Весь день Демосфен со своим небольшим отрядом сдерживал натиск врага: несколько десятков воинов успешно противостояли восьмитысячной армии. Мир перевернулся с ног на голову. Спартанский флот сражался с сухопутными силами афинян, и, что еще более парадоксально, последние одерживали верх. К вечеру пелопоннесцы оставили попытки высадить десант. Щит Брасида волной вынесло на берег, и афиняне поставили его на возвышение как военный трофей и символ победы. Пелопоннесцы еще два дня безуспешно пытались пробиться к берегу, и тут наконец подошли основные афинские силы – пятьдесят триер. Принять бой в открытом море спартанцы не решались, афиняне вошли в залив через каналы с обеих сторон острова и, обрушившись на врага, захватили пять судов, а остальные погнали в сторону материка.
Теперь афиняне полностью господствовали в заливе, а главное, четыре сотни отборных спартанских воинов оказались заперты на острове, практически лишенные пресной воды и продовольствия. Афиняне быстро воспользовались плодами достигнутого успеха. Целый день вокруг острова курсировали две патрульные триеры, предотвращая любые попытки противника вырваться из островного плена. А к ночи, когда такое занятие стало опасным, весь афинский флот широким кругом выстроился вокруг Сфактерии. Наметилась тенденция уменьшения количества этнических спартанцев, их все больше окружало илотов. Потеря даже одного гражданина Спарты воспринималась как угроза национальной целостности, так что известие о том, что в ловушке у афинян оказалось четыре сотни человек, поразило Спарту, словно удар грома. На Пилос были немедленно направлены посланники для переговоров о перемирии. Оттуда их переправили на триере в Афины.
Там представители Спарты предложили собранию немедленное прекращение войны и даже договор о дружбе взамен на освобождение своих людей. Однако же Клеон, этот воинственный демагог, потребовал более ощутимого выкупа – четырех стратегически важных городов, где афинских гарнизонов не осталось еще в конце Малой Пелопоннесской войны, двадцать два года назад, когда Афины вынуждены были отдать вновь завоеванные территории в обмен на возвращение своих граждан-заложников. Теперь в таком же положении оказался враг, и предложение Клеона можно было бы рассматривать всего лишь как торжество справедливости.
Спартанцы предпочли не ввязываться в спор о выкупах, предложив афинянам сформировать небольшую комиссию по урегулированию конфликта, которая обсудила бы условия мира в спокойной и конфиденциальной обстановке. В ответ на это Клеон упрекнул спартанцев в том, что они предпочитают тайные договоренности открытому разговору в присутствии всего собрания. В результате спартанцы вернулись на Пилос, так ничего не добившись.
Афиняне продолжали блокаду острова, а спартанцы послали за подкреплением, выискивая одновременно возможности доставки продовольствия своим попавшим в западню согражданам. В конце концов им пришлось нанять ныряльщиков, и те поплыли через залив с мехами меда, мака и льняного семени. Помимо того, в штормовую погоду илоты-мореходы, рискуя жизнью и в надежде получить свободу, перевозили на лодках пшеницу, сыр и вино. Таким образом, запертые на острове спартанцы продержались более месяца, как раз до тех пор, когда в самих Афинах появились сомнения относительно успеха всего этого предприятия. Недовольство выплеснулось на очередном собрании граждан, принявших решение послать на Пилос Никия с лучниками и копьеносцами. Этим легковооруженным соединениям действовать на грубой каменистой почве острова сподручнее, чем фалангам гоплитов.
Клеон не сумел удержаться от нескольких колких замечаний по этому поводу, что и неудивительно: ведь он ненавидел Никия почти так же сильно, как спартанцев. В своем выступлении Клеон упрекал стратегов за то, что они никак не могут справиться с запертыми на острове спартанцами, и попутно набросился на слишком обходительного в манерах Никия, выразил сомнение в его мужестве и заявил, что, если бы представился случай, он бы куда лучше справился с заданием. В ответ с необычной для себя твердостью Никий заявил, что готов передать свои полномочия стратега Клеону. Тот поначалу, решив, что его разыгрывают, изъявил полную готовность принять предложение. Но когда стало ясно, что Никий вовсе не шутит, Клеон растерялся и принялся неловко искать выход из положения.
Однако было уже поздно: идея собранию понравилась, оно с энтузиазмом приняло замену одного на другого. И тут у загнанного в угол Клеона взыграла гордость. Он согласился возглавить экспедицию на Пилос, хвастливо заявив при этом, что уже через двадцать дней либо вернется в Афины со спартанцами в качестве заложников, либо пришлет сообщение, что все они до единого уничтожены. Проводить Клеона пришло множество афинян, и почти все были убеждены, что вернуться-то он вернется, но либо мертвым, либо опозоренным. Но к изумлению и друзей и недругов, выяснилось, что слов на ветер Клеон не бросает. Еще до истечения указанного срока он действительно вернулся в Афины, доставив, как и обещал, 292 пленных спартанцев. Остальные погибли в ходе яростной схватки, когда легковооруженные отряды Клеона вместе с гоплитами Демосфена предприняли стремительную атаку на соперника.
В Афинах царил полный восторг. Вскоре прибыла новая делегация из Спарты, поверженный враг жаждал мира и возвращения военнопленных. Афиняне действовали в согласии с указаниями Клеона. Спартанцам было заявлено, что заложники будут немедленно казнены, если пелопоннесская армия вновь вторгнется в пределы Аттики. Связав руки противнику, город продолжал праздновать победу. Самыми ценными трофеями, доставленными с Пилоса, были сотни круглых бронзовых щитов, принадлежавших ранее спартанцам, погибшим или плененным. Добычу посвятили богам, установив щиты в храмах и других общественных местах и горделиво начертав на каждом: АФИНАМ – С ПИЛОСА.
Впервые с самого начала войны горожане возобновили строительные работы в Акрополе. Пилос – это победа, затмевающая военные успехи самого Перикла, и в знак ее афиняне возвели новый храм богини победы Ники. Этот храм Ники Аптерос (Бескрылой) был воздвигнут на специально созданной башне-фундаменте – пиргосе – рядом с главным входом на Акрополь по соседству с величественными пропилеями Перикла. Таким образом, строителям удалось воплотить в камне отвагу Клеона и гордость афинян своей выдающейся победой. Клеон, можно сказать, сделался в одночасье первым гражданином Афин.
Другим памятником победе, столь же долговечным, как мраморный храм богини Ники, стала комедия молодого Аристофана «Всадники». До того как стать драматургом, он успел накопить некоторый, весьма разнообразный опыт театрального подмастерья, уподобив его постепенному овладению искусством рулевого триеры.
Быть гребцом должно прежде, чем стать у руля,
И командовать носом, и ветры узнать…
(Пер. А.Станкевича)
Не достигнув и двадцати лет, Аристофан стал жесточайшим критиком Клеона. В «Акарнянах», самой ранней из дошедших до нас пьес, он воссоздал атмосферу паранойи, которую насаждал Клеон своими паническими выступлениями и нападками на безобидных иноземцев.
Никарх (доносчик). Я отвечаю только ради публики:
Ты от врагов привез сюда светильник.
Дикеополь. Ты, значит, загорелся от светильника?
Никарх. Ведь он поджечь сумеет доки в гавани.
Дикеополь. Светильник – доки?
Никарх. Да.
Дикеополь. Каким же образом?
Никарх. Привяжет к водяной блохе беотянин
Светильничек, и прямо к нашей гавани
При ветре пустит сточными канавами.
А кораблям одной довольно искорки —
И вспыхнут в тот же миг.
Дикеополь. Подлец негоднейший!
От блошки вспыхнут?
Вспыхнут от светильника?
(Пер. С.Апта)
Триерархами в Афинах были те же самые состоятельные граждане, что финансировали театральные представления. Добропорядочные патриоты, они в большинстве своем искренне любили родной город, но при этом многим совершенно не нравилась нынешняя война. В собрании голос их тонул в гуле голосов большинства, а аргументы подавлялись демагогами. Зато в театре они чувствовали себя в своей тарелке, здесь никто не мешал внимать близким им речам. Аристофан сочинял пьесы, распространявшие идеи своих заказчиков-триерархов. За сальными шутками насчет секса и телесного низа в его комедиях скрывалась сатира на демагогов вроде Клеона и содержался призыв положить конец войне.
Через несколько месяцев после своей триумфальной победы Клеон пошел в театр. Поводом были Ленеи – зимнее празднество в честь бога виноделия Диониса. Символом его и главным объектом поклонения был восставший деревянный фаллос в человеческий рост. Тон всему празднеству задавала именно комедия, а не трагедия. Артисты демонстрировали свои клоунские бочкоподобные животы, а хор помахивал гигантскими фаллосами, называя их порой «веслами». Благодаря своему недавно обретенному званию стратега Клеон впервые в жизни занял почетное место в первом ряду. Слева и справа от него длинной дугой расположились жрецы, филантропы и другие стратеги, в том числе недруги Клеона – Никий и Демосфен. А позади толпились тысячи афинян, пришедших в театр в качестве зрителей и судей конкурса.
Уже несколько месяцев по городу ходили слухи, что Аристофан покажет новую комедию. Два года назад, после бунта в Митилене и знаменитой гонки триер в сторону Лесбоса, драматург безжалостно высмеял Клеона в «Вавилонянах». Тогда Клеон обвинил автора в клевете. Суд признал его правоту и приговорил Аристофана к уплате штрафа. Теперь, защищенный героической аурой победителя спартанцев, Клеон явно рассчитывал, что Аристофан и ему подобные оставят его в покое. Но у драматурга было на этот счет свое мнение.
Распорядители празднества давали за кулисами последние наставления артистам, участникам хора, музыкантам, костюмерам, рабочим сцены – словом, всем, кто был занят в премьере трех новых пьес: «Сатиров» Кратина, «Оруженосцев» Аристомена и «Всадников» Аристофана. Три состоятельных афинянина, спонсоры представления, заняли свои места среди зрителей. Вовсю шла торговля орешками и изюмом. В какой-то момент внесли статую Диониса, чтобы и бог стал свидетелем конкурса. Далее в театр вошел факелоносец и воззвал к присутствующим: «Приветствуйте бога!»