Рейшо старательнее налег на весла.
– Так это же не просто камни, сколько бы они там ни стоили. Я ведь пытался их достать из того тайника, только так и не сумел ухватить.
Гном потянулся к одному из камней на ладони у Джага.
– Похоже, теперь их можно потрогать.
Однако когда Кобнер попытался взять один из камней, его пальцы прошли сквозь него, будто он был сделан из дыма. Гном нахмурился и попробовал еще раз, но результат оказался прежним.
Не веря своим глазам, двеллер накрыл камни рукой и обнаружил, что по-прежнему чувствовал пальцами и ладонью их гладкую, как стекло, поверхность.
– Можно мне попробовать?
Джессалин наклонилась к нему и попробовала взять камень, но у нее получилось не лучше, чем у Кобнера.
– А если их возьму я? – спросил Краф. – В зале ведь могло действовать какое-то заклятие. Возможно, перед нами всего лишь зрительный мираж.
Старик потянулся к камням, но не успел он их коснуться, как в воздух взвился сноп искр. Краф, не обращая на это внимания, повторил попытку, и на этот раз сильная вспышка энергии повалила его со скамьи.
Джаг, немало напуганный произошедшим, подумал было, что старик мертв. Однако немного спустя заметил, что тощая грудь Крафа вздымается – он дышит! Джессалин осмотрела волшебника и сообщила, что с ним все в порядке, ран никаких, его просто оглушило.
Через некоторое время Краф осторожно сел и подозрительно взглянул на двеллера.
– Это ты натворил?
Джаг покачал головой.
– Нет, я не знал, что так получится. – Он перебрал в голове все, что узнал от богомола. – Богомол сказал, что магия несовместима с Книгой Времени. Не исключено, что это и вызвало столь бурную реакцию.
– Богомол? – повторил волшебник озадаченно.
– Существо, похожее на него, которое я встретил, когда ухватился за камни, – объяснил двеллер.
Он облизал губы, гадая, происходило ли все это на самом деле или являлось иллюзией, и поведал спутникам о том, что с ним произошло, стараясь не упустить ни одной детали. Ведя рассказ, Джаг быстрыми движениями уголька заносил в свой дневник основные моменты повествования.
– Джаг?
Толком еще не проснувшийся двеллер понадеялся, что этот голос ему только чудится. Все тело у него болело после стычки с контрабандистами на канале Черепов. Ему не хотелось вставать и браться за невероятно сложную задачу – обдумать как следует все происшедшее и запечатлеть эти события и свои выводы на страницах дневника.
Вчера, когда Краф занялся пополнением частично попорченных контрабандистами припасов, а Кобнер и Джессалин отправились к причалу, дабы выяснить, может ли кто-нибудь из капитанов торговых кораблей помочь им добраться до материка, Джаг смог наконец уделить внимание дневнику. Слишком много всего случилось, много столь важного, что упустить хоть какую-то мелочь было бы непростительно. Но самым значительным двеллеру представлялся его разговор с богомолом. Он скопировал все, что сообщило ему это удивительное существо, в еще одну тетрадь, которую для страховки собирался отдать Джессалин, на случай, если с ним самим что-то стрясется.
В этой тетради он описал все, что произошло с ним с тех пор, как они с Крафом отплыли на «Одноглазой Пегги» из Рассветных Пустошей после атаки на город. Он колебался, стоит ли делать еще чьим-либо достоянием небезупречную биографию волшебника, но все же склонялся к решению записать в дневник и это. После рассказа богомола Джаг понял, что Краф был слишком тесно связан с Книгой Времени, чтобы утаить историю его жизни. Если по каким-либо причинам основной дневник будет утерян, эти сведения не должны были пропасть втуне.
Перед тем как уснуть в ту ночь, когда они вернулись с Канала Черепов, двеллер набросал краткий обзор событий, которые намеревался отразить потом в дневнике. Великий магистр всегда учил его составлять план того, что он собирался написать. И вот все было хорошенько обдумано, задачи поставлены, но у Джага просто не хватало времени и сил их выполнить.
Сейчас он поднял голову от незаконченной работы: Двеллер заснул, сидя за рабочим столом.
– Так ты проснулся? – сказал Рейшо. – Тогда я тебе поесть приготовлю.
Тем временем Джаг, как он делал несколько раз на дню и уж непременно после утреннего пробуждения, снял висевший на его шее кожаный мешочек и, открыв его, вынул камни, составлявшие часть Книги Времени, чтобы в очередной раз как можно внимательнее к ним приглядеться.
При свете дня два синих камня блестели еще ярче. Двеллер впервые осмотрел их, как только они вернулись в дом Шарца, и обнаружил, что на каждом из них имелись неглубокие прорези, чем-то напоминающие канавки со скошенными под разными углами краями. Предположив, что они необходимы для соединения камней друг с другом, Джаг неоднократно пытался проделать эту операцию, но его усилия так и не увенчались успехом.
Канавки эти представляли собой еще одну загадку, бросавшую вызов его сообразительности. Несомненно, к чему-то они должны были подходить или что-то должно было подходить к ним.
Двеллер опустил камни обратно в мешочек, укоряя самого себя за излишнюю подозрительность. Ну кто был в состоянии их украсть, если их и в руки-то взять, кроме него, никто не мог? Джагу до сих пор не была известна причина этого удивительного феномена.
Один раз, когда он оставил камни в мешочке на рабочем столе, Рейшо, рассматривавший рисунки в дневнике Джага, чтобы освежить память и, как просил двеллер, добавить подробностей для его записей, попытался отодвинуть мешочек в сторону. Даже этого он сделать не сумел. Дальнейшие опыты показали, что, когда в мешочке камней не было, брать его в руки мог кто угодно, а вот с камнями внутри это удавалось только Джагу.
– Джаг! Ну же, книгочей, давай поднимайся.
– Я уже проснулся, – отозвался двеллер.
– Знаю, но ты еще не встал. Ты сам мне велел убедиться, встал ты или нет. – Голос у молодого матроса был виноватый. – Я и так уже дал тебе поспать больше, чем ты меня просил.
Поспать больше? У него было слишком много дел, чтобы тратить столько времени на сон. Джаг встал из-за стола, проверив, не оставил ли на нем открытой чернильницы. Вчера он пролил чернила на только что законченную работу, и ему пришлось потратить пару часов, чтобы переписать все заново. Повторять свою ошибку во второй раз ему не хотелось.
– Я закрыл твою чернильницу утром, когда заметил, что ты заснул, – сообщил Рейшо.
– Очень любезно, с твоей стороны, – отозвался двеллер.
Он тоже чувствовал себя виноватым – получалось, он не мог даже сам о себе позаботиться, а работы сейчас хватало для всех. Рейшо мог бы помогать Крафу готовить припасы для путешествия в Дымящиеся болота, а вместо этого волшебник попросил матроса приглядеть за Джагом.
– Что предпочитаешь сегодня на завтрак?
– Да мне, в общем-то, есть не особенно и хочется.
Действительно, в последние пару дней аппетит у Джага, что казалось просто невероятным для обожающих покушать двеллеров, совершенно пропал. В Хранилище Всех Известных Знаний, когда попадалась задача, которая целиком его поглощала, с ним происходило то же самое. В такие моменты Великий магистр обычно старался раз или два в день заставлять Джага поесть едва ли не насильно.
– А все же тебе придется что-то съесть, а то Джессалин от меня не отвяжется.
– Тогда бутерброд, все равно с чем.
Двеллер прищурился, глядя в окно. От яркого солнца у него болели глаза. Вдруг он понял, что солнце не с той стороны, где ему положено было находиться утром.
– А который нынче час? – осведомился он.
Рейшо подошел к пузатой печке и снял с нее тяжелую чугунную сковородку.
– Не буду я тебя бутербродами кормить. Джессалин это не понравится, да и я сам считаю, что есть всухомятку никуда не годится. А день уже к вечеру клонится.
– К вечеру! – Немало ошеломленный этим известием, Джаг повернулся к матросу. – Я же тебе сказал, что мне утром надо встать! – рассерженно сказал он.
Рейшо встретил взгляд двеллера и, нахмурившись, скрестил руки на широкой груди.
– Ты мой друг, книгочей, но прислугой я к тебе не нанимался. А если хочешь вставать утром, так не засиживайся до самого утра. Сложно встать с постели, прежде чем в нее уляжешься.
Джаг с раскаянием осознал, что молодой матрос совершенно прав.
– Прости. Я знаю, что не ты в этом виноват. Тебе вообще не следовало во все это впутываться.
Уже более мягким голосом Рейшо произнес:
– А вот на этот счет ты ошибаешься. Ты мой друг, и вся эта удивительная заварушка каким-то образом завязана вокруг тебя. Вот и первая причина мне в нее вмешаться. А вторая в том, что Рассветные Пустоши – мой дом, во всяком случае, когда я не на «Ветрогоне» нахожусь. Это единственный дом, который я помню. А негодяи, что пытаются заполучить Книгу Времени, это ведь они отвечают за то, что на мой родной дом напали, а многих моих друзей убили. Вот я и собираюсь с ними рассчитаться, как только мы с ними встретимся. – Рейшо ухмыльнулся. – А потом, каким еще способом я смогу прославить в веках свое имя?
Двеллер посмотрел на друга, и его охватила тревога. Он знал, что бесшабашный молодой матрос не остановится ни перед какой смертельной опасностью.
– Рейшо, ты ведь знаешь, что большинство героев в легендах не остаются в живых, верно ведь? И большинство из них умерли отнюдь не от старости.
Матрос пожал плечами.
– Ну, я покойником покамест становиться не собираюсь. По-моему, куда лучше сделаться легендой, пока ты жив и можешь от души этим наслаждаться.
– Мне кажется, ты не совсем понимаешь, что нас ожидает.
Смуглое лицо Рейшо внезапно стало серьезным.
– Вовсе нет. Я знаю, что нам предстоит, книгочей. Я, может, и не умею читать да писать, но слушать, когда вы все между собой разговариваете, – это я в состоянии. Так что я и слушаю, когда ты говоришь, или Джессалин, или Кобнер, а особенно когда Краф говорит, потому что он столько знает всяких удивительных вещей, что тут никак не отвлечешься. – Он нахмурился. – Вот если невнимательно его слушать, так очень даже просто жабой можно очутиться, а мне это совсем ни к чему.