она – это я, но когда станцевала для него, поняла, что она – это она, все-таки они снова друг друга нашли…
– Я не понял…
– Это не важно. Я не присваиваю чужого. Мне хорошо с ним, но когда он уйдет, я не пропаду, потому что у меня есть Олосохар, и есть танцы, и есть те, кто мне дорог. Я не только человек, я еще и песок Олосохара, частица осознания Великой пустыни. Может, тебе кажется странным, что у меня случилась та история с Дирвеном – ты ведь слышал об этом? Наверное, я тогда приобрела определенную форму, здешнюю форму, как тот песок, который дети набирают в игрушечные формочки, чтобы лепить пирожные, а потом то, что слепилось, рассыпалось, и я снова стала собой. Наверное, так. С Дирвеном мы не были друзьями, а любовь без дружбы рано или поздно рассыпается – чуть заденешь, и ничего не осталось.
Кемурт лежал рядом с ней на тюфяке, на скрипучей железной кровати в брошенном доме, слушал ее тихий голос и возню мышей под полом. Тем временем осколки его несчастного сердца потихоньку вернулись из пяток на свое законное место, склеились и срослись обратно. Она рассказывает о себе – значит, она ему доверяет?..
Сейчас он вспоминал вчерашнюю ночь, словно хватался за спасательный круг в ледяной воде – чтобы не думать о том, что будет, если «Властелин Сонхи» хватится пропажи и доберется до него раньше, чем Хеледика.
Янжек Плец зарабатывал на пропитание и учебу в заведении «Увлекательные прогулки по Дукону». Щуплый, напористый, пронырливый, он сносно болтал на трех иностранных языках, носил очки с толстыми линзами, дрался так себе, но таскал в карманах два пружинных ножа. Напоказ, для солидности, жевал омерзительный дешевый табак, втайне тратил деньги на ларвезийский шоколад, не любил магов и собирался стать адвокатом.
Сегодняшний клиент с первого взгляда вызвал у него неприязнь. Маг. Самоуверенный пижон с ироничным прищуром. Длинные глаза театрально подведены, рот выглядит чересчур большим из-за впалых щек и острого подбородка – черты резкие, вызывающие, словно он намерен дразнить окружающих самим фактом своего существования и получает от этого немалое удовольствие. Без шляпы, темные волосы с фиолетовыми и зелеными прядями лежат в изысканном беспорядке. Из-под рукавов по аристократической моде выпущены многослойные кружевные манжеты – не просто белые, как у других франтов, а белые, черные и дымчатые, точно крылья бабочки «ночная королева», которую Янжек видел в музее естествознания. На холеных пальцах серебряные перстни, ногти покрыты лаком цвета ночного неба с перламутровым переливом. За спиной маячит телохранитель, лицо под надвинутым капюшоном до глаз закрыто черным шарфом. Маг-то средней паршивости, если без охраны никуда…
– Янжек, это клиент королевского класса, у него собственное княжество в Суринани, он платежеспособен, как нам и не снилось, так что будь пообходительнее, – доверительно предупредил управляющий. – Я бы отправил с ним Стукерта или Байжека, но они раскашлялись, лоботрясы, клиенты этого не любят, а Кальена гуляет с дамами из Нангера. Уж постарайся, чтобы господин Тейзург остался доволен.
Намек на то, что рожей не вышел, и выгуливать солидных клиентов тебя посылают, если больше некого. Янжек Плец проглотил обиду. Главное, прилично заплатят: сопроводителю причитается десять процентов от стоимости экскурсии. Хотя на деле перепадает по семь-восемь – всегда найдут, за что вычесть.
– Янжек, мне отрекомендовали вас, как лучшего экскурсовода в этом заведении, – произнес обладатель собственного княжества с понимающей улыбочкой. – Не разочаруете?
– Вас ждет увлекательная и незабываемая прогулка по Дукону, воистину дивная прогулка! – бойко посулил Янжек. – Вы увидите единственные в своем роде достопримечательности нашей столицы, которую заслуженно называют столицей пара и шестеренок!
– О, даже так? Что ж, если эта прогулка будет воистину дивной, я, со своей стороны, не поскуплюсь на чаевые… Скажем, тысяча фальденов – как вы находите, это будет достойный гонорар? Лично вам, из рук в руки, вашему управляющему знать об этом незачем. Но – с одним условием: наша прогулка и впрямь должна оказаться дивной, как вы обещаете.
Тысяча фальденов – целое состояние! Иной раз попадаются богатые иностранцы с причудами, которые сорят деньгами направо и налево. У этого господина Тейзурга на лбу написано: «Я та еще язва», но если поразить его воображение чем-нибудь таким, что есть только в Бартоге и больше нигде, он, может, и раскошелится.
– Идемте, сударь, – пригласил Янжек. – Дукон – царство математиков, изобретателей и механиков, другого такого города в Сонхи нет!
Первым делом он повез клиента на холм мастера Кнеца – беспроигрышный вариант для начала экскурсии. Экипаж с откинутым верхом катил по широким многолюдным улицам, мимо кирпичных домов с серыми от копоти статуями и грязновато-разноцветными вывесками, которые приходилось каждые два-три месяца подновлять, так быстро они темнели. День выдался ясный, солнце просвечивало сияющим пятном сквозь серо-желто-фиолетово-бурый смог, накрывающий город.