От гибели Властимира спас Огонек, заметивший ринувшуюся на них сверху тень. Жеребец заржал и скакнул в сторону. Не ожидавший этого князь вылетел из седла и упал на нагретые камни, а возле него Змей врезался мордой в стену шатра.
Раздался гулкий грохот железной полости. Змей заревел от боли. Вскочив, Властимир ударил зверя по голове, обрубив рог над глазом.
Змей повернулся к нему, намереваясь схватить. Князь еле успел отпрыгнуть в сторону и ткнул острием меча в сверкающий прямо перед ним глаз.
Брызнула горячая слизь и кровь, попав на лицо и руки Властимира. Агриков меч глубоко засел в глазнице чудовища, и, когда оно вскинуло голову, князь взмыл в воздух, держась за рукоятку своего оружия.
Змей мотал головой из стороны в сторону. Отягченный повисшим человеком, меч туго ходил в глазнице, расширяя рану. Кровь текла по морде и шее зверя. Тот метался, махая крыльями и хвостом. Неловко повернувшись слепой стороной, он наткнулся на шатер, который покачнулся, загудел как колокол, но устоял. Рассвирепев, Змей размахнулся головой, как молотом, и ударил по шатру уже намеренно.
Удар получился такой сильный, что меч вылетел из раны и упал. Падая, Властимир невольно разжал пальцы, и Агриков меч зазвенел по камням всего в нескольких саженях от него.
Властимир упал на камни и не смог сразу подняться — падение оглушило его. Когда же он собрал силы, чтобы встать, над ним уже склонялся Змей, дыша ему в лицо огнем. Князь почувствовал боль там, где на кожу попала кровь — теперь она тлела, обжигая его.
Змей заревел, и его рев был полон торжества. Властимира обдало потоком горячего воздуха. Он еле успел откатиться в сторону — на то место, где он лежал, обрушился залп огня.
Князь глянул — стреляли из шатра. Очевидно, там засели остальные враги. Если Змей убьет князя, они уйдут целыми и невредимыми. Если князь поразит чудовище, они все равно уйдут. Но можно было рискнуть уничтожить сам шатер.
Увернувшись от нового потока пламени, выжегшего на камнях черное пятно, Властимир опрометью побежал к шатру, еле успев подхватить по дороге меч. Змей гнался за ним, то и дело плюясь огнем. Он видел, что враг убегает, и утратил осторожность.
Остановился зверь лишь тогда, когда Властимир подбежал к самому шатру. Здесь человека вернее всего могли достать огнем, но в этом случае обитатели шатра ранят и самого Змея. Князь запомнил, откуда в него целились, и решил пусть ценою своей жизни использовать это против Змея. Приблизившись к огненному глазу, он остановился около этой круглой штуки и прижался спиной к железной стене.
Он не знал, какая паника поднялась на спускаемом аппарате космического корабля при этом его маневре. Если Змей повредит орудие, может произойти крушение и аппарат погибнет. Властимир не подозревал, что вывел обезумевшее чудовище на самую уязвимую и жизненно важную деталь этого челнока — последней надежды инопланетян.
Одноглазый зверь пошел вперед, забыв об осторожности. Властимир увернулся и разрубил мечом горло чудовища.
Все произошло почти одновременно — падение Змея, грохот пробитой стены и… взрыв.
Князю почудилось, что раскололась сама земля и обрушила на него поток огня. Все тело, казалось, вспыхнуло, а на свежие ожоги хлынула горячая кровь издыхающего Змея. Его тяжелая голова упала на Властимира, придавив к земле и заливая его кровью…
Грохот был слышен по всему подземелью. Все арии сразу поняли, что произошло, и поспешили к месту происшествия.
Там вовсю полыхал пожар. Корабль был охвачен пламенем, он превратился в огромный костер, в котором было бесполезно пытаться кого-то спасти. На самой границе огня, там, куда никто не совался из-за жара, валялась туша убитого Змея. Длинный хвост его подрагивал. Недалеко замер Огонек — в его остановившихся глазах отражался пожар.
Сквозь треск и рев пламени арии слышали вопли гибнущих в огне немногих гэтов. Агенты Организации гибли молча — один горящий силуэт показался-таки из огня: он таял, как снег под солнцем, и превратился в струю горящего металла прежде, чем сделал три шага.
Лисохвост, прискакавший вместе со всеми, сказал, глядя на пламя:
— Вот и конец им настал. Пошли отсюда — надо сообщить Чистомыслу, что все кончено.
— Жаль резанца, — вздохнул Пепел. — Он мне нравился…
Вдруг Огонек внезапно ожил, рванулся в самое пекло, к туше Змея, которая уже начинала гореть.
— Он ума лишился! — воскликнул Пепел.
— Нет, это непростой конь, — рассудил Лисохвост.
И тут волшебный конь, схватив зубами за ворот кольчуги, вытащил из огня своего хозяина князя Властимира, так и не выпустившего меча из рук.
Ядовитая кровь Змея спасла князя от огня, но зато сама жгла и разъедала ему кожу. На руках вздулись волдыри. Один арий неосторожно схватил князя за руку. Волдырь лопнул, и Властимир застонал, приходя в себя от боли.
Лисохвост наклонился над ним:
— Сейчас мы тебе поможем, резанский князь. Властимир медленно разлепил веки и спросил:
— Где Буян?
Гусляр в суматохе сражения в подземелье отстал от своих и заблудился. Торопясь найти Прогневу, он поскакал наугад и неожиданно за поворотом наткнулся на труп ария. Поблизости не было других мертвецов, и Буян заподозрил неладное. Он спешился, рассматривая следы.
Здесь были кроме убитого два человека — мужчина и женщина. Следы их вели в слабо освещенный коридор. Буян отправился туда.
За поворотом вскоре мелькнули две тени. Услышав топот копыт, они побежали, но пешим от могучего коня оторваться было не так-то просто. Буян издалека различил мужчину и женщину и крикнул им:
— Не спешите! Вам никто не причинит вреда. Змей повержен!
Но те только прибавили шагу.
Догнав их, Буян преградил им дорогу и спешился. Мужчина тут же обнажил оружие.
— Не подходи, Змей! — выкрикнул он странно знакомым голосом. Девушка за его спиной испуганно сжалась, воскликнув: «Чур меня!..»
Но Буян и сам застыл как вкопанный, не в силах ничего понять. Перед ним стоял он сам, а за его спиной к камням прижалась Прогнева, следя за ним огромными от ужаса глазами.
— Прогнева, — позвал гусляр. — Ты не узнаешь меня? Это же я, Буян!
Он сорвал с головы шлем, думая, что она просто не верит ему, но девушка только помотала головой и простонала:
— Оставь нас, оборотень, пощади! Уходи своей дорогой…
— Нет, Прогнева, — сказал ее спутник, — он умрет. Змеенышам только смерть!
— Кто змееныш? Я? — удивился Буян.
— Ты же знаешь, Прогнева, что змееныши могут менять обличье? — сказал Лже-Буян девушке. — Вон он сменил облик, чтобы меня с тобой, лада моя, разлучить.
Гусляр почувствовал, что теряет терпение.
— Я настоящий Буян! — воскликнул новгородец. — Испытай нас, Прогнева! И пусть умрет обманщик!
Девушка отшатнулась в сторону, переводя взгляд с одного на другого. Буян вспомнил, как Хейд проговорился: гэты, мол, умеют проникать в мысли человека, и со страхом ждал первых слов Прогневы — о чем бы она ни подумала, это станет известно Змею немедленно, и он сможет ее обмануть. Буян притронулся к оберегу, прося его, чтоб он защитил его душу от вражьих сил, и обратился к Прогневе.
— Вижу я, что трудно тебе решиться, девица, — заговорил он так же напевно, как когда-то в Ласкове. — Ждет тебя не горе-кручинушка, ждет тебя думка немалая — как узнать-отличить ясна сокола, ясна сокола, добра молодца, не принять за него Змея лютого. Помогу я тебе, душа-лапушка, разрешу твои думы тяжкие…
Прогнева невольно шагнула ему навстречу, ловя каждое слово.
— Что ты говоришь? — прошептала она взволнованно.
— Я сказал свое слово твердое, — продолжал Буян, — и тебе не лгал, не обманывал. Уезжал от тебя да один Буян, да другой тебя охмурил сейчас. Ты же помнишь, любушка, первого. Пред тобой — два Буяна разные. Один — истинный, другой — оборотень. Лишь одно неизменным осталося — его голос да песни звонкие. Коли сложит он песню новую, песню новую, небывалую, пусть погибну я смертью лютою.
С этими словами он замолчал и приготовился ждать.
Лже-Буян не сводил с него глаз. Щека его подрагивала, и гусляр подумал, как ему тяжко будет убивать самого себя.
— Что ж ты не поешь, гусляр-певец, добрый молодец? — вопросил новгородец.
— Легко же тебе насмехаться, змееныш проклятый, — ответил Лже-Буян. — Не могу я петь сейчас — не до песен мне!
— Соловей в клетке не поет, хоть она из чистого золота, — кивнул Буян, — но Буян-гусляр всегда пел — и когда плохо ему, и когда смерть ему грозила. Для того и голос ему боги дали!
Рука молодца сама выхватила меч. Лже-Буян шарахнулся в сторону, уворачиваясь от прямого удара. Прогнева вскрикнула, когда встретились два меча.
Закрыв свою душу от врага, Буян понял, что поступил верно — враг мог угадать его удары и отвести их. Теперь же битва была на равных, и сразу стало ясно, что Лже-Буян плохо бьется на мечах. Он отражал удары, как испуганный мальчишка, махая мечом, как косой. Буяну не составило труда отвести его меч в сторону и пронзить врага насквозь.
Прогнева вскрикнула, закрывая лицо руками, и тихо сползла по стене. Обтерев меч о плащ, Буян подошел к ней и поднял, покорную и безвольную, силой подтаскивая к трупу.
— Смотри, — строго сказал он, — кого ты принимала за Буяна.
Девушка глянула и отшатнулась. Тело Лже-Буяна менялось на глазах, теряя человеческий облик. Прогнева отвернулась с отвращением. Со смертью чары рассеялись, и перед людьми лежал убитый Ркай. Буян, конечно, не знал, что прикончил главного гэта, которого не спасли ни обман, ни знания, ни даже странное влечение к земной девушке.
Буян ласково обнял возлюбленную.
— Ну, что, Прогневушка, не пора ли домой собираться?
Но она вдруг отпрянула от него с ужасом:
— Не касайся меня, Буян! Меня Змей обнимал-целовал. Тебе после него зазорно станет. Оставь меня!
Она повернулась было убежать, но гусляр опять сжал ее в объятиях.
— Постой, Прогнева! Видел я, когда сюда скакал, в одном месте подземном озерцо с водой ключевой, чистой. Есть в тороках у меня травы целебные, чародейные. Среди них трава — луговая заря. Омакни ее ты в то озеро да в воде его искупайся — тут же грех твой с тебя и снимется!