– Что?
– Ты очень красивая и… вообще лучше всех.
– Правда? – Анечка улыбнулась.
Держась за руки, они направились вдоль проспекта. Казалось, ничто не может оторвать их друг от друга.
ГЛАВАШЕСТАЯ
Из окна в вышине доносилась танцевальная музыка. Сергей с Анечкой пересекли дорогу и оказались на углу Шестнадцатой линии и Малого проспекта. Над головой посвистывали трамвайные провода. Теней почти не было, только у самых подошв сумерки сгущались плотнее.
По проспекту не спеша проехала сине-белая милицейская машина. Анечка непроизвольно втянула голову в плечи.
– Как будто специально, – испуганно пробормотала она.
Сергей сжал ее ладонь:
– Не показывай, что боишься, они это чувствуют.
– Мне кажется, что меня объявили в розыск на всю страну и везде расклеены фотографии, – глухо шепнула Анечка, прижимаясь к Сергею.
– А текст к фотографиям обещает награду за твою голову, – закончил он. – Утрясется. Они каждый день получают новые ориентировки, а старые быстро стираются из памяти. Тем более есть преступники и пострашнее тебя. Можешь мне поверить.
Патрульная машина свернула на боковую улицу и скрылась из виду. Звук двигателя стих, затем гулко взвыла задняя передача.
– Кажется, они возвращаются! Бежим в подворотню! – вскрикнула Анечка.
– Не надо. Они обязательно начнут догонять убегающих.
Машина задом выехала на проспект, развернулась и медленно покатила по асфальту.
– Ты помнишь, как мы увидели памятник звездолетчикам? – глядя на Анечку, спросил Сергей.
– Помню. И что? – Ее взгляд метался от безнадежности положения, она чуть не плакала, охваченная приступом страха.
– Вспомни, как это было. Вспомни! Закрой глаза и ничего не бойся. Представь какую-нибудь картинку, самое лучшее, что помнишь из своей жизни.
– Я не могу!
– Сможешь. Хуже все равно не будет. Если побежим, они станут стрелять. Доверься мне, я тебя очень прошу!
Анечка закрыла глаза. Из-под ее стиснутых век потекли слезы. Она поняла, что боится не самого задержания, а неизбежного расставания с Сергеем.
– Дай руку. – Сергей плотно сжал ее дрожащие пальцы. – Не думай о них, будто их нет, будто ты в каком-то другом месте.
– Я не могу… – прошептала девушка.
– Тихо. Все. Ты когда-нибудь была на заливе?
– Конечно.
– Вспомни, какой там песок. Скажи мне.
– Ну, такой серый. – Она стала вспоминать, какой на заливе песок, и действительно стало легче. – Обломки ракушек.
Патрульная машина остановилась, двигатель фыркнул пару раз и заглох.
– Да-да, – тихо шептал Сергей. – А еще там в песке всегда можно найти сухие палочки тростника. А если хорошо поискать, то попадаются золотистые крупинки янтаря. Иногда они белые, матовые, но я находил почти черные. Такое тоже бывает.
– Точно! – Анечка продолжала кивать с закрытыми глазами, слыша только теплый шепот Сергея и представляя, как прозрачные волны вылизывают влажный песок.
Вот только янтарь она не находила ни разу, хотя очень хотела найти. И ей нравился не черный и не белый, а желтый. Из такого делают бусы и продают в ювелирных магазинах. Приходя на берег, она каждый раз надеялась, что найдет такую капельку солнца, застывшую в древней смоле, но, видно, не хватало умения или терпения. Тогда она бросала искать, садилась на песок и смотрела вдаль, где небо почти незаметно смыкается с водой. А под ногами волны выкладывали тайные знаки из морской травы, палочек и раковин. И еще на заливе всегда кричат чайки, а в песке иногда роются черные вороны, очень важные от приписываемого им ума. Воронов Анечка побаивалась, почему-то считая, что им известна какая-то страшная тайна. Бабушка говорила, что каждый ворон знает, кто и когда умрет.
Ветер дул с моря, развевал платье, Анечка стояла у кромки воды и слушала, как пена от волн впитывается в песок. Захотелось сесть, и она села, ощутив ладонями остывающее тепло. Ее поразило безлюдье, какая-то первобытная тишина – такая могла быть задолго до появления первого человека или через пару веков после исчезновения последнего. Наверное, так и будет.
Анечка подняла лицо к небу и с удивлением увидела широкий инверсионный след, какие бывают от самолетов, только двойной и очень широкий. Желтоватый, подсвеченный не ушедшим далеко солнцем.
За спиной звякнул трамвай.
Анечка обернулась и разглядела занесенные песком рельсы, из-под которых выбивались пучки осоки. По ним действительно ехал трамвай – ржавый, пустой, единственный в этом безлюдном видении. Казалось, он катился просто по инерции, потому что никто им не управлял и даже проводов над ним не было – только шумящие в вышине сосны. На ржавом боку виднелась застарелая вмятина, и можно было подумать, что этому трамваю тысяча лет, если бы тысячу лет назад умели делать трамваи.
Кто-то дернул ее за руку, и мир задрожал, размылся, стал черным. Анечка открыла глаза и успела заметить, как габаритные огни милицейской машины скрылись за поворотом. Голова кружилась. Асфальт остывал под ладонями.
– Вставай, – сказал Сергей. – Тебе плохо?
– Да. Кажется, я упала в обморок. – Анечка поднялась на ноги, пытаясь понять, что же видела в эти несколько минут.
– Они уехали. Устала? – спросил Сергей.
– Нет, – упрямо мотнула головой Анечка.
– Тогда пойдем на кладбище. Я хочу показать тебе один фокус в подтверждение своих слов о случайностях. Из всех мест, где я пробовал проделывать подобные вещи, он получается только у надгробия одной из могил на Смоленском кладбище.
– И что это за могила? – всерьез заинтересовалась Анечка.
Ей и впрямь начало казаться, что случайности последних дней выстраиваются в некую логическую цепь. Только конечная цель столь необычных событий по-прежнему оставалась неясной.
– Могила инженера Семецкого, – ответил Сергей. – Я тебе о нем говорил.
Они направились по тротуару навстречу ветру, пересекли дорогу, миновали бетонный забор, прикрывающий руины. Стал слышен шум деревьев на кладбище, а слева из сумерек возникло здание банка «Петербург» с отражением неба в зеркальном фасаде.
– Так что со мной было? – попыталась выяснить Анечка. – Когда ты шептал о янтаре и о море, меня словно унесло в другой мир. До сих пор не пойму, фантазии это были или я теряла сознание. Или ты загипнотизировал меня, чтобы я не боялась?
– У тебя получилось уйти, – сказал Сергей, помогая Анечке соскочить с высокого тротуара на мягкую тропинку, затерянную в высокой траве. – Вернее, перейти в такое состояние, когда люди перестают тебя замечать. Сегодня ветер с залива, он позволяет такие вещи. Я же тебе обещал. Стараюсь всегда выполнять свои обещания.
– Нет, подожди, но как же менты нас не заметили? Они же остановились прямо здесь, на дороге. Может, они не меня искали? Нет, но тогда бы хоть документы проверили.
– Нет. Они не заметили нас. И никто не мог нас заметить, кроме сумасшедших и маленьких детей. И еще кошек. Они видят немного иначе.
– Не могу поверить.
– Сейчас это и не нужно, – улыбнулся Сергей. – Объяснить словами все равно ничего не получится. Почувствуешь. Тогда поймешь и поверишь. Эту технику применяли в Японии несколько сотен лет назад. О ниндзя слышала? Шпионы-невидимки. Вокруг их способностей наворотили кучу легенд, но техника действительно работает. Надо только уметь войти в нужное психическое состояние, явственно представить, будто тебя нет.
– Так это что-то вроде гипноза? Я слышала, что индийские факиры умеют внушать толпе, что выполняют головокружительные трюки, а сами в это время стоят руки в боки.
Сергей улыбнулся, пробираясь в зарослях кладбища.
– Нет, ты надо мной издеваешься, – с упреком сказала Анечка. – На самом деле я упала в обморок, как размазня. Мне показалось, будто я на пляже. Там были рельсы, трамвай и пустота. Будто людей нет нигде на тысячи километров вокруг. Только старый пустой трамвай. Господи! Он был черным, только это сразу не понятно из-за толстого слоя ржавчины!
Сергей рассмеялся и крепче взял Анечку за руку:
– Трамвай в песке? Вот тебя унесло-то! – покачал он головой. – Надо же! Я и не думал, что можно забраться так далеко. У тебя явные способности, точно тебе говорю. Сначала парк, теперь берег… У тебя бабушка не была ведьмой?
– Нет, – покачала головой Анечка. – Зато дядя у меня был настоящим волшебником. Добрым. Он был очень похож на тебя и рассказывал похожие вещи, мол, люди не всегда жили в этом мире. Раньше они обитали в раю, а потом их выгнал оттуда злой волшебник.
– И где твой дядя сейчас? – осторожно спросил Сергей.
– Он умер. Рассказал мне все это как завещание, сделал дудочку из тростинки, а через месяц у него нашли… До сих пор не могу выговорить это слово. Оно ужасное, как паук.
– Успокойся. – Сергей снова взял ее за руку. – Как звали твоего дядю?
– Дядя Миша. Это он рассказал мне сказку про ветер. И научил играть на флейте.
– А он что-нибудь особенное говорил о злом волшебнике?
– Ты смеешься? – насупилась Анечка. – Это же просто сказка!
– И все-таки расскажи, что помнишь.
Анечка пожала плечами и пересказала разговор на закате солнца.
Белая ночь разгладила границы теней, город сделался плоским, как театральная декорация, а звуки, наоборот, объемными и отчетливыми. Улицы замерли на грани между светом и тьмой – ни одна из сил не могла ощущать себя абсолютным властелином пространства.
Ветер напирал с залива, Нева обратила свои воды вспять и начала распухать, заливая нижние ступени на набережной. Казалось, воздух потрескивает от чудовищного напряжения схлестнувшихся стихий. Каменные сфинксы, застывшие на парапете, казались живыми, отражаясь в серой воде, – мелкая рябь изменяла их очертания, добавляя улыбкам загадочности. Между ними подрагивало отражение лысого мужчины в сером плаще. Он стоял неподвижно, в задумчивости наблюдая за повернувшей рекой. Его зрачки подрагивали, словно отслеживая несуществующие движения, мышцы лица напряглись, отражая напряженную работу мысли.