«Космонавтом тебе не быть!..»
…Неясный еще образ будущего, наполняясь важными деталями, становится ориентиром в настоящем и не только подсказывает путь, но и манит, притягивает к себе.
Когда полетел Юрий Гагарин, мне было 11 лет, и я уже года три-четыре думал о том, чтобы стать летчиком (не мечтал, но думал, планировал, если можно применить этот термин к тому возрасту, прочитал массу книг про авиацию, в том числе и знаменитую книгу Анатолия Маркуши, в которой доступно описывалось устройство самолета).
Вы думаете, я понимал тогда, что такое полет в космос?
Конечно, нет. Да тогда это вообще мало кто понимал.
12 апреля 1961 г. Прекрасно помню тот день. Я в то время жил у бабушки в деревне, в 100 км от Москвы – в Вербилках. Учился во вторую смену. Читал книгу, вдруг по радио стали транслировать музыкальный сигнал, который означал, что скоро будет передано важное сообщение. Я, мальчишка, ждал у радиоприемника и не понимал, почему так долго не начинают. Бабушка все просила меня сбегать за молоком, а я не отходил от приемника.
Только через 10 лет я узнал, какие драматические события разворачивались в эти тянущиеся минуты. Когда я уже был студентом Физтеха, Борис Викторович Раушенбах, ближайший сотрудник Сергея Павловича Королёва, рассказал нам, как взлетел в космос старший лейтенант Юрий Гагарин, как в Министерстве обороны перепечатывали приказ о присвоении ему в космическом полете воинского звания капитан на майора. Как Королёв на Байконуре ждал сообщения ТАСС. Как Юрий Левитан, который должен был его зачитать, но не получил еще команды, сидел и ждал. Нет, не сидел – подпрыгивал от такой сногсшибательной новости, но ждал. И я, мальчик, сидел у радиоприемника и ждал важного сообщения, вызывая недовольство бабушки. Наконец Левитан принес в мир сенсационное известие, и я побежал за молоком, по дороге всем рассказывая о том, что человек – в космосе, а мне никто не верил. За день мое желание окрепло, и я подумал, что выбрал правильный путь: Гагарин – летчик, и если я буду летчиком, то, может, потом смогу стать и космонавтом. Но называть это мечтой, наверное, неправильно.
В 9–10-х классах я более осознанно выбирал будущую специальность: куда пойти учиться, в какой вуз. Помню, мы с моим другом Сашей Жодзишским гуляли часто вечерами и не то чтобы мечтали, но обсуждали возможность после окончания института стать космонавтами. Это уже больше, наверное, похоже на мечту и уже ближе к плану, потому что мы, исходя из этой цели, выбирали институт. Помню, как Саша однажды показал рукой на Луну и сказал: «Мы с тобой там будем!» Так что, скорее, слово «мечта» больше всего относится к тому времени, когда я учился в старших классах школы.
Иногда мне кажется, что мечта, конечно, ведет к цели, но не меньшую роль играют такие нетривиальные факторы, как чувство юмора, по крайней мере ирония небесных сил, не без шутки реагирующих на некоторые шаги патронируемого субъекта, но даже в большей степени – на не совсем корректные заявления и действия окружающей нашего субъекта среды. За мою жизнь у меня случились три ситуации, когда мои коллеги или друзья слишком жестко, будто приговор, не подлежащий обжалованию, выносили для меня свой лишающий мечты и надежды вердикт: «Никогда тебе не быть…» Первый из этих случаев касался как раз космонавтики. Замечу, что три точки на временной шкале протяженностью почти 70 лет не позволяют с уверенностью говорить о некоей закономерности, поэтому обобщений делать не буду.
После школы я некоторое время работал лаборантом в академическом институте физического профиля. В первую же неделю руководитель лаборатории дал мне задание получить в Специальном конструкторском бюро института выполненные по заказу для экспериментальной установки трубки, переходники и другие изготовленные из кварцевого стекла детали и собрать их по прилагаемой схеме. Сам он, равно как и другие сотрудники лаборатории, вынужден был отбыть по неотложным делам «в город», оставив всю лабораторию на меня, что, правда, означало не больше, чем четко ответить в случае необходимости начальству на вопрос «Где все сотрудники?».
Надо ли подчеркивать, что то было первое в моей самостоятельной работе задание, тем более задание по сбору фрагмента экспериментальной физической установки. До того я накопил некоторый опыт сборки радиосхем на плате с двумя шинами-проволочками по ее краям, к которым мы припаивали конденсаторы, сопротивления, катушки индуктивности, присоединяли цветными проводками динамики и источники питания… Я с энтузиазмом воспользовался опытом воспроизводства принципиальных схем радиоприемников в виде сложных связей в трехмерном пространстве и взялся за дело. На следующий день я шел на работу в предвкушении похвалы. Но меня ожидал холодный душ. С невероятным сарказмом прокомментировав результаты моего труда (если отвлечься от формы, вполне справедливо), начальник лаборатории заключил: «Если бы я мог хоть на секунду подумать, что ты когда-нибудь станешь космонавтом, то, конечно, поместил бы твою конструкцию под стекло и повесил табличку с твоим именем. Но, поскольку этому никогда не бывать, давай все переделывай!» Дело было в 1966 г., всего пять лет прошло после полета Ю. А. Гагарина. Слово «космонавт» тогда произносилось с бесконечным уважением…
Рождение профессии
Интрига, задуманная Историей
Профессия космонавта родилась в разгар холодной войны, когда военно-политическое противостояние и конкуренция инженеров и конструкторов за приоритет в космосе двух сверхдержав – СССР и США – необычайно ускорили и драматизировали путь к первому полету человека в космическое пространство. При этом История оказалась гениальным автором, что доказывает созданная ею интрига. Для рождения самой необычной профессии и самого выдающегося события ХХ в. История должна была выбрать особого человека. И она выбрала того, кто испытал на себе войну и дождался Победы.
Когда немцы оккупировали Смоленскую область, в деревне Клушино рос никому не известный маленький мальчик – Юра Гагарин. Немцы заняли дом Гагариных, а семью выбросили на улицу. Юра с мамой выкопали во дворе землянку и жили там.
Судьба определила победить Вернера фон Брауна и его ракеты с помощью сидевшего в лагере Сергея Павловича Королёва и жившего в землянке на своем дворе Юрия Алексеевича Гагарина.
Определила, но не предопределила. Для Победы нужно было еще нечто нематериальное.
Окно в космос открывается для человека
Человек обязательно полетит в космос. Сомневаться в этом не приходилось. 4 октября 1957 г. Первый искусственный спутник Земли открыл для человечества эру космоса, а уже в начале 1958 г. в КБ С. П. Королёва начальником группы по исследованию проблем полета человека в космос был назначен К. П. Феоктистов, будущий космонавт номер 8 (в мировой классификации – 12). Чтобы Военно-промышленная комиссия не «зарубила» проект, одновременно предлагались пилотируемый и беспилотный варианты корабля для фото- и визуальной военной разведки. (Спроектированный тогда беспилотный космический аппарат «Зенит» в разных модификациях работает до сих пор.)
16 февраля 1958 г. в США военный летчик Доналд Фаррел вышел из специальной кабины, пробыв в ней семь суток. Был завершен эксперимент, в котором создавалась обстановка, приближенная к условиям космического полета. Об этом стало известно в СССР: американцы готовятся к полету в космос человека. Тогда же в США начался отбор кандидатов в астронавты.
20 июня 1958 г. Совет национальной безопасности США утвердил «Космическую политику США», в которой выделялось такое направление космической деятельности, как пилотируемые полеты. В США первый суборбитальный полет (подскок) планировался на 26 апреля, а первый орбитальный полет – на 1 сентября 1960 г. Как и в случае с первым спутником, американцы шли практически шаг в шаг с советскими специалистами. Может быть, даже чуть опережали.
И вот тогда на имя Н. С. Хрущева из Академии медицинских наук поступает записка «Предложение о создании специализированного научного учреждения по медико-биологическим проблемам космических полетов», представленное А. Н. Бакулевым, В. В. Париным, В. Н. Черниговским и В. И. Яздовским в ЦК КПСС Н. С. Хрущеву. В записке говорилось: «В США исследования на людях применительно к условиям космического полета уже начаты в широком масштабе. Эти исследования в США проводит ряд военно-научных учреждений с привлечением целого ряда смежных научных учреждений». Вскоре С. П. Королёв и М. К. Тихонравов тоже пишут записку «Предварительные соображения о перспективных работах по освоению космического пространства», которая начинается мыслью, высказанной еще К. Э. Циолковским: «Околосолнечное пространство должно быть освоено и заселено Человечеством».
Эти две линии подготовки полета человека в космос – медицинская и техническая – продолжали сходиться. На государственный уровень выносится предложение о создании Института космической биологии и медицины АН СССР, а в конце 1958 г. С. П. Королёв подписал отчет «Материалы предварительной проработки вопроса создания спутника Земли с человеком на борту». Началась выдача технических заданий на разработку систем корабля и выпуск конструкторской документации. Наконец 22 мая 1959 г. было подписано постановление правительства по созданию корабля-спутника для полета человека в космос и определены основные исполнители (в решении задачи предполагалось участие 123 организаций), а к концу года выходит Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О развитии исследований по космическому пространству», в котором ставилась задача «осуществления первых полетов человека в космическом пространстве».
3 марта 1960 г. приказом министра обороны СССР вводится «Временное положение о кандидатах», призванных открыть новое, неизвестное еще поле профессиональной деятельности. В этом и других документах будущая профессия еще не называется «космонавт», используются термины «астронавт» и «пилот-астронавт» – явное влияние американской программы. 14 марта первые 12 отобранных кандидатов, назначенных на должности слушателей-космонавтов, приступили к подготовке.
Работали тогда быстро, сейчас о таких темпах и мечтать не приходится. Каждый месяц брали новый рубеж. 15 мая 1960 г. в СССР был запущен первый из серии беспилотный корабль, который впоследствии, когда в него сядет человек, получит название «Восток». Через месяц Д. Ф. Устинов, К. А. Вершинин, М. В. Келдыш вносят в ЦК КПСС предложения о подготовке полета человека в космическое пространство. В августе Совет Министров СССР принимает совершенно секретное постановление «О подготовке полета человека в космическое пространство». В тот же день утверждается «Положение о космонавтах».
Через месяц с небольшим, 10 сентября 1960 г., Д. Ф. Устинов, Р. Я. Малиновский, М. В. Келдыш, С. П. Королёв, В. П. Глушко, В. П. Бармин и другие – всего 16 подписей – направляют в ЦК КПСС совместную записку со своим видением этого проекта. Авторы записки заключают: «Просим одобрить наши предложения первого полета человека в космическое пространство на корабле-спутнике как задачу особого значения». К этому времени уже было понятно, что сроки, намеченные американцами, срываются, и появлялась надежда опередить их. В записке указывалось: «Осуществить полет человека в космическом пространстве в декабре 1960 г.». Но жизнь поправила и американских, и советских конструкторов – технически все оказалось гораздо сложнее.
Наступил 1961 г., и счет в этой космической гонке пошел буквально на дни. 17-18 января 1961 г. шесть будущих космонавтов, включая Гагарина, сдали экзамены «на отлично». Комиссия рекомендовала очередность полетов. Первым назван Гагарин. Следующие: Титов, Нелюбов, Николаев, Быковский, Попович. 25 января все шестеро приказом главкома ВВС были назначены на должности космонавтов. Им была присвоена квалификация «космонавт ВВС». 20 февраля они приступили к занятиям на заводе «Звезда» по изучению скафандров, кресла, носимого аварийного запаса. Индивидуальные скафандры успели сделать только для первой тройки космонавтов. 2 марта Королёв и его инженеры отредактировали недавно написанную «Инструкцию космонавту».
Возникла дилемма: первыми запустить человека в космос или запустить человека в космос с приемлемым уровнем надежности. Как найти компромисс? Ответственность взял на себя С. П. Королёв. Он установил правило: «Два успешных беспилотных пуска и отправляем человека». Эта формула лишь звучит просто, но существенно меняет соотношение «успех/неудача». В те времена количественные методы расчета надежности в ракетной технике только начинали применяться. Доминировал другой подход: если соблюдены все правила принятой технологии, то изделие надежно, насколько это возможно. Такой логики придерживался и С. П. Королёв, хотя против требования численных оценок не возражал. Для расчета надежности при испытании ракет в период с 1957 по 1960 г. использовалась случайная величина, которая описывает число успехов в n независимых испытаний с двумя исходами – «успех» и «неудача», в которых вероятность успеха в отдельном испытании равна р (и, соответственно, вероятность неудачи равна 1 – р). При первых пусках ракет, которые в большинстве своем заканчивались неудачей (естественное событие при испытании любой принципиально новой техники), требовалось большое число испытаний (пусков). А правило С. П. Королёва в переводе на математический язык означало переход к другому распределению случайных событий (отрицательному биномиальному распределению). Если n – целое, то случайная величина с таким распределением описывает число испытаний, проведенных до достижения ровно n успехов. По правилу С. П. Королёва n = 2. От выбора функции распределения отказов (неудач) зависит оценка надежности. Статистики ракетных испытаний, которая позволила бы правильно определить, при каких условиях возникает то или другое распределение, еще не было. Распределение, которое интуитивно выбрал С. П. Королёв, совершенно и не думая о математике, очень несимметричное, с длинным «хвостом», который говорит о том, что хотя сначала успех наступит быстро, но потом будет много неудач. Иначе говоря, реальная надежность ниже рассчитанной.
Пуск беспилотного корабля с манекеном «Иваном Ивановичем», собакой Чернушкой и почти удачным возвращением состоялся 9 марта 1961 г. Полет и приземление прошли в штатном режиме. Правда, при спуске не разделились спускаемый аппарат и приборно-агрегатный отсек, следствием чего оказался значительный перелет. Однако Чернушка оказалась жива, и было решено считать полет успешным. Следующий пуск планировался в том же месяце.
Тем временем подготовка к пилотируемому космическому полету шла полным ходом. 13 марта на совещании у главкома ВВС было решено дать космонавту перед полетом запечатанный в конверте код-шифр логического замка, дающего доступ к ручному управлению посадкой. Через неделю все шестеро космонавтов под руководством К. П. Феоктистова изучали возможность посадки корабля на разных витках полета, если после первого витка посадка не состоится. Все места посадок и соответствующие точки включения тормозной двигательной установки нанесли на полетную карту. В тот же день участники подготовки отработали план переговоров космонавта с Землей. 23 марта находящиеся на полигоне космонавты узнали страшную новость: в барокамере погиб слушатель Отряда космонавтов В. В. Бондаренко. Но, тем не менее, на следующий день на полигоне Ю. А. Гагарин и Г. С. Титов провели репетицию пилотируемого пуска.
И вот 25 марта успешно прошли пуск и возвращение беспилотного корабля с манекеном и собакой Звездочкой (ее настоящее имя Удача, но Юрий Гагарин накануне полета дал ей новое имя). Отсеки опять не разделились. И все же Звездочка не зря была Удачей, она не пострадала. И этот пуск признали вторым успешным беспилотным. Правило С. П. Королёва было выполнено. Но по существу ситуация становилась острее. Ю. А. Гагарин был первым человеком, отправлявшимся в космос. Предстоял первый пилотируемый полет, его, строго говоря, уже нельзя рассматривать в ряду других. Частный случай использованного распределения с n = 1 называется геометрическим распределением. Вероятность отказа (неуспеха) при геометрическом распределении еще выше. Следовательно, оценка надежности, сделанная разработчиками, оказалась еще более завышенной.
Нельзя упрекать конструкторов в том, что они не произвели перерасчет надежности пуска, исходя из «правила Королёва». Пилотируемый полет означает, что теперь в рассмотрение попадает цена жизни человека. Математическая теория риска, учитывающая ее, появится только через десятилетия («риск» – совокупность значения некоторого ущерба, включающего и цену жизни человека, и его вероятности). Было понятно, что сделанный расчет надежности очень условен. Поэтому прибегли к обычному приему распределения ответственности. 29 марта все члены Государственной комиссии, будучи опрошенными персонально (не поднятием руки), высказались за полет. В тот же день под председательством Д. Ф. Устинова состоялось заседание Военно-промышленной комиссии, которая решила следующий пуск сделать пилотируемым, несмотря на недоработки. Так, не смог пройти испытания на продолжительную работу поглотитель влаги. Не успели испытать носимый аварийный запас (НАЗ) и подвесную систему при посадке на воду. Не смогли добиться нормальной работы газоанализатора. Это означало, что у первого космонавта могли возникнуть проблемы при посадке на воду, но ведь они могли возникнуть уже после возвращения на планету. Газоанализатор при одновитковом полете тоже не был критической системой. Все это укладывалось в приблизительность сделанной оценки надежности. Запуск наметили осуществить между 10 и 20 апреля.
3 апреля 1961 г. под грифом «Строго секретно. Особая папка» вышло постановление Президиума ЦК КПСС «О запуске космического корабля-спутника». В нем было дано разрешение на отправку в космос человека. Гагарин, Титов и Нелюбов записали свои предстартовые речи, отредактированные Н. П. Каманиным, на магнитофон.
4 апреля главком ВВС К. А. Вершинин подписал полетные удостоверения Гагарину, Титову и Нелюбову.
5 апреля советские космонавты и специалисты вылетели на космодром. Космонавты летели разными самолетами: на одном Гагарин, Нелюбов и Попович, на другом – Титов, Николаев, Быковский. Эта традиция, цель которой – в случае несчастья сохранить один из экипажей, чтобы не срывать полет, соблюдается до сих пор.
6 апреля на закрытом заседании Государственной комиссии по готовности корабля и ракеты-носителя было принято решение произвести запуск 11 или 12 апреля 1961 г. С. П. Королёв, М. В. Келдыш и Н. П. Каманин утвердили задание космонавту на одновитковый полет.
7 апреля Гагарин, Титов и Нелюбов провели занятия по ручному спуску.
8 апреля Госкомиссия утвердила первым пилотом Юрия Гагарина, а Германа Титова – запасным, вторым запасным – Григория Нелюбова, но сами космонавты официально еще ничего не знали.
9 апреля космонавты отдыхали.
10 апреля Н. П. Каманин сообщил им о назначении первого космонавта планеты.
Без риска космос не освоить
Из дневника генерала Н. П. Каманина, помощника главкома ВВС по космосу:
5 января 1961 г. Много неполадок. Мало испытаний… На всем печать спешки.
18 января. В эти дни у меня часто возникали вопросы: Кто из шестерки войдет в историю как первый человек, совершивший космический полет? Кто первым из них, возможно, поплатится жизнью за эту дерзкую попытку?
3 февраля. Ракета упала из-за отказа в системе управления, а это могло произойти из-за срыва люка второй ступени. Люк сорвало в момент старта, так как он был закреплен всего двумя болтами вместо восьми… Причина отказа гироскопа на королёвской ракете установлена: в подшипнике прибора нашли металлическую стружку, длиной до миллиметра.
27 февраля. Без риска космос не освоить, но бояться риска и возможных жертв – значит тормозить полеты в космос.
Делалось все, чтобы повысить надежность запуска и обеспечить спасение жизни пилота. С. П. Королёв незамедлительно рассматривал любые предложения, направленные на повышение надежности первого пилотируемого космического комплекса (ракеты-носителя и космического корабля). Одновременно вносились предложенные технические изменения, которые надежность комплекса частично снижали. Космический комплекс «ракета + корабль» чрезвычайно сложная система. Любое изменение может сказаться на срабатывании (или несрабатывании) какого-то технического элемента. Подобные связи выявляются долгим тщательным анализом и тестированием. А надежность всей этой махины может зависеть от маленького винтика. Мелочей в космической технике не бывает.
По расчетам, вероятность успешного завершения полета пилотируемого корабля оказывалась 0,875, а вероятность спасения жизни космонавта даже при неудачном запуске с учетом системы аварийного спасения равнялась уже 0,94. Тогдашние требования к уровню надежности составляли 0,95. Но это был расчет «схемной» надежности. Мы уже говорили, что она фактически оказалась завышенной. В реальных условиях подготовки к старту степень надежности пилотируемого космического комплекса менялась, но никто не мог сказать, как именно. Дело, на которое шли Юрий Гагарин и первые космонавты, было чрезвычайно опасным. По-хорошему, при расчете успеха их полетов надо было бы учесть так называемый «эффект обкатки». В то время в СССР сошедшие с конвейеров автомашины продавались сырыми, не готовыми к эксплуатации. Фактически задача подготовки автомобиля к эксплуатации в номинальном режиме автозаводами передавалась вместе с ответственностью покупателю автомобиля путем введения «периода обкатки». На начальном этапе обкатки надежность резко снижается в процессе эксплуатации и только через какое-то время начинает расти. Суть этого эффекта для космонавтов, как и для любых принципиально новых сложных человеко-машинных комплексов, испытываемых в опасных условиях, в том, что правильно оценить надежность такого комплекса, а значит, и успех дела, невозможно. Даже в современном виде теория надежности – это теория ухудшения структуры. Она пригодна для расчетов цикла старения, а не циклов развития с нулевой точки. Если уяснить это, становится и более понятным смысл уклончивых ответов космонавтов на вопросы о риске, опасностях для жизни и страхе в космическом полете. Это неизбежная нерасчетная компонента профессии с самого начала ее возникновения, с полета Юрия Гагарина.
У корабля «Восток» все жизненно важные системы были продублированы, кроме тормозной двигательной установки (ТДУ), поэтому для возможности аварийного спуска в случае отказа тормозного двигателя была выбрана орбита, которая обеспечивала время существования корабля в космосе от двух до семи суток. Таким образом, резервным режимом спуска было естественное торможение в атмосфере, то есть, если бы ТДУ не сработала, через неделю корабль Гагарина стал бы «цеплять» атмосферу, тормозиться и таким образом сошел бы с орбиты.
Но практически отсутствовала возможность спасения космонавта при аварии ракеты на стартовой позиции. Системы аварийного спасения тогда не было. Подобная ситуация в пилотируемой космонавтике впервые случилась более чем через 22 года – 26 сентября 1983 г. на космодроме Байконур, при подготовке старта корабля «Союз-Т», в котором находились космонавты Владимир Титов и Геннадий Стрекалов, когда прямо на стартовой площадке начался пожар в двигателе ракеты. Однако благодаря разработанной к тому времени системе аварийного спасения корабль за 1,1 секунду до взрыва был уведен вверх и в сторону, и экипаж благополучно приземлился в 4 км от стартовой площадки.
Тем не менее меры по обеспечению безопасности пилота искали и находили. В случае нештатной ситуации на заправленной ракете или пожара при запуске до выхода ракеты из стартового устройства предусматривалась возможность аварийного катапультирования космонавта со скоростью 48 м/с через специально сделанный вырез в головном обтекателе и ферме обслуживания в кресле, снабженном пороховой двигательной установкой, позволяющей поднять пилота до высоты, с которой возможно безопасное парашютирование.
Стартовая площадка устроена так, что при старте ракеты реактивная струя уходит вниз и далее вбок через газоотводной канал. Это выглядит как зарытая в землю огромная коробка без одной стенки, от которой на некоторое расстояние прорыт открытый канал с постепенно уменьшающейся глубиной. Над газоотводным каналом котлована на уровне площадки во избежание попадания в него космонавта подвешивалась стальная крупноячеистая сетка с размером ячейки 40 на 40 см. По сетке можно было ходить только по узлам ячеек. Внизу на глубине 42 м располагался огневой лоток, куда уходят газы от работающих ракетных двигателей. Оступился – проваливаешься.
Но как снять космонавта с этой сетки? В хозяйственном магазине купили обыкновенное оцинкованное корыто для стирки белья и прикрепили к нему прочную веревку. Спасательный расчет состоял из трех человек. Двое должны были по узлам сетки подбежать к выброшенному катапультой из корабля космонавту в скафандре, положить его в корыто, а третий за веревку стягивал бы корыто с сетки. Придумали такую систему, и офицеры-ракетчики даже провели несколько тренировок с борцовским манекеном в корыте.
Слава Богу, нештатной ситуации на первых секундах не случилось! В море огня при аварии ракеты на старте погибли бы все – и космонавт, и спасатели. Это было ясно по прошлому печальному опыту аварийных пусков. Когда через много лет на космодроме рассказали про этот способ эвакуации космонавту № 2 Г. С. Титову, тот смеялся до слез, а потом очень серьезно сказал: «Как хорошо, что мы этого не знали».
9 апреля 1961 г. контрольное взвешивание показало превышение веса полезной нагрузки над расчетным значением. Днем спустя проблему решили по-русски: обрезали электрические жгуты с разъемами, обеспечивающими систему аварийного подрыва беспилотной машины и не задействованными на пилотируемом корабле; но проделано это было на изделии, прошедшем полный цикл электрических испытаний и подготовленном для стыковки с ракетой-носителем. Поскольку работы проводились в спешке, без анализа схемы бортовой сети, заодно, как оказалось, отрезали по одному датчику давления и температуры. Правда, они были зарезервированы. Хуже было то, что в результате появилась паразитная гальваническая связь наземных шин с корпусом спускаемого аппарата. Ее заметили лишь на следующий день.
11 апреля ракета-носитель с космическим кораблем была вывезена на стартовую позицию. Начались предпусковые проверки. В середине дня перед окончанием проверок Ю. А. Гагарин на «нулевой отметке» старта встретился с боевым расчетом, готовившим ракету и корабль к пуску. В это время и обнаружилось, что технологическая шина электропитания, с помощью которой проводились все испытания, связана с корпусом корабля. Эта связь как раз и появилась в результате проведенных внутри спускаемого аппарата работ по снижению веса. При плотном монтаже аппаратуры в спускаемом аппарате и в условиях, когда ракета находится на старте, найти дефект не представлялось возможным. Положение осложнялось тем, что данная шина обеспечивала технологическим электропитанием не только космический корабль, но и ракету-носитель. Инженеры искали решение и к ночи нашли: отключиться от мотор-генератора и обеспечить питание с помощью аккумуляторов. Королёв утвердил это решение, и в течение ночи новая схема была собрана и проверена.
В случае необходимости Гагарин мог свести корабль с орбиты вручную. Но медики не были уверены в правильности принятия решений человеком в условиях невесомости. Не включит ли космонавт в возбужденном состоянии ТДУ на спуск раньше времени? Был придуман дополнительный пультик с кнопками (логический замок), нечто вроде современного домофона. Для включения ТДУ космонавт должен был нажать три кнопки в определенном порядке. Гагарин неоднократно отрабатывал на тренировках снятие блокировки. Перед стартом цифры кода знали только С. П. Королёв, председатель Госкомиссии К. Н. Руднев, Н. П. Каманин, О. Г. Ивановский и ведущий конструктор. Космонавт мог воспользоваться этим кодом в полете, распечатав по команде специальный конверт. Но еще на Земле шифр Гагарину «по секрету» сообщили Королёв и Ивановский. Боялись, что условия космического полета так подействуют на космонавта, что он не сможет распознать написанные на бумаге цифры. Пусть лучше выучит их на Земле.
Любопытно, что в стремлении максимально обеспечить успех полета Ю. А. Гагарина учитывались даже местные приметы. Так, заметили, что, когда «Полетное задание» печаталось на финской мелованной бумаге, пуски были аварийными. Когда использовали отечественную, отдающую желтизной, пуск Белки и Стрелки прошел отлично. Потом опять использовали мелованную бумагу – вновь аварийные пуски. В марте 1961 г. финская бумага кончилась, и вновь пуски оказались успешными. Когда готовили «Полетное задание» к первому пилотируемому старту, учли эту «статистику», не стали рисковать.
Заготовили три конверта: на случай успешного запуска, на случай неудачи без человеческих жертв и на случай гибели пилота.
11 апреля Н. С. Хрущев на отдыхе в Пицунде надиктовывал свои мысли:
«Завтра, как говорится, если все будет благополучно, то в 9 часов 07 минут будет запущен космический корабль с человеком. Полет его вокруг Земли займет полтора часа, и он должен приземлиться… Они думали, как мне сказали, что привезут его сюда. Я это поломал. Это не годится, просто плохо объясняется и плохо понимается, почему сюда, – потому что отдыхаем мы здесь. Поэтому я считаю, что я поеду и Анастаса Ивановича (Микояна) уговорю, и там будет встреча на Внуковском аэродроме со всей парадностью, какая возможна, – радио, телевидение, короткий митинг, потом следование в Москву, в Кремль. В Кремле нужно устроить прием. Я не говорил, но думаю, что, может быть, устроить демонстрацию в Москве на Красной площади. Это эпохальное событие».
Хрущев еще не знал, что демонстрация пройдет без его указания.
«Контактик не прижался»
Наступило 12 апреля 1961 г. В 05.30 по местному времени космонавтов разбудили. В 06.00 прошло предпусковое заседание Госкомиссии (замечаний не было).
Далее указывается декретное московское время (разница с местным ДВА часа).
«Кедр» – позывной Ю. А. Гагарина.
«Заря» – позывной старта.
Когда Ю. А. Гагарин надел скафандр, кто-то заметил: «А вдруг нерасчетное приземление на чужой территории? Надо обозначить гражданство космонавта». Тут же нашли краску, кисточку и на шлеме Гагарина написали четыре буквы – СССР. Космонавты прибыли на старт. За два часа до старта Ю. А. Гагарин занимает место в корабле. Переговоры:
«Кедр»: Как слышите меня?
«Заря-1» (Каманин): Слышу хорошо. Как слышите меня?
«Кедр»: Вас слышу хорошо.
«Заря-1» (Каманин): Приступайте к проверке скафандра. Как поняли меня?
«Кедр»: Вас понял: приступить к проверке скафандра. Через три минуты. Сейчас занят.
‹…›
07.44. «Заря-1» (Королёв): У нас все идет отлично. Как чувствуете?
«Кедр»: Вас понял. У меня тоже идет все хорошо, самочувствие хорошее, сейчас будут закрывать люк № 1.
При закрытии посадочного люка спускаемого аппарата из-за неточного регулирования не замкнулся концевой контакт «Люк закрыт» одного из трех датчиков люка, сигнализирующих о прижиме крышки к шпангоуту люка.
07.58. «Заря-1» (Королёв): «Кедр», я – «Заря-1». Юрий Алексеевич, у нас так получилось: после закрытия люка вроде один контактик не показал, что он прижался. Поэтому мы, наверное, сейчас будем снимать люк и потом его поставим снова. Как поняли меня?
«Кедр»: Понял вас правильно. Люк открыт. Проверяют сигнализаторы.
08.05. «Заря-1» (Каманин): «Кедр», я – «Заря-1». Объявлена готовность часовая. Продолжайте осмотр оборудования.
По указанию С. П. Королёва, получавшего данные телеметрии, люк был открыт. Для этого пришлось открутить 32 гайки. После того как контакт был отрегулирован, 32 гайки закрутили снова. Работать пришлось в бешеном темпе, но успели…
‹…›
08.25. «Заря-1» (Королёв): Герметичность проверили – все в норме, в полном порядке. Как поняли?
«Кедр»: Вас понял: герметичность в порядке. Слышу и наблюдаю: герметичность проверили. Они что-то там постукивают немножко.
‹…›
08.35. «Заря-1» (Каманин): Сейчас будут отводить установщик. Как понял?
«Кедр»: Вас понял: будут отводить установщик.
08.37. «Заря-1» (Каманин): Стрела установщика отошла нормально. Как поняли?
«Кедр»: Понял вас: стрела установщика отошла нормально.
08.40. «Заря-1» (Королёв): Юрий Алексеевич, мы сейчас вот эту переговорную точку переносим отсюда, со старта, в бункер. Так что у вас будет пятиминутная пауза, а в бункер переходят Николай Петрович (Каманин) и Павел Романович (Попович). Я остаюсь пока здесь до пятиминутной готовности. Но они будут транслировать, что я буду говорить. Поняли меня?
«Кедр»: Понял вас: сейчас со старта переходят в бункер, минутный перерыв, затем передачу будете осуществлять через них.
08.41. «Заря-1» (Каманин): Вас слышу отлично. Пульс у вас 64, дыхание 24. Все идет нормально.
«Мне захотелось помочь этим людям…»
Из дневника Н. П. Каманина:
4 апреля. Нет и никогда не будет «стопроцентной» уверенности в успехе космического полета, особенно первого.
5 апреля. Трудно решать, кого посылать на верную смерть, и столь же трудно решить, кого из двух-трех достойных сделать мировой известностью и навеки сохранить его имя в истории человечества.
Можно ли начать с шутки после таких страшных слов?
Конечно, и С. П. Королёв, и его товарищи, и вся стартовая команда очень волновались за Гагарина. Осенью 1961 г. Юрий Алексеевич вспоминал: «Мне захотелось как-то помочь этим людям, как-то сбросить то большое напряжение, которое у них было. И когда включились двигатели, когда ракета начала подниматься со стартового стола, я, чтобы разрядить обстановку, постарался таким бодрым, обыкновенным голосом сказать: “Поехали!”»
Павел Попович вспоминал, как все шестеро космонавтов на полигоне в одну из ночей перед стартом «долго не спали, говорили о полете, шутили, рассказывали анекдоты». Один из анекдотов был такой.
Выходят две блохи из ресторана. Одна спрашивает: «Ну что, возьмем собаку или пешком?..» Тут пробегает мимо какой-то пес. Блохи – прыг: «Поее-ехали!..»
Каждый знает, как иногда в разговоре собеседнику напоминают хорошо знакомый анекдот словом или фразой. Гагарин беспокоился о тех, кто волновался за него, и хотел их, конечно, не развеселить, но заставить улыбнуться. И какую же он точную метафору подобрал!
П. Р. Попович, которому С. П. Королёв поручил вести связь с Ю. А. Гагариным, вспоминал: «Было ли у Гагарина чувство страха перед полетом? Наверное, было. Потому что это чувство присуще каждому нормальному человеку. Представьте себе: стоит огромная махина, ракета высотой около 50 м и где-то на самом верху сидишь ты. Мощность ее 20 млн лошадиных сил! И ты знаешь, что, если она рванет, от тебя ничего не останется».
И вот такая шутка в момент смертельного риска! Человек действительно словно блоха по сравнению с могучей ракетой.
Но, с другой стороны, эту мощь создал Человек своим Разумом!
Первый полет
Корабль стартовал 12 апреля 1961 г. в 9.07. Ракета со старта ушла штатно. Первые, самые опасные секунды, для которых изобретали экзотическую схему спасания со стальной сеткой, пролетели.
Но нештатные ситуации начались уже на этапе выведения на орбиту. На 156-й секунде выведения произошел отказ блока питания антенн системы радиоуправления. Команда на отключение двигателя не прошла, он выключился на 15 секунд позже положенного по резервному варианту – по временной метке системы управления ракеты-носителя. В результате корабль вышел на более высокую орбиту. Апогей орбиты оказался 327 км вместо расчетных 230 км. Это сразу отменило резервный режим возвращения – время существования корабля на данной орбите до спуска за счет естественного торможения составляло около 30 суток. К этому времени космонавт бы погиб. Оставалось надеяться, что тормозная двигательная установка сработает штатно.
При переходе космического корабля из зоны видимости Сары-Шаганского Командно-измерительного пункта (КИП) в зону видимости Колпашевского КИП (Новосибирск) произошел кратковременный перерыв УКВ-связи С. П. Королёва с космонавтом. Региональная группа управления на Камчатском КИПе, возглавляемая будущим космонавтом А. А. Леоновым, не получила к сеансу связи с Ю. А. Гагариным сведений от Координационно-вычислительного центра в Москве о фактической орбите полета «Востока». Траекторные измерения Камчатского КИП не соответствовали данным большинства КИПов из-за использования для привязки системы единого времени сигналов японской станции, а не Государственной эталонной станции. Оператор командной станции Камчатского КИП передал на космический корабль разовую команду включения программно-временного устройства (ПВУ) без учета отклонения фактической орбиты от расчетной. Это отличие было тогда неизвестно. Команда поступила от дублировавшей ее автономной системы управления ракетой-носителем с некоторым сдвигом по времени. Это означало, что рассчитанные по этим измерениям параметры орбиты, на которую вышел корабль Гагарина, могли быть очень неточными, что в свою очередь создавало неопределенность в выдачи тормозного импульса необходимой продолжительности, то есть усложняло возвращение.
Гагарину не сообщили, что он вышел на нерасчетную орбиту.
После выведения на орбиту корабль медленно вращался (гашение возмущения корабля после разделения со ступенью ракеты-носителя не предусматривалось). Корабль вращался два-три градуса в секунду, то есть делал полный оборот за две-три минуты.
«Кедр»: «Объект несколько вращается вправо. Хорошо! Красота! Самочувствие хорошее. Продолжаю полет. Все отлично проходит».
Сообщение ТАСС должно было пройти по радио немедленно после получения данных о выходе корабля-спутника на орбиту, примерно через 25 минут после старта и задолго до завершения одновиткового полета. Это, во-первых, исключит объявление каким-либо иностранным государством космонавта разведчиком в военных целях и, во-вторых, затруднит толкование позднего сообщения как фальшивого при отсутствии самого полета.
Но случилось так, что сообщение ТАСС было оглашено не сразу. Королёв на Байконуре ждал сообщения ТАСС, которого все не было и не было. Причина оказалась простой – в Министерстве обороны перепечатывалось представление на старшего лейтенанта Ю. А. Гагарина: вместо воинского звания капитана министр обороны СССР маршал Советского Союза Р. Малиновский решил присвоить ему майора. Компьютеров тогда не было. На пишущей машинке, три экземпляра через копирку, машинистки стучали по клавишам быстрее обычного, хотя сенсационная новость могла любого выбить из колеи. Приказ получил номер 77.
Юрий Левитан, сидевший в радиокомнате, над которой горела надпись «Эфир», и получивший приказ вскрыть конверт № 1, подпрыгивал на стуле и не мог понять, почему ему не дают команду читать столь историческое сообщение ТАСС.
Задержки сообщения по радио, которого с нетерпением ожидал на Байконуре С. П. Королёв, было достаточно, чтобы американцы узнали о полете Гагарина раньше всех: в 9.22 их станция радиоэлектронной разведки на Алеутских островах перехватила радиопереговоры космонавта с Землей. Еще через 12 минут президенту США доложили о событии.
Наконец в 10.02 Левитан получил приказ зачитать сообщение ТАСС с одной поправкой: вместо слова «капитан» называть «майор». Сообщение мгновенно всколыхнуло всю страну и стихийно вывело людей на улицу.
В Советском Союзе всего два раза случились самопроизвольные восторженные демонстрации, когда люди шли на Красную площадь, к Кремлю, радовались, даже ликовали и обнимались и поздравляли друг друга.
Первый раз – 9 мая, в День Победы. В Победу верили, Победу ждали долгих четыре года…
Второй раз – особенный. Полет Гагарина. После запуска первого спутника прошло более трех лет, и люди понимали: придет время – полетит и человек. Но понимали несколько отстраненно: когда-то в будущем… возможно, американцы… А получилось – мы!!!
Гагарин надиктовывал на магнитофон и делал записи в бортжурнале. Вскоре у него уплыл в невесомости карандаш, и писать стало нечем. Карандаш суровой ниткой был прикреплен к бортжурналу. (Из послеполетного доклада: «Ушко было привернуто к карандашу шурупчиком, но его, видимо, надо было или на клей поставить, или потуже завернуть. Этот шуруп вывернулся, и карандаш улетел. Свернул бортжурнал и положил в карман. Все равно не пригодится, писать же нечем».) Потом кончилась пленка. Гагарин вручную перемотал ее, поэтому информация о середине полета (с 09.27 до 10.03) на пленке отсутствует.
Юрий Гагарин вел репортаж: «Очень красивое зрелище. В правый иллюминатор сейчас наблюдаю звезду. Она проходит слева направо по иллюминатору. Вправо ушла звездочка… Горе какое!..»
09.49. (принято в Хабаровске): «Землю не слышу. Нахожусь в тени».
09.51. началось построение ориентации для схода с орбиты.
09.55.10. ориентация построена.
09.57. «Кедр»: Настроение бодрое, продолжаю полет, нахожусь над Америкой.
10.04. «Кедр»: Нахожусь в апогее. Работает «Спуск-1», работает солнечная ориентация (примечание: в апогее корабль проходил мыс Горн).
10.07. «Кедр»: Некоторой облачностью закрыто… Вижу горизонт Земли. Очень такой красивый ореол. Сначала радуга от самой поверхности Земли и вниз. Очень красиво! Все шло через правый иллюминатор.
10.09.15. «Кедр»: Вышел из тени Земли… Пролетаю над морем…
До следующей нештатной ситуации оставалось 9 минут 15 секунд.
В 10.25.04 включилась и в 10.25.48 выключилась ТДУ. Произошла нештатная ситуация – установка выключилась менее чем на одну секунду раньше расчетного времени. Это повлекло за собой ряд неприятных последствий. Для Ю. А. Гагарина наступил самый трудный и опасный участок полета…
По команде отделения космического корабля (КК) от ракеты-носителя (РН) запускается программно-временное устройство, которое автоматически должно выдавать нужные команды. На 39-й минуте цикла спуска включается автоматическая система ориентации (АСО). На 64-й минуте включаются гироприборы и датчики угловых скоростей (ДУС). На 70-й минуте включается тест АСО, который в течение одной минуты должен фиксировать наличие признака «Готовность АСО к спуску». Если в течение одной минуты ориентация поддерживается, то на 71-й минуте выполняется команда «Включение ТДУ». После включения двигателя начинается торможение, скорость которого измеряет интегратор системы управления ТДУ. При достижении скорости 136 м/с интегратор вырабатывает главную команду (ГК) на выключение двигателя. Расчетное время ГК от момента включения двигателя равно 41 секунде. Если ГК проходит, включается цикл «Разделение». Если ГК не проходит (нужный тормозной импульс не набран), то разделять отсеки нельзя и нужно ждать команду от термодатчиков (штатный, резервный режим). Такова заложенная в автоматику логика команд.
Что же происходит у Гагарина? Первые две секунды ТДУ работает нормально. При появлении рабочего давления в камере сгорания должен закрыться обратный клапан наддува камеры (ОКНК). Однако клапан закрывается не полностью, в результате чего горючее после турбонасосного агрегата, как и положено, поступает в камеру сгорания и нештатно через незакрывшийся ОКНК в полость «разделительного мешка», который нужен был для предварительного наддува бака горючего. Попавшее в «разделительный мешок» горючее не могло быть использовано для выработки тормозного импульса, то есть произошла нерасчетная потеря горючего. В результате горючего не хватило на отработку штатного импульса тяги. Прекращение нормальной работы двигателя произошло через 40,1 секунды, то есть менее чем за секунду до ГК (!). Скорость торможения к тому времени достигла 132 м/с. «Главная команда» на выключение ТДУ не прошла. Соответственно цикл «Разделение» не запустился. Теперь остается ждать реализации резервного режима разделения по термодатчикам. Следствием этой неполной секунды стал перелет в 600 км и посадка в нерасчетном районе.
Но это еще не все. После того как ГК не прошла, арматура ТДУ осталась открытой. По открытым трактам газ наддува и окислитель под давлением 60 атмосфер продолжали поступать в камеру сгорания и в рулевые сопла по тангажу, крену и рысканью. Процесс был произвольным и неконтролируемым. Результирующее возмущающее воздействие на космический корабль привело к его закрутке вокруг центра масс КК (который смещен относительно геометрического центра) со скоростью 30° в секунду.
Штатная циклограмма спуска нарушилась. Команда на автоматическое разделение спускаемого аппарата (СА) и приборного отсека (ПО) не прошла. Команда на отстрел кабель-мачты поступила от термодатчиков одновременно с командой на отстрел четырех стальных лент, соединяющих спускаемый аппарат и приборный отсек. Ленты отстрелились нормально, однако отстрел кабель-мачты не прошел. Причина была в том, что цепи кабелей питания пиропатронов отстрела кабель-мачты ошибочно были проложены через пироножи лент, которые перерубали кабели лент и кабели пиропатронов отстрела кабель-мачты до прохождения команды на пиропатроны гермоплаты, которая шла с задержкой по отношению к команде «Отстрел лент». То же самое произошло, как мы помним, при двух предшествующих пусках беспилотных кораблей. Однако эта ситуация угрозы безопасности космонавта не создавала, С. П. Королёв запретил проводить какие-либо доработки системы разделения, боясь, что переделки внесут опасность новых сбоев. Реально разделение произошло на высоте 150–170 км над Средиземным морем. Следовательно, нагрев корпуса произошел быстрее расчетного времени. Это могло произойти из-за «вспухания» верхних слоев атмосферы как следствия повышенной активности Солнца либо вследствие нерасчетной закрутки (или того и другого одновременно).
Из отчета Ю. А. Гагарина 13 апреля 1961 г., г. Куйбышев: «Я ждал разделения. Разделения нет. Положено 10–12 секунд, но по моим ощущениям больше прошло. Я на прибор смотрел, «Приготовиться к катапультированию» не загорается, разделения не происходит… Ну, тут я немножко так думаю: «Что-то не так!» Я прикинул, что ТДУ-то сработало правильно, значит, все-таки сяду где-нибудь, не стоит шум поднимать. Доложил, что разделения не произошло, но мне показалось, что обстановка не аварийная, ключом по телеграфу я доложил: «ВН» – «Все нормально»».
Наконец спускаемый аппарат вошел в атмосферу. По рассказу Гагарина, «за иллюминатором бушует пламя, корабль корежит, трещит, подумал: все».
И из его отчета 13 апреля: «Я думаю: “Гори, гори, я подожду пока”… Был такой момент, примерно секунды 2–3: в глазах начали расплываться приборы». Подобные нарушения зрения связаны с кратковременным перерывом в кровоснабжении головного мозга и сетчатки глаза, возникающим при воздействии перегрузки 12g (по расчетам, штатная перегрузка не должна была превысить 9g).
В 10.48 обзорный радиолокатор радиотехнического пункта наведения аэродрома г. Энгельс зафиксировал цель в юго-западном направлении на высоте 8 км и на удалении 33 км. Это был спускаемый аппарат «Восток» с Ю. А. Гагариным.
Никто не знал, в каком состоянии человек будет возвращаться из космоса. Поэтому был предусмотрен автоматический ввод запасного парашюта после раскрытия основного. При нормальной работе основного парашюта скорость снижения не превышает 6–7 м/с, поэтому купол спасательного парашюта может не наполниться. Если же по какой-либо причине основной купол будет вести себя ненормально, вследствие чего скорость снижения увеличится, воздушный напор будет достаточен для наполнения запасного купола. Так и произошло.
В 10.49, после завершения торможения в верхних слоях атмосферы, на высоте 7 км, над весенним разливом Волги произошло катапультирование кресла с космонавтом из спускаемого аппарата и ввелся тормозной парашют. Через 50 секунд на высоте примерно 4 км ввелся основной парашют, и одновременно произошел сход пилота с кресла. На высоте 3 км ввелся дополнительно запасной парашют. Сначала он вывалился, не раскрывшись, но при прохождении облаков от порыва ветра запасной парашют наполнился, и с этого момента космонавт спускался на двух парашютах. Но два парашюта – это опасность скручивания их строп. Тем не менее все обошлось.
Во время спуска на парашюте Ю. А. Гагарин около шести минут пытался открыть дыхательный клапан скафандра. При надевании скафандра перед стартом вытяжной тросик открытия клапана попал под оболочку скафандра и дополнительно был прижат ремнем привязной системы. Опасности для жизни ситуация не представляла, однако условия в скафандре возникли дискомфортные.
Космонавт понял, что он садится на воду, вынул закрепленный на скафандре нож и обрезал стропу, на которой был закреплен носимый аварийный запас весом 43 кг. Увеличив таким образом дальность спуска на парашюте, он приземлился на сушу. Сильный западный ветер на этих высотах способствовал горизонтальному перемещению снижающихся на парашютах пилота и спускаемого аппарата и помог им не попасть в воду.
Ю. А. Гагарин приземлился на парашюте в районе деревни Смеловка Энгельсского района. Спускаемый аппарат приземлился раньше космонавта и ближе к берегу Волги на 1–2 км. Возвращение произошло со значительным перелетом по сравнению с расчетным: не в Волгоградской, а в Саратовской области.
Из доклада Ю. А. Гагарина на заседании Государственной комиссии после космического полета 13 апреля 1961 г.:
…Дальше принимал меры, чтобы сообщить, что приземление прошло нормально. Вышел на пригорок, гляжу – женщина с девочкой идет ко мне. Примерно метров 800 она была от меня. Я пошел навстречу, собираясь спросить, где телефон. Я к ней иду, смотрю, женщина шаги замедляет, девочка от нее отделяется и направляется назад (Анна Акимовна Тахтарова, жена лесника, с внучкой Ритой). Я тут начал махать руками и кричать: «Свой, свой, советский, не бойтесь, не пугайтесь, идите сюда». В скафандре идти неудобно, но все-таки я иду. Смотрю, она так это неуверенно, тихонько ступает, ко мне подходит. Я подошел, сказал, что я советский человек, прилетел из космоса. Познакомились с ней, и она рассказала мне, что по телефону можно говорить с полевого стана. Я попросил женщину, чтобы она никому не разрешала трогать парашюты, пока я схожу до полевого стана. Только подходим к парашютам, здесь идут человек 6 мужчин: трактористы, механики с этого полевого стана. Познакомился с ними. Я им сказал, кто я. Они передали, что вот сейчас передают сообщение о космическом полете по радио…
13 апреля в Пицунде Н. С. Хрущев диктовал замечания по проекту речи на встрече первого космонавта. Потом в Кремле Хрущев говорил не по бумажке – по-человечески это лучше воспринималось, но зато некоторые свои мысли он забыл. Поэтому приведем их здесь по архивным документам, они достойны того: «Надо было бы отметить: я поздравляю родителей Юрия Алексеевича Гагарина за то, что они родили и все сделали, что в их силах, чтобы воспитать такого замечательного сына, который прославил своим подвигом нашу Родину. Также я приношу поздравление супруге Юрия Алексеевича, потому что она знала о том, что Юрий Алексеевич отправляется в космическое пространство, и здесь надо войти в положение женщины – жены и матери, когда она благословила и поддержала своего супруга. Конечно, никто не мог дать никаких гарантий, что эти проводы не являлись для нее последними проводами. И вот мужество и понимание этого говорят о величии этой женщины, о понимании этого подвига».
14 апреля в Кремле Хрущев буквально не находил слов, чтобы выразить свой восторг: «Мы горды, потому что это подвиг, но я, видимо, слов не подберу, и поэты, видимо, мастера слова, они тоже трудности имеют. Я считаю, что наиболее ловко вышел из положения Шолохов, который просто написал: “Вот это да!” И это каждый из нас повторял уже сотни раз, когда он сам с собой думал: “Вот это да!.. Вот это Юрка!”»
Хрущев имел в виду экстренный выпуск газеты «Правда» 12 апреля, где был опубликован отклик М. А. Шолохова: «Вот это да!.. И тут уже больше ничего не скажешь, немея от восхищения и гордости перед фантастическим успехом родной отечественной науки».
Во всех справочниках и энциклопедиях указана длительность полета Ю. А. Гагарина – 108 минут. Но это неверно. Присутствовавшему на месте посадки спортивному комиссару FAI (Международная федерация аэронавтики) Ивану Григорьевичу Борисенко сообщили для регистрации мирового рекорда оперативные сведения. Когда же данные были уточнены, изменять их советская делегация в FAI не хотела, чтобы избежать лишних споров об обстоятельствах посадки. По правилам FAI рекорд засчитывается, если пилот приземляется в том же аппарате, что и взлетал. А у Гагарина, как и у всех последующих «Востоков», парашютирование космонавта и спускаемого аппарата проходило раздельно. Так что на самом деле полет продолжался 106 минут, как и было указано в полетном задании.
Такова подлинная история рождения профессии Космонавт.
Полет Юрия Гагарина, всего за 106 минут обогнувшего весь земной шар, полностью изменил сознание человечества. Началась космическая эра – нечто невероятное для эпохи, в которую еще были живы люди, помнившие мир без самолетов и практически без автомобилей.
Но гениальный драматург – История, оценив созданный сюжет, добавил для эффектной концовки последний штрих, еще одну нештатную ситуацию – развязавшийся шнурок майора Гагарина, идущего от самолета по ковровой дорожке на доклад. Шутка гения! Впрочем, без подобных досадных мелочей, подчеркивающих естественность происходящего, не обходится ни одно эпохальное событие.