Увидев вновь прибывших, и спартанцы, и афиняне заметно приободрились. И те и другие верили, что это их корабли и их люди. И лишь когда Алкивиад развернул свой пурпурный флаг, все стало на свои места. Афиняне, которым приходилось туго, взорвались радостными криками, спартанцы и их союзники стали готовиться к атаке с фланга. Миндар разместил сиракузский контингент слева от себя в самом конце линии своих судов. Алкивиад с кровожадным удовлетворением набросился на них, рассеивая ряды противника и гоня его к берегу. Остальных ждала та же участь. Не имея возможности пробиться к своей базе в Абидосе, они образовали из кораблей нечто вроде барьера, прикрывающего путь к побережью, где сухопутные силы смогут отразить нападение афинян.
Подошли на подмогу и персидские всадники во главе с сатрапом Фарнабазом, бросающимся в глаза своей большой диадемой персидского вельможи. Теперь он собственными глазами наблюдал сомнительные результаты своего участия в морском предприятии спартанцев. Но Фарнабаз был не из тех, кто отступает и сдается даже в самые критические моменты. В героическом порыве он вырвался на своем жеребце вперед, призывая спартанцев и персов последовать за ним и отогнать афинян подальше от берега. Этот маневр – наряду с поднявшимся ветром – отвлек афинян, вовсю крушивших корабли Миндара. Тем не менее им удалось отвести к Сесту не только тридцать триер противника, но и собственные корабли, захваченные спартанцами в начале сражения. Алкивиад вместе с другими стратегами отпраздновал свою вторую победу, на сей раз при Абидосе.
Зиму Алкивиад вместе со спутниками провел, прочесывая Эгейское море на предмет сбора денег и кораблей. К началу весны удалось собрать эскадру из восьмидесяти шести триер, расположив ее у входа в Геллеспонт. Наконец-то благодаря ветрам, рассеявшим спартанские подкрепления, и победе в сражении афиняне стали численно превосходить противника. Вместе с Алкивиадом их силами командовали Фрасибул и Ферамен, молодой стратег, недавно направленный сюда из Афин. Пока все трое составляли план дальнейших действий, пришло сообщение: Миндар и спартанцы захватили город Кизик на южном берегу Мраморного моря.
Афинянам был хорошо известен этот преуспевающий город, издавна находящийся в союзе с Афинами. Расположен он был на узком перешейке, соединяющем побережье Малой Азии с большой каменистой косой, глубоко вдающейся в море. Спартанский флот расположился в Кизикской бухте, замкнутом водном пространстве, ограниченном с суши песчаными склонами перешейка. Алкивиад решил начать с захвата города, а уж потом, лишив спартанцев базы, дать в удобное для афинян время и удобном для них месте морской бой. И далее, когда спартанцы потеряют флот, вернуть себе Византий и Босфор, восстановив, таким образом, контроль над торговыми путями, ведущими из Черного моря в Эгейское.
Главное теперь – скрытность. Узнай Миндар об истинной численности афинской эскадры, его бы ни за что не выманить в открытое море. Вот и стал афинской флот ночным существом, которое днем спит, а передвигается только под покровом темноты. В первую ночь афиняне пошли вверх по Геллеспонту, не видимые для засевших на стенах Абидоса спартанских наблюдателей. На вторую вышли из пролива и двинулись Мраморным морем в сторону острова Проконнес, лежащего к северу от Кизикской бухты. Об этих маневрах противник так ничего и не узнал – афиняне приняли на вооружение действенную тактику Алкивиада, который брал под арест любого незадачливого путника, оказавшегося на свою беду на его пути, – так что, добравшись до цели, они задержали все местные суда в порту Проконнеса. Алкивиад даже велел глашатаю объявить, что всякий, кто попытается перебраться на азиатский материк, будет подвергнут смертной казни.
На третью ночь Алкивиад собрал своих людей и накануне завтрашних испытаний обратился к ним с пылкой речью. Столкнуться предстоит с тем же, что выпало на долю сограждан, остановивших некогда персов в заливе Саламин: бессонная ночь, подготовка, а утром наступление хорошо отдохнувшего противника. Не умолчал Алкивиад и о том, что у афинян нет ни драхмы денег, в то время как спартанцы пользуются безмерной щедростью персидского царя. «И если вы хотите переломить ситуацию, – продолжал Алкивиад, – надо быть готовым справиться с любыми препятствиями: вражеским флотом, воинами, укрепленными городами, военными базами. Вам предстоит биться на море, на суше, на стенах». Другой стратег взывал бы к патриотическим чувствам и благородным побуждениям. Но Алкивиад интуитивно нашел единственно верный тон. Такую речь мог бы произнести вожак пиратов.
Во тьме тысячи людей поднялись на борт и отплыли от берега. Им предстояло миновать суровый мыс и гряду одиноких холмов, окаймляющих северные подходы к Кизику. Ночью пошел дождь, сначала легкий, весенний, потом ливень, прижимающий моряков и гоплитов к палубе. Они-то, должно быть, ругались про себя, но для стратегов такая погода была просто везением. Дождь и туман набросят на их корабли маску-невидимку, а часовые на берегу попрячутся в убежище. Не говоря уж о том, что шум дождя заглушает удары весел по воде, которые в спокойную ночь слышны на много сотен метров вокруг.
Повинуясь командам впередсмотрящих, рулевые держали курс вдоль берега до крутого изгиба у Артаки. Здесь стратеги высадили большинство гоплитов во главе с Хереем, которым было предписано перейти через сбегающие в этом месте к морю холмы и двинуться на север. Их задача – отвлекающий маневр, когда главные силы флота начнут бой в гавани. При слабом свете занимающегося дня гоплиты стали карабкаться по влажному лесистому склону.
Триеры снова двинулись в путь, на сей раз не так резво. Вскоре впереди показались очертания скалистого, треугольной формы островка Полидор, широкого в основании и сужающегося к вершине. Здесь афиняне разделились. Фрасибул и Ферамен остались позади, укрыв свои корабли за основанием островка – в точности как у Гомера, где укрытием греческим судам послужил остров Тенедос близ Трои. Алкивиад же с остатками эскадры пошел вперед – этим двадцати судам авангарда предстоит сыграть роль «троянского коня». Его задача состоит в том, чтобы увести ничего не подозревающих спартанцев как можно дальше от Кизика. Тем временем Фрасибул и Ферамен атакуют бухту, а Херей со своими гоплитами пойдет на штурм городских ворот. Туда, быть может, даже удастся подоспеть Алкивиаду, чтобы таким образом лишить превосходящий силами, но приведенный в замешательство спартанский флот его базы. Таков был достаточно скромный и, судя по всему, действенный план на ближайшие сутки. Но поскольку в осуществлении его участвовал Алкивиад, что-нибудь да должно было пойти не так, как задумано.
Пока он вел свой передовой отряд по узкому проливу, отделяющему остров от ближайшего берега, дождь прекратился и небо посветлело. И при первых лучах поднимающегося солнца Алкивиаду стало ясно, что, на удачу, Миндар уже сам сделал для него полдела. Не подозревая о появлении афинян, спартанцы вышли из бухты. Это было очередное занятие, что ни день их флот отрабатывал различные маневры. Во главе его стояли люди известные: сиракузцами командовал адмирал Гермократ, злой гений Никия и всех афинских экспедиционных сил в Сицилии; уроженцами города Фурии в южной Италии – спортсмен-олимпионик по имени Дорий. Фарнабаз со своими всадниками все еще стоял на зимних квартирах, по ту сторону гряды холмов, однако наемники сатрапа занимали позиции на высотах, господствующих над заливом. Слева от Алкивиада оставался сам Кизик – цель, ради которой и было затеяно все это предприятие.
Алкивиад в своих действиях, направленных на то, чтобы выманить спартанцев из Кизика, следовал заветам своего старого наставника Формиона: «Прикинься слабым, пусть противник будет уверен, что без труда справится с тобой. Нападай беспорядочно, пусть противник считает, что силы твои невелики». Алкивиад медленно продвигался вперед, пока его не заметили вражеские наблюдатели, и суда спартанцев, оставив тренировочные занятия, пошли наперерез. Тогда он приказал рулевым развернуться носом на север, в сторону открытого моря. Противник бросился вдогонку, и вскоре весь флот Миндара вытянулся следом за афинянами, утрачивая постепенно правильный порядок построения, ведь триеры шли с разной скоростью, и самые быстроходные отрывались от остальных. Стоило погоне повернуть у острова Полидор на запад, как на арене показались корабли Фрасибула и Ферамена. Короткий рывок к середине залива, и они отрезали Миндару пути отхода. Увидев, что в дело вступили его товарищи, Алкивиад подал сигнал к атаке. Все двадцать триер совершили крутой поворот, и их тараны оказались нацелены прямо на противника. Каждая триера выбрала собственную мишень, и вся афинская эскадра ринулась вперед.
Неожиданный маневр Алкивиада и появление основных сил афинского флота застали незадачливых спартанцев врасплох. С потерей Кизика Миндар мог бы примириться уже сейчас, но у него еще оставалась возможность сохранить флот. Путь в гавань был отрезан, но была небольшая береговая полоса, где расположились наемники. Если удастся добраться туда, ситуация зайдет в тупик: спартанцы укрепятся на берегу, а афиняне не рискнут оставить свои корабли. Их стихия не суша, а море. В осенних боях на Киноссеме и Абидосе спартанцы потерпели поражение на воде, но легко справились с противником на берегу.
Афиняне по пятам преследовали уходивших на юго-восточную сторону залива спартанцев, их передовые суда вот-вот готовы были настичь и протаранить арьергард противника. И все же большинству спартанских кораблей удалось достичь берега. Тут бы Алкивиаду прекратить продвижение и вернуться назад, где посреди залива его поджидали готовые к наступлению на Кизик Фрасибул и Ферамен.
Но перспектива еще одной неокончательной победы вдруг показалась Алкивиаду не особенно привлекательной, более того, отталкивающей. Его люди уже готовы были забросить абордажные крюки на вражеские корабли и захватить их как военную добычу. Спартанцы и их союзники во главе с Миндаром отчаянно отбивались. По правую руку от Алкивиада, в стороне от месива триер, едва не садящихся на мель, лежала ровная береговая полоса. Забыв обо всем, Алкивиад бросил самые быстроходные из своих судов на берег, западнее того места, где базировался спартанский флот. При всех своих недостатках, он отличался необыкновенной храбростью, которая не изменила ему и сейчас. Едва триера, на которой он шел, приблизилась к берегу, как Алкивиад в полном военном облачении перемахнул через борт и спрыгнул на землю – в точности как Ахилл под Троей.