Бренна осторожно достала вестник со дна сундука, вставила в него кристалл, и застыла, глядя на магический артефакт, как на ядовитую змею. Хотя нет — та была бы для ведьмы намного безопаснее, от змеи хотя бы знаешь, чего ждать. Да, и не нападет она на ведьму — предпочтет скрыться, если не было призыва. Ладно, чего ж откладывать неизбежное… Захотят — все равно ее найдут. Рано или поздно, до Ирута дойдут слухи, что Бренну видели в Минэе. А Дирку труда не составит прошерстить этот город вдоль и поперек, ему только нужно исхитриться и перебраться через Ведьмин перевал.
Кристалл встал на свое место, и вестник тут же засиял, сообщая хозяйке о полученном письме. Верховная, тварь… И начала она с угрозы.
«Не смей отключать вестник, мерзавка, если не хочешь сдохнуть на костре перед минэйским храмом! Возьмись за ум и жди мое новое письмо».
Вот так… Значит, карга все еще в страшном бешенстве, раз грозит Бренне доносом в Храм. Плохо. Очень плохо. Конечно, она сейчас выпустит немного пар, и следующее ее письмо возможно, обойдется без угроз, но… Верховная ясно дала понять ей, что прощать мятежную беглянку никто не собирается. И одному Ашу известно, что ей теперь прикажут. Учитывая, что здесь в Замке Тиссенов погиб целый отряд темных.
Может, все же стоило утопить вестник, чтобы продолжать жить в счастливом неведении…? Только потом-то что — в один прекрасный день увидеть на своем пороге Дирка? Или толпу храмовников во главе с придворным магом Фридусом?
Угроза сообщить в Храм о том, что Бренна — ведьма, была нешуточной. Но она боялась не столько обыска, как объяснения потом с Йеном. Придворный маг Фридус, даже перевернув весь дом вверх ногами, вряд ли здесь найдет что-нибудь запрещенное. А вот Йен точно будет в ярости, и на этом их отношения закончатся — вранья и предательства он не простит.
И дальше, не смотря на спокойное отношение князя к ведьмам, в лучшем случае последует ее изгнание из княжества, а в худшем — тюрьма, допрос и костер. Хотя вроде и наказывать Бренну не за что, но разве жрецы упустят шанс уничтожить темную ведьму? А под пытками палача в чем угодно сознаешься — даже в том, чего и не совершала. Здесь и диких-то ведьм сжигают, не смотря на их безвредность. Вон, последнюю дурочку, говорят, всего два месяца назад сожгли…
Бежать? А куда…? В какой-нибудь дальний приморский городок? Доноса в Храм это все равно не отменяет, и храмовники объявят на нее настоящую охоту. Просто искать ее потом будет не только Дирк, но и все маги княжества. Значит, придется ей сделать вид, что она смирилась и раскаивается в своем безрассудном поведении. В Некрополис возвращаться все равно ее никто не заставит, слишком велик соблазн для карги иметь в Минэе своего шпиона. Еще бы знать, какие слухи дошли до Ирута, и знает ли Верховная, что Бренна любовница молодого князя…?
«…Утро седое, утро туманное… Нивы печальные, снегом покрытые…» — напеваю я строчки старинного романса, возглавляя процессию всадников, направляющихся в Храм бога Огня — Айрана. Слова романса точно по погоде. Хотя, для снега пока рановато — здесь он только в середине зимы выпадает и, в основном в горах. Зато белый иней на пожухлой траве лежит. И за стенами Замка этим утром туманище такой густой, что мечом можно резать…
…Был сегодня приятно удивлен, когда ранним утром практически все армейское начальство спустилось в холл — значит, понимают, что помощь древнего бога нам не помешает. А Фридус в холле появился раньше всех — и спал ли он вообще? Будь его воля, наверное, прямо ночью в Храм Айрана помчался бы! Близость мощного источника, да, еще и с родственной стихией, притягивает любого мага словно магнит. Я сам тоже его прекрасно чувствую — так и тянет к нему. Но сначала все же быстрый завтрак — надо съесть хотя бы по бутерброду или по куску мясного пирога, запив горячим, бодрящим чаем. А вот потом можно и в Храм отправляться.
Всей гурьбой выходим во двор замка и, поеживаясь от утреннего холода, ждем, когда конюхи подведут нам оседланных лошадей. Ворота крепости с крыльца еле различимы, высокая надвратная башня четверти на три утонула в сером тумане. А стоило нам отъехать немного от Замка, уже и крепостной стены не видно, хотя голоса стражников слышны еще. Ну, да ладно, не заблудимся в тумане — чай, мы не ежики. Тропа к Храму может, и не широкая, но уже хорошо утоптана, и сбиться с нее сложно. Проезжаем мимо солдатского лагеря, который только еще начинает пробуждаться, и ныряем под кроны вековых сосен, обступивших тропу.
— Князь, что это вы сейчас напевали? — интересуется у меня Лукас. При посторонних Учитель всегда обращается ко мне с подчеркнутым почтением, строго соблюдая субординацию — Никогда раньше такой странной песни не слышал.
Надо же… услышал, а я вроде совсем тихо, под нос себе напевал.
— В старинной книге когда-то стихи прочитал — включаю я привычную отмазку — они сегодня очень к месту. А музыка… она сама как-то в голове возникла. Тебе понравилось?
Голос у Йена от природы неплохой, а чтобы спокойные романсы петь, и особых вокальных данных не нужно. Тут главное, слова вспомнить и чего-нибудь лишнего не ляпнуть. Конечно, при переводе на местный язык такими складными стихи у меня уже не получатся, поскольку на ходу придется заменять какие-то слова на близкие им по смыслу, при этом еще более или менее, соблюдая рифму. Имперский язык довольно сильно отличается от русского, хотя он тоже певучий. Но местная публика здесь почему-то не избалована качественной поэзией, а баллады, которые исполняют странствующие менестрели, длины и занудны до одурения.
Так что даже мое примитивное пение — это, как глоток свежего воздуха. Надо же мне как-то поднимать культуру в родном княжестве? Так почему не романсы и песни?! А уж сколько мы всего разного с парнями в прошлой жизни у костра под гитару перепели — на целый песенник хватит. Может, еще и какие-нибудь стихи из школьной программы заодно вспомню. Ведь то, что в детстве заучил, в голове застревает накрепко — нужно только постараться восстановить это в памяти. У нас же любой двоечник с ходу вам Пушкина или Тютчева процитирует, пусть и в несколько корявом виде.
Ладно, если пробуем приобщить народ к хорошей русской поэзии, то почему бы тогда и не с Тургенева? Напевать начинаю вполголоса, на ходу заменяя некоторые слова, чтобы для местных это звучало привычнее.
— Утро туманное, утро седое
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, и нежно ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь — родное далекое,
Слушая топот копыт непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.
Глядя задумчиво в небо широкое…
Ух…! Даже у самого от этого грустного романса сердце вдруг защемило — вспомнил лица своих друзей и сослуживцев. Думал, что всё отболело уже, и я намертво прирос к новому миру, а вот нет… помню их всех поименно — и живых и ушедших раньше меня…
С удивлением замечаю, что притих не только Лукас, но и мои парни, ехавшие впереди, и следом за нами. Ближайшие к нам военные тоже замолкли. А Дианель уставился на меня нечитаемым задумчивым взглядом. Угу… приобщил народ, называется.
— А может, еще какие-нибудь стихи помните, князь? — тихо спрашивает Харт.
— Ну… надо подумать, может, отрывками что-то и вспомнится. Вот хотя бы про осень — вспоминаю я стихотворение, известное каждому нашему школьнику.
— Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса.
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса.
И ветра шум, и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы…
Середину этого довольно длинного стихотворения я, естественно, в упор не помню, в памяти всплывает только еще один отрывок из него, в котором мне на ходу приходится заменить слова «сосед мой» на «баронов». Прости меня, Александр Сергеевич, гада такого! Но думаю, и тебя самого эта забавная ситуация изрядно бы повеселила. С юмором у нашего светоча все было в порядке.
Зима на подступах — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей.
Дохнул осенний холод — тропка подмерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей.
Но пруд уже застыл. Бароны поспешают
В раздольные поля с охотою своей,
И страждут кони бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.
На мое счастье, впереди, уже слышны людские голоса, среди которых я безошибочно узнаю густой бас гнома Тагрима — так что первые опыты с поэзией приходится свернуть. Хорошего понемножку. Но вообще, нужно, наверное какую-нибудь замену привычной гитаре поискать. Помнится, видел я в Ируте что-то типа нашей старинной лютни — с двойными струнами. На приеме в Ратуше у музыкантов тоже какие-то струнные инструменты были. Может, мне стоит переделать их под себя, потому что шестиструнку я в своей прошлой жизни легко освоил…
— Здравствуй, брат Тагрим! — приветствую я своего делового партнера. Спешиваюсь у коновязи перед Храмом и крепко обнимаю гнома на глазах у изумленных военных.
— Господа, позвольте представить вам Главу клана Стальных Сердец — многоуважаемого гнома Тагрима, моего боевого друга и соратника. Он один из лучших воинов Риона.
Гном довольно крякает и гордо посматривает на моих военачальников. Я тем временем по очереди представляю их ему, начиная естественно с маршала Алистера. Кто-то с Тагримом уже знаком, как например Фридус и майор Нейтгард, но большинство военных видит его в первый раз. При покойном Тиссене гномы были не частыми гостями в Минэе.
— Вы, наверное знает