Жизнь как траектория
…Моя жизнь теперь четко разделена на три равно значимые части: до полета (я не хочу сказать, что она была неинтересной), полет и после. Сам полет, путь к нему – для меня преодоление силы притяжения в широком смысле слова.
Самое главное – это не выполнить полет, а дойти до старта. Здесь действительно многое нужно преодолевать. Необходимы упорство, терпение, тренировки, вера, в конце концов. Когда кажется, что все уже пропало, ничего не получится… Назначают в экипаж, потом меняют экипажи… Для любого космонавта самое сложное – все-таки дойти до старта.
Можно взяться за задачу, пусть очень сложную, иногда некорректно поставленную, но решаемую.
Можно выбрать себе цель, лежащую за пределами каждой отдельной задачи и требующую для ее достижения очень больших усилий.
Но можно стремиться к кантовскому идеалу, то есть недостижимой цели.
У Владимира Высоцкого есть такие строки: «Мой финиш – горизонт, а лента – край земли». Решение задач делает жизнь интересной. Достижение достойной цели – оправданной. А бег за горизонт – осмысленным.
Да, цели, случается, ускользают, а задачи не всегда поддаются. Но опыт неудач не менее ценен, чем преодолений.
Да, цели бывают и на грани возможного. Но где границы возможного? Чтобы узнать ответ – надо выйти из них в невозможное.
И тогда происходит удивительное – оказывается, что «недостижимые» цели – тоже достижимы.
У Юрия Кукина есть хорошее стихотворение, откуда мне запомнились важные слова: «Важна не цель, а путь, которым к ней идешь». Жизнь – это траектория со всем, что случается во время ее пробегания. Она определяется начальными условиями в стартовой точке и тем, как мы сами формируем ее, какую тропу протаптываем. То, что с нами происходит, определяется нашим окружением и тем, что мы сами делаем, реакцией окружения на наши действия. Если ты хочешь чего-то добиться, осмысли свой мотив и составляй план достижения цели. Выбирай путь к ней. Решения принимай не только головой, но и чувствами. Приняв решение, бери на себя ответственность за все последствия будущего результата и доводи дело до конца. Если у тебя появился план, будь уверен, он непременно будет выполнен, надо только овладеть нужными знаниями и умениями и не останавливаться, не опускать руки, усилия нужно прикладывать постоянно, преодолевать силу притяжения.
Узка моя небесная дорога
И можно выбрать путь другой любой.
Можно, конечно, но не стоит изменять себе. Да, ты будешь уставать на своем пути. Но усталость – хорошее чувство, ведь оно свидетельствует, что ты старался. Лучше устать, чем жалеть об упущенной возможности взлететь. Устал – отдохни, но не останавливайся, торопись и успевай опережать происходящее хотя бы на шаг. А если будет страшно? Все равно не сворачивай.
И я спокоен. Да, конечно, я спокоен…
Нет-нет, я не спокоен, это ложь.
Но иначе нельзя. Я это понял.
Важна не цель, а путь, которым к ней идешь.
Если человек нашел в себе силы преодолеть все сложности и препятствия и не сдался на полпути, то достигнет любой цели – космоса, дна морского, глубин души человеческой… Надо быть любознательным, стараться находить ответы на вопросы, которые перед тобой ставит жизнь или которые ты сам ставишь. Надо учиться: для решения любой непонятной проблемы знаний всегда не хватает, нельзя считать, что раз окончил школу и институт, можно лежать на диване и все будет хорошо. Если ты ставишь перед собой большую интересную задачу и все говорят, что это невозможно, – не надо поддаваться, возможно все!
После медицинской реабилитации меня повезли к Лозино-Лозинскому докладывать результаты эксперимента. Он не верил, что космонавт может начать работать как оператор с хорошей точностью сразу после выведения корабля на орбиту и наступления невесомости.
С точки зрения медицины в полете проблем у меня не было. Эксперименты начал проводить сразу же, еще до стыковки с «Миром». Дело в том, что многие специалисты сомневались: может ли космонавт начать работать сразу после выхода на орбиту, не тратя времени на адаптацию к невесомости. И я своими экспериментами доказал, что это возможно. Докладывал Лозино-Лозинскому два часа и убедил его зафиксированными данными моего эксперимента.
В первом полете я был космонавтом-исследователем. Затем сдал дополнительные экзамены, получил квалификацию космонавта-испытателя и вместе с Мусабаевым приступили к подготовке к полету на «Мир» в 28-ю экспедицию в качестве дублеров, а затем в 30-ю экспедицию в качестве основного экипажа. Однако этого полета не случилось: орбитальный комплекс «Мир» свели с орбиты.
«А как же со зрением?» – может спросить меня читатель. Ценность летавшего космонавта возрастает. Полетный опыт многого стоит. Поэтому к его здоровью относятся несколько иначе. Кроме того, за время полета, да что там – полета, за долгие тренировки на земле, за многомесячную работу с бортдокументацией, напечатанной мелкими буковками, в тренажере с тусклым освещением зрение неизбежно садится. Я видел, как летчики с отличным зрением к первому своему старту в космос готовили очки. А среди американских астронавтов – каждый второй в очках.
В 2000 г. меня назначили заместителем командира Отряда космонавтов по научно-испытательной и исследовательской работе с сохранением должности космонавта-испытателя. Ответственность сразу возросла.
Перед первым полетом, летом 1998 г., когда наш экипаж собирался на Байконур, Владимир Серафимович Семячкин приехал в Звездный городок. После обсуждения возникших технических проблем он передал мне несколько новых своих поэтических переводов и обещал приехать в ЦУП на связь. Я подумал, что было бы здорово поговорить из космоса о Шекспире, и выучил несколько сонетов. Но тогда не вышло – сеансы связи были очень загружены. В 2001 г. Владимир Серафимович вновь приехал в ЦПК, чтобы повидаться со мной и символически проводить в полет. К тому времени вышла книга его переводов английской и американской поэзии, и он попросил меня отвезти ее в библиотеку МКС. В те времена космонавты брали с собой книгу-две почитать, а затем оставляли их в небольшой, пополняющейся библиотеке на орбитальной станции. Сегодня такая практика забыта: любые книги доступны экипажу в электронной форме, да и по весу каждое бумажное издание критично для небольшой укладки личных вещей, которые дозволяется взять с собой космонавту. Я, разумеется, согласился захватить книгу, но предложил более сложную схему: сделал на первой странице «отрывной талон», проколов иголкой две линии близко расположенных дырочек. На станции космонавты расписались на нем, удостоверив, что книга в космос доставлена, а потом мы поставили печать российского сегмента МКС. Отрывной талон я возвратил на Землю и передал Семячкину.
Второй полет я начал фразой, произнесенной за минуту до старта: «Джентльмены, начинаем наш полет. Спасибо, что воспользовались услугами нашей космической компании». Он оказался отмеченным прессой как начало новой эпохи: «Полетел первый космический турист Деннис Тито и с ним два российских космонавта…» Урок мне: сам по себе интереса не представляешь. Деньги оказались весомее. Прав был тот высокий чиновник в 1998 г.: после возвращения из полета ты – «всего только космонавт».
Талгат Мусабаев и я познакомились с третьим членом нашего экипажа Деннисом Тито в начале 2001 г., когда нас, готовившихся дублерами в 29-ю экспедицию на орбитальный комплекс «Мир», после решения о сведении его с орбиты «перебросили» на первую экспедицию посещения МКС.
59-летний Тито в спортивном отношении выглядел блестяще, он постоянно следил за собой и поддерживал форму не только из-за того, что принял решение слетать в космос. Конечно, первое впечатление много значит, но все же до полного представления о Деннисе мне было далеко. Я жил в профилактории рядом с ним, к нам заходил Талгат, и мы имели возможность разговаривать на бытовые темы с Деннисом, все лучше и лучше понимая его.
Нас с Талгатом порадовала его высокая инженерная квалификация. Уйдя из НАСА, он решил заняться бизнесом таким же способом, как многие мои знакомые по Физтеху, – применить свои знания математики и физики к экономике и финансам. Многие выпускники Физтеха добились выдающихся успехов в бизнесе именно благодаря блестящей физико-математической подготовке. Это обстоятельство повысило мой интерес к Деннису. Он рассказал, что наблюдая за игрой на бирже, разработал свой собственный индикатор – Уилшир-индекс (Wilshire-index), который и по сей день используют американские и другие финансисты. Благодаря этому индексу Тито сделал свой первый миллион.
В конце 1970-х – начале 1980-х гг. я много занимался применением физико-математических моделей в политике, международных отношениях, праве. Хотя – это не совсем финансы, но методологически здесь много общего, и я, беседуя с Тито, удовлетворял свой интерес как мог.
Начались тренировки. Денниса Тито у нас называли на русский манер – Денис Титов. Первые недели с опытным преподавателем, подготовившим по русскому языку многих иностранных астронавтов и учившим Тито, прошли без особого для Денниса успеха. Помучившись, он сказал: «Я уже немолод, чтобы учить сложный русский язык. Пусть мои коллеги разговаривают со мной по-английски. В конце концов я плачу деньги за полет». Во время подготовки к тренировкам переводчица Ирина Соколова добросовестно объясняла Тито указания инструктора Игоря Ивановича Сухорукова, я немного корректировал специальную терминологию. В итоге такая работа пошла на пользу и нам с Мусабаевым. Я подготовил для Денниса краткий (до 100 выражений) словарь самых необходимых при работе на корабле терминов и коротких фраз и сказал: «Ты русский можешь не учить, но это понимать обязан». Он честно зубрил