Тень наклонилась над ней. Гулкий голос только что подошедшего полисмена прозвучал в ее ушах райской музыкой.
— Слишком тяжело для вас, да, мадам? Сейчас я открою для вас эту дверь.
— Благодарю, — сказала она, и ее голос прозвучал настолько хрипло и слабо, неестественно даже для ее собственных ушей, что на нее накатила новая волна. Несколько минут она вообще не могла говорить иначе, как шепотом.
«Раба машины», — сказал он. И Норма четко и ясно понимала, что если ей придется когда-либо покориться, то это будет сейчас. Она должна попасть в здание, должна увидеть кого-нибудь из начальства и рассказать, она мысленно собиралась с силами, а потом заставила свои ноги перенести тело через порог в большое современное здание с зеркальной приемной и красивыми мраморными коридорами. Внутри Норма неожиданно поняла, что достигла предела своих сил.
Она стояла на твердом полу и чувствовала, как все ее тело трясет от чудовищных усилий просто держаться прямо. Колени, казалось, подгибались и таяли, как лед, превращающийся в воду. Норма понимала, что большой полицейский стоит рядом у нее за спиной.
— Я могу чем-нибудь помочь, матушка?
«Матушка!» — откликнулась она мысленно со странным чувством умопомешательства. Ее разум легко и быстро уцепился за слова полицейского. Он действительно сказал это или ей почудилось? Но почему, ведь она не была матерью. Она даже не была замужем.
Норма отогнала эту мысль прочь. Ей нужно было взять себя в руки, а иначе она сойдет с ума. И нет никаких шансов добраться до инспектора или офицера. Этот крупный констебль должен стать поддержкой, ее надеждой сокрушить могучую силу, что ударила по ней через многие мили — невероятное зло, ужасную силу, конечной цели которой Норма даже и представить себе не могла. Она едва разомкнула губы, чтоб ответить, и тут увидела зеркало.
Норма увидела высокую, худую и старую-старую женщину рядом с розовощеким полисменом в голубой форме. Обман зрения был настолько безумным, что он просто очаровал ее. Почему-то зеркало не давало ее изображения и отражало вместо этого пожилую женщину, которая, видимо, стоит сзади и немного в сторону от нее. Норма подняла руку в красной перчатке, чтоб привлечь внимание полисмена к этому искажению реальности. Одновременно рука пожилой женщины в красной перчатке в зеркале протянулась к полисмену. Поднятая рука Нормы застыла в воздухе; так же сделала и рука старухи. Пораженная Норма отвела взгляд от зеркала и уставилась пустым взглядом на застывшую руку. Тонкая неровная полоска ее запястья виднелась между краем перчатки и краем рукава ее шерстяного костюма. Ее кожа на самом деле не была такой темной!
Потом произошло два события. Высокий человек спокойно вошел через дверь — доктор Лель, и крупная ладонь полисмена коснулась ее плеча.
— В самом деле, мадам, в ваши годы вам не следует приходить сюда. Можно позвонить по телефону.
А доктор Лель произнес:
— Моя бедная старенькая бабушка…
Их голоса звучали одновременно, и смысл их смешивался в ее сознании, когда она резкими движениями сдернула перчатку с морщинистой от невероятного возраста руки. Тьма, пронизываемая агонизирующими вспышками света, милостиво затопила ее сознание. Ее самой последней мыслью было то, что это, должно быть, случилось как раз перед тем, когда она ступила на обочину, когда прохожий уставился на нее, выпучив глаза, решив, что он сошел с ума. Он, должно быть, видел, как происходило это превращение.
Боль рассеялась. Тьма стала серой, затем разум прояснился. Она услышала урчание мотора автомобиля и почувствовала, что ее куда-то везут. Норма открыла глаза, и прокрутила в памяти эти ужасные события.
— Не бойтесь, — сказал доктор Лель. Голос его звучал настолько успокаивающе и ласково, насколько грубым и едким он был на вербовочном пункте. — Вы опять стали сами собой. Фактически, вы примерно лет на десять помолодели.
Он отнял одну руку от руля и повернул зеркало так, чтобы Норма смогла увидеть себя. Мимолетное впечатление от мелькнувшего изображения заставило Норму ухватиться за посеребренное стеклышко, словно это самая ценная вещь во всем мире.
Норма посмотрела долгим голодным взглядом. А потом ее руки, державшие зеркальце, упали на сиденье. Норма откинулась на подушки; слезы текли по ее щекам. Наконец она уверенно произнесла:
— Спасибо, что рассказали мне правду. Иначе я бы сошла с ума.
— Именно поэтому я и рассказал, — заметил он. Его голос был так нежен, так ласков. И Норма почувствовала умиротворение вместо темного страха, только что прошедшего; вместо осознания, что этот дьявольский человек использовал слова, интонации и человеческие эмоции так же хладнокровно, как и сам Пан, играющий на своей свирели.
Он продолжал спокойным, громким голосом:
— Видите, вы сейчас настоящий член нашего персонала, работающего в двадцатом веке, заинтересованный в успехе нашего дела. Постепенно вы поймете систему поощрений и наказаний за хорошую или плохую работу. У вас будет пища, кров над головой, деньги на карманные расходы — и вечная молодость! Посмотрите опять на свое лицо, посмотрите, как следует, и порадуйтесь вашему счастью! Пусть плачут те, кто не имеет ничего в будущем, кроме старости и смерти! Вглядитесь же, я вам говорю!
Это напоминало чудесную фотографию из прошлого, исключая то, что фото было намного лучше в действительности; лицо Нормы округлилось, стало не таким угловатым, более женственным. Ей снова исполнилось двадцать, но все было как-то по-другому, она стала более зрелой, более худой. Норма услышала, как его голос хладнокровно продолжал, создавая постоянный фон для ее мыслей, витавших вокруг изображения в зеркале.
— Как вы видите, — сказал доктор Лель, — вы не та, какой были в двадцать. Это потому, что мы можем лишь управлять напряжениями времени, которое влияло на ваше тридцатилетнее тело согласно точным математическим законам, управляющим различными энергиями и силами. Мы не смогли ликвидировать вред, причиненный вам последними годами вашей жизни, когда вы замкнулись в себе, поскольку вы их уже прожили и это ничем не изменить.
До нее дошло: доктор Лель говорит, что даст ей время прийти в себя от смертоносного потрясения, пронзившего ее мозг. И сначала она подумала не о себе, а о невероятных вещах, которые будто бы происходят, а потом над каждым сказанным словом.
— Кто… вы?
Он молчал. Машина свернула на шумную автостраду и съехала с нее; и Норма увидела его лицо — худое, странное, темное, изящное очерченное, лицо ЗЛА с мерцающими темными глазами. Мгновение она не чувствовала отвращения, а только восхищалась странным обаянием собеседника, подчеркнутым его расслабленной позой и особым поворотом головы. Доктор Лель заговорил холодным, высокомерным, звонким голосом:
— Мы хозяева времени. Мы живем на самой дальней границе времени, и все века принадлежат нам. Невозможно описать словами безбрежность нашей империи и тщетность противодействия нам.
Он остановился. Огонь в его глазах погас. Брови нахмурились, подбородок опустился, губы вытянулись в тонкую линию, затем разомкнулись, когда он резко добавил:
— Я надеюсь, что любые ваши смутные идеи относительно дальнейшего сопротивления приведут к соответствующему наказанию. Теперь вы знаете, почему мы вербуем женщин, не имеющих друзей.
— Вы дьявол, — всхлипывая, произнесла она.
— А я вижу, вы понимаете женскую психологию, — сказал он мягко. — Два последних факта должны разрешить наш спор, и я попытаюсь это сделать. Во-первых, я могу читать ваши мысли и неуловимые эмоции, что движут ими. Во-вторых, прежде чем установить машину в отдельном здании, мы изучали ее годами; и в течение всего времени исследования было установлено, что ей нельзя причинить вред, ее присутствие осталось тайной для властей. История прошлого, взятая в будущем, показала, что вы ничего не сделали. Я думаю, вы согласитесь, что это убедительно.
Норма тупо кивнула, забыв о зеркале.
— Да, — согласилась она, — да, я полагаю, это так.
Глава 4
Мисс Норме Матхесон,
Калонианская вербовочная станция,
322, Карлтон-стрит.
Дорогая Норма!
Я решил послать тебе это письмо через Главпочтамт вместо вышеуказанного адреса. Я бы не хотел подвергать тебя даже мнимой опасности. Я специально употребляю слово «мнимой», так как не могу описать, как огорчило и поразило меня письмо от девушки, которую я когда-то любил (одиннадцать лет прошло с тех пор, как я сделал тебе предложение на нашем выпускном вечере, не так ли?). И как я был изумлен твоими вопросами и утверждениями о путешествии во времени.
Я мог бы сказать, что если ты еще не стала душевно неуравновешенной, то вскоре будешь такой, если не возьмешь себя в руки. Главное — ты слишком нервничала, раз пыталась покончить с собой, когда тот человек — доктор Лель — нанял тебя на парковой скамейке в служащие вербовочной конторы. Это — свидетельство твоей истерии. Ты могла и дальше вести спокойную жизнь.
Я вижу, что ты не потеряла силы для самовыражения. Твое письмо, хотя и безумно, но, по сути, логично и хорошо продумано. Твое описание лица доктора Леля — замечательный фрагмент.
Если здесь действительно есть сходство, то, я согласен, что он определенно человек не западного типа. Его глаза — заметно раскосые — как у китайцев. Ты написала, что кожа его — темная, заметила слабую негритянскую примесь. Его нос очень красив и чувствителен — черта сильного характера.
Это подтверждается его сильным ртом, хотя тонкие губы слишком надменны, в конечном результате это экстраординарный интеллигентный человек — суперпомесь наружности. Такие люди могли очень легко появляться на свет в дальневосточных провинциях Азии.
Без комментариев я пропускаю твое описание машины, проглотившей ничего не подозревающего новобранца. Сверхчеловек, по-видимому, охотно отвечал на твои вопросы после случая в полицейском участке; и таким образом мы узнали новую теорию пространства и времени.