— Сгорит он, как же! Экая громадина! И вовек не спалиться ему!
— Ничего, огонь все съест.
Они успокоились, но не проехали и полуверсты, как им пришлось снова оглянуться. Змей и вправду был Огненный, и огонь, похоже, верно служил ему. По лесу по следам друзей катился новый огненный вал.
Друзья опять пришпорили усталых коней. Лошади поняли, что от их силы и выносливости зависит жизнь их хозяев и их собственная. Они помчались так, что всадникам стало казаться, что на ногах жеребцов выросли крылья. Ветер свистел в ушах, ветки хлестали посильнее кнутов.
Им удалось-таки оторваться от пожара, даже перестало пахнуть паленым. И в это время лошади выскочили на небольшую поляну, где посреди короткой, словно остриженной травы росло четыре странных растеньица.
ГЛАВА 8
На первый взгляд в них не было ничего странного — из высокого стволика торчали во все стороны веточки с мелкими листьями. Наверху — розоватое в утреннем свете соцветие. Трава вокруг самого большого ростка была малая да хилая, а близ самого стебля и вовсе было голо. Срединное деревце поднималось в высоту почти на сажень, три других были чуть поменьше ростом.
Самое удивительное было то, что в сумерках было видно, как вокруг листьев витает какая-то дымка. И пахло от растений странно.
Лошади замерли, подойдя поближе.
— Что это, как думаешь? — спросил Властимир.
— Купина неопалимая, — ответил Буян. — Только не слышал я, чтоб она такой вырастала.
— Чудная она какая-то, — заметил князь.
— Да, — согласился гусляр. — Я первый раз ее вижу. Но люди сказывали, что она такая… Головы дурманит почище прочих. От других дурманных трав надо сок выпить, а у купины хватит и просто рядом постоять…
Он вдруг зевнул и не спеша слез с коня. Воронок тут же опустил голову в траву и принялся с аппетитом ее щипать.
— Буян? — удивленно окликнул его Властимир. — Ты чего? Отдыхать собрался?
Гусляр присел на траву:
— А что, нельзя?
— Так ведь ехать надо!
— Куда? От огня мы оторвались, а здесь…
— Но ведь ты сам только что говорил, что эта купина дурманит головы! Неужели ты сам…
Властимиру стало жутко — он понимал, что они попали в ловушку. Но страшнее всего было то, что он и сам уже не хотел никуда ехать, и только упрямство заставляло его сидеть на коне, который давно уже потихоньку пасся на поляне.
Прислушавшись, князь различил гудение приближающегося пожара, вновь запахло дымом — огонь шел по их следам.
— Буян! — опять окликнул он друга. — Не пора ли отсюда выбираться?
Гусляр приоткрыл один глаз.
— Пора бы, — молвил он к радости Властимира и не спеша встал, — да только захотят ли того наши кони да наши ноги?
— А чего им упрямиться? Облак мой к трудам привык…
Князь посмотрел на своего старого коня и умолк — его жеребец дремал.
— Видишь теперь? Отсюда нам хода нет.
Властимир зло посмотрел на деревца купины, образующие общий куст, который торчал на поляне с таким видом, словно гордился собой.
— Но ведь вокруг ни кости, ни туши зверя, — поразмыслил он вслух. — Как же зверь лесной от нее спасается?
— Про то нам узнавать некогда, — быстро сказал Буян, показывая назад.
Огонь уже вышел на опушку. Листья купины трепетали, куст почуял огонь. Дымка вокруг него стала гуще, а запах усилился. Лошади подошли ближе к кусту.
— Говорят, что купина огня не боится, — сказал Буян, тоже шагнув к растению. — Все вокруг горит, а она стоит, ни лист не дрогнет. И потом на гари растет одна-одинешенька, и горя ей мало — ну точь-в-точь иные люди: всем плохо, а им хоть бы что, и после большой беды они одни живут припеваючи.
Огонь уже понемногу охватывал поляну с двух сторон, но почему-то не спешил заходить на нее. Будто невидимая стена препятствовала ему. В спасительном круге оказались двое людей и лошади. Дышать стало совсем невмоготу из-за запаха купины, но пламя ближе не подбиралось.
— Чуешь, княже? — вдруг сказал Буян. — Вроде как Змей опять поднялся?
— Тогда худо наше дело. Он нас по пожарам загоняет. Силы-то в нем немерено, а у наших коней?
Рев взлетевшего Змея слышался уже не так далеко. Змей, должно быть, крыльями гнал огонь в ту сторону, куда ускакали друзья. Оставалось удивляться, как это он смог узнать, где их искать.
И тут купина вспыхнула сама собой, но каким-то странным негорячим пламенем. Куст занялся весь снизу доверху. А трава осталась нетронутой, и пожар остановился на опушке. Точно этот слабенький огонь был сильнее того, что напустил лютый Змей.
Купину не зря прозвали неопалимой. В огне она стояла, как прежде, прямая и стройная — только чуть дрожали листочки. Забыв про все на свете, друзья не сводили с нее глаз.
И тут не тронутые пламенем кусты на одной стороне поляны раздались, и к людям вышло чудище на задних лапах, похожее на медведя. Оно подошло к купине и через ее костер поглядывало на людей.
Буян стряхнул с себя оцепенение и встал.
— Уж ты гой еси, уж ты лютый зверь, — начал он напевно, как привык заговаривать лесных тварей.
Уж ты зверь лесной, зверь неласковый!
Ты не тронь нас, зверь, мирных путников,
и конями нашими побрезгуй.
Ты послушай нас, не прогневайся,
не прогневайся, не обманывай.
Заклинаю я божьим именем —
я Велесовым да прозванием.
Подчинись нам, зверь ты неласковый,
расскажи, как отсюда выбраться…
— А коли станешь упираться, то не будь я князь Властимир, ежели не намну тебе бока! — добавил князь решительно.
Чудовище пристально посмотрело на резанца, и тот почувствовал, что сказал лишнее.
— Ну, а если станешь сговорчивым, — молвил он потише, — то по возвращении в Резань принесу я жертвы в твою честь.
Медведь встал на задние лапы и проревел вполне человеческим голосом:
— Зачем в лес пожаловали?
— А ты все должен знать, — огрызнулся Властимир.
— А ты совсем разум потерял, — в тон ему шепнул Буян. — Разве можно так с ними? Вот перестанут они нам помогать!..
— Они и раньше-то нам не больно споспешествовали, — тихо молвил Властимир, — и теперь вот стоит и торгуется… А мы тем временем сгорим.
Медведь прислушался к словам князя с интересом и повернулся к друзьям спиной, проревев:
— Идите за мной!
И потопал в чащу вперевалочку.
Друзья взяли за уздечки лошадей и поспешили следом. Когда они, оставив купину позади, покинули поляну, Властимир указал Буяну на следы, оставляемые зверем:
— Глянь-ка!
На горелой траве отпечатались человечьи следы.
— Оборотень!
— Долго же ты соображал! — откликнулся медведь, не оборачиваясь.
Лошади шли за оборотнем как привязанные. Медведь вел их по горелому, еще дымящемуся лесу. Листвы и хвои уцелело немного. Под копытами коней хрустела зола и головешки.
Медведь вывел их на опушку, за которой открылась низина с редкими чахлыми деревцами и низкими кустиками. Кочки, что кое-где стояли плотным строем и перемежались только островками-холмиками и озерками блестящей, как слюда, воды, говорили о том, что путники вышли к болоту.
Оборотень остановился и присел на поваленное дерево, всем своим видом показывая, что дальше не пойдет. Так он больше, чем раньше, походил на человека, одетого в медвежью шкуру, — даже положил ногу на ногу.
Буян полез в седельную суму, достал ломоть хлеба и протянул медведю. Тот поднялся, двумя лапами принял дар и стал с чавканьем есть. Князь с удивлением смотрел на него, сдерживая взволнованного и напуганного близостью зверя Облака.
Доев, оборотень вытер лапой пасть и поднял морду, которая походила на человечью так, что было жутко.
— Вот это и было то, что надо, — довольно сказал оборотень. — А то — «бока намну» да «жертвы принесу»… На что мне жертвы? Я сам мясо добуду! А вот чтоб хлеба, как человеку…
— Но ты помог нам не за хлеб? — спросил князь.
— Вестимо, не за это, — оборотень утробно рассмеялся. — Я видел вас, следил потихоньку — огня-то я не боюсь, не зверь же совсем дикий!.. Видел я, как за вами Змей гонялся над лесом, все целился вас спалить… Ну, и решил на вас поближе посмотреть.
— Ну, и как мы тебе кажемся?
— Людьми, — ответил оборотень загадочно и повернул в лес.
— Прощай! — молвил ему Буян.
— Слушай, а может, еще останешься? — окликнул Властимир. — Нам в болоте дорогу покажешь…
Оборотень ответил уже из-за деревьев:
— Солнце скоро встанет. Должен я до первого луча его у себя в избушке оказаться, иначе смерть мне. А в болоте поезжайте все прямо и прямо, никуда не сворачивая. И ни с кем не заговаривайте — а то в яму к болотнику попадете. Он в нее всех сажает, а выпускает только тех, кто ему служить пообещается до самой смерти. Так что даже ежели мать родная вам встретится, не оборачивайтесь на нее, коли жить хотите.
— А другой дороги нету? — голос Буяна чуть дрогнул.
— Из этого леса-то? Есть. Но вам в другую сторону надобно, та вам не подойдет.
— Это почему еще? Нам все едино! И откуда ты знаешь, что нам подойдет, а что нет?
Буян еще горячился, но Властимир придержал его за локоть.
— Перестань языком молоть, — строго приказал он. — Не доведет он тебя до добра!.. Весь свет уже, верно, прознал, что я еду со Змеем ратиться, вот и этот медведь — тоже…
Властимир посмотрел вслед оборотню, но тот уже пропал из виду.
Над болотом, казалось, витали какие-то чары — они ехали целый день, но не встретили ни единой птахи. Только мошкара вертелась перед лицом, мешая говорить и набиваясь в нос и уши. Буян мотал головой и тихо бормотал что-то под нос, непотребными словами поминая всех летучих тварей на свете.
Вокруг стелилась унылая болотная равнина, которую немного оживляли лишь островки леса и бочаги с водой. Но та вода была мертва — даже лягушки не прыгали в нее при виде всадников. И кони сами не просились пить. Небо заволокло тучами. Лишь изредка сквозь них проглядывало солнце, словно уже пришла осень.