– Понятно.
Белек хотел еще что-то рассказать, но вдруг зашипел, призывая к тишине:
– Т-с-с-с, идет кто-то…
Его силуэт быстро исчез из оконного проема.
Новый появился.
Ган сразу понял, кто к нему пришел еще кто-то. Знакомый и в то же время чужой запах вобрал ноздрями. Вот эти ноты в нем от Виты, а вот те, другие…
– Здравствуй, дед Кай, – поприветствовал визитера первым. – Зачем пришел ко мне?
– Спросить хочу, что ты сделал с ней и как посмел после всего в Игривицу явиться, – голос холоднее льда, в котором вырублен замок Зимы, просочился в темное помещение.
– Ничего я с твоей внучкой не делал, а сюда пришел, чтобы ее найти, – без лишних эмоций ответил Ган. – Мы с ней вместе ведьму искали, дошли до Аграда, но потом она покинула меня…
Не хотелось делиться с Каем подробностями их с Витой ссоры.
– О чем ты? Зачем ей ведьма могла понадобиться? Ушла и ушла. Колдуна и нового в деревню взять можно. Зачем моей внучке за сбежавшей ведьмой гоняться?
Наивный тон старика взбесил оборотня. Он что, издевается? Или всерьез думает, что раз забыла Вита про ту самую, детскую встречу, то и ведьму ей искать совсем незачем?
Ган хотел ответить спокойно, но не вышло. Зверь внутри будто сорвался с цепи – потерял всякий контроль. Ярость поднялась в груди волной и стала душить, подступившись к самому горлу.
Не помня себя, леопард вскочил на ноги, прижался лицом к решетке и прорычал сквозь нее:
– Незачем искать ведьму? Ты уверен, старик, что незачем? А как же шрам на спине и годы жизни, стертые из памяти? Годы страшных пыток…
– Но… откуда ты… – Кай отшатнулся от окна. – Неужели она…
Лицо Гана за железными прутьями уже не было лицом… Зверь его частично обрел свободу – вытянул вперед две длинные челюсти, усеянные частоколом острых зубов. Половина головы пленника еще была человеческой, другая уже приняла иную форму…
– Она ничего мне не сказала, – прорычала жуткая химера, – я сам подсмотрел в ее памяти…
Слова оборвались стоном боли.
Иней всегда предупреждал учеников о том, что нельзя терять контроль над эмоциями. Когда мощь любой из них переходит опасный рубеж, зверь принимает это, как к сигнал к действию, и начинает терзать тело хозяина изнутри. Перестает подчиняться. Желает разорвать связь с человеком и уничтожить его, оставив лишь одну – дикую – ипостась.
У Гана с трудом получилось сдержаться. Он заставил себя погасить ярость и спрятать боль от свершившейся когда-то с Витой несправедливости на самое дно души.
Лицо вернуло первоначальный вид, лишь кровавые трещины пролегли в углах губ – резкая метаморфоза была их причиной.
Голову и шею сковала боль…
Кай, впечатленный увиденным, поспешил уйти, бросив напоследок:
– Никто не должен был об этом знать. Тем более ты. И ты не смеешь осуждать меня за тот поступок. Для внучки это было спасением…
Подавив новую волну гнева, Ган бросил ему вслед:
– Спасением? Посмотри на меня! Я тоже оборотень. Я жив и цел. И не верю, что отдать Виту ведьме было единственным решением!
Кай, уже успевший отойти от поруба на несколько шагов, остановился резко, будто между лопаток ему воткнули стрелу. Он медленно развернулся, как-то шатко, неловко вернулся обратно к окну и, заглянув туда, произнес неузнаваемым тихим голосом:
– Знаешь, что я тебе скажу, щенок… – он прикрыл глаза, тяжело вздохнул, размышляя над чем-то, и вдруг ушел в сторону от начатого разговора. – Щенок… Так Вита тебя за глаза, помнится, называла… а я звал драконом. Знаешь, почему? Потому что корабли, на которых я плавал, гордо носили на носах вырезанные из дерева звериные головы. И головы драконов всегда были похожи на башку твоей зверюги… – Он отвлекался. Специально. Чувствовалось, что не хочет говорить нечто важное, поэтому и тянет. Но слова все же прозвучали. – Когда мы с Гердой отдали Виту ведьме, думаешь, у нас был выбор? Ведьма пригрозила нам – сказала, убьет и нас, и внучку. Некуда было отступать. Не к кому обращаться. Вот твоему отцу повезло. Во-первых, у вас знатная родня и связи. К таким даже ведьма пять раз подумает, прежде чем сунется. Во-вторых, у твоего батюшки выбор был между двумя сильными покровителями – враждующими сторонами. Он, видать, еще при рождении твоем с Властелином Зимы на твою душу сторговался. Он против ведьмы союзник сильный. И ты не думай – я тоже пробовал. Не доверял старухе – слишком мягко стелила… Я ведь, как у Виты оборотный дар проклюнулся, сразу в лодку прыгнул и через море прямо в замок Зимы поплыл. Там со старым колдуном говорил. С Инеем. Просил его внучку в услужение взять, но он отказал. Ему могучие звери были нужны, а не маленькая птица… Птица у нее была! Ипостасью вся в отца своего непутевого. Помню, когда приплыл он к нашему берегу неизвестно откуда, говорил я дочке – не засматривайся на чужака. Беду он тебе принесет. И принес. Мало того, что внучка моя нечистью родилась, так и дочка, Витина мать, Тойва, вскоре на море вместе с избранником своим во время шторма сгинула… Вот так. А ведьма за девочку обещалась деревне помогать. И помогала…
Старик отодвинулся от окна и пошел прочь.
Ган сверлил его спину взглядом, раздумывая над услышанным. Вот оно как, оказывается, случилось? Не по доброй воле Виту родня Чернорозе отдала. И Кай… знал ведь, что опасна старуха. Иначе к Инею за помощью бы не плавал…
Леопард задумчиво посмотрел в окно.
Что делать дальше? Надо как-то выбираться отсюда.
Только как?
***
В порубе его держали несколько суток.
За это время Алозвон успел призвать к себе почтовую птицу и, привязав к ее лапке послание для начальника стражи, отправил в столицу. Чтобы важное письмо долетело быстрее, посланницу пришлось зачаровать – это придало ей существенное ускорение. Сбросив с хвоста ворох волшебных искр, птица унеслась на юг.
Ждать ее долго не пришлось. Она вернулась через день, ускоренная уже начальником королевской стражи, и принесла ответ. Прочитав его, колдун остался доволен. Начальник стражи отписался, что живым ему оборотня привозить не нужно – он вполне удовлетвориться и отрубленной головой.
Все это было на руку Алозвону. С мертвой головою проще – она по дороге в столицу не сбежит. Волноваться особенно не придется – довезут или не довезут. И народу в Игривице развлечение будет – казнь.
Удачно все сложилось…
… но не для Гана.
В полдень его вывели из тюрьмы и, по-прежнему связанного, отвели на деревенскую площадь. Там пленника ожидала большая колода с воткнутым в нее топором. Кому досталась роль палача, пока было неясно. Видимо, вопрос этот еще решался.
Гана поставили возле колоды на обозрение толпы.
Вся Игривица собралась – наказывать провинившихся тут, бывало, наказывали, но вот чтобы казнить…
Люди вели себя по-разному. Одни смеялись, будто предстоящее действо было чем-то наподобие веселого представления. Другие хмурились – до пленника долетали обрывки полных тихого недовольства фраз.
Алозвон, наряженный в новый плащ, подбитый мехом лисы, выступил вперед и торжественно зачитал приговор.
Ган особо внимательно не слушал. Чего там слушать-то?
– … за служение злому колдовству Властелина Зимы приговаривается к смертной казни, – прозвучало в конце. – Итак, твое последнее слово, зверь?
Никогда прежде Ган не задумывался над тем, что будет говорить, оказавшись перед лицом смерти. Чего тут скажешь? Дело плохо.
Поэтому выдал первое попавшееся, что пришло в голову.
– Эй, Алозвон. Ты ведь маг и воин. Доволен бы ты был, оказавшись на моем месте?
– Именно потому, что я королевский маг и воин, я никогда не окажусь на твоем месте, нечисть, – уклончиво ответил колдун, однако Ган не унимался.
– Надо уточнить, что бывший королевский маг…
– Заткнись.
Уточнение явно задело чародея за живое, а пленник не унимался:
– Давай сразимся. Хочешь, пятерых молодцов себе из присутствующих возьми на подмогу. Я всех одолею, только руки развяжи и оружие взять позволь. – Из толпы прозвучали восхищенные возгласы. Подбодрили Гана, и он продолжил, вдохновленный, обращаясь уже не только к Алозвону, а ко всем. – И, если я одолею вашего колдуна, хоть с подмогою, хоть без, обещаю, что деревню вашу сам защищать стану и никого из замка Зимы сюда не пущу. Даю слово.
Толпа зашумела, зароптала. Опять на два лагеря разделилась. Одни были «за», тянули Алозвона за плащ, тыкали в плечи – давай, мол, выходи и сразись с наглецом. Они качали головами, смотрели на пленника понимающе – хорошо сказал, по делу. Нужное предлагает! Другие кривили лица – врет, дескать, за шкуру свою боится. И связываться с ним нечего.
Колдун быстро сообразил, в какой щекотливой ситуации оказался, и принялся тянуть время.
– Дай подумать, – недовольно бросил Гану, и взгляд полный ненависти послал.
Надо же! Такую спокойную и спланированную казнь мальчишка испортил…
«Думай-думай, глядишь, и надумаешь мне руки развязать», – мысленно ответил ему Ган. Вслух ничего не сказал.
Пока Алозвон взвешивал все «за» и «против», внимание пленника привлекла появившаяся у дальнего края толпы фигура в длинном плаще и накинутом на лицо капюшоне. Она двинулась через толчею к центру действа. Походка!
Ган не мог эту походку не узнать. И ветер, подыгрывая, кинул в лицо знакомый запах. Леопард насторожился и обрадовался одновременно – этот-то что тут забыл?
Фигура тем временем приблизилась. Капюшон упал на плечи, открыв взгляду золотую копну волос.
Данияр!
Пока Ган соображал, что ведьмачонок тут делает, старый знакомый растолкал тех, кто стоял в первом ряду, и настойчиво похлопал по плечу Алозвона. Тот повернулся.
– Ты еще кто такой? Чего надо?
– Я – посланник короля! – вдруг ни с того ни с сего рявкнул парень не своим голосом. – Чего это вы тут удумали? Оборотня казнить? Голову ему рубить собрались? А ваши-то головы на месте? – Он грозно оглядел присутствующих, и те на всякий случай попятились.
Один Алозвон не двинулся с места, оглядел незнакомца с головы до ног недоверчиво.