Практически каждый здесь уже знал о ней прошлой, но большинство, в силу своего воспитания и отношения к жизни, давало ей шанс «родиться» заново, уже как жене их Властителя.
Этот народ умел долго помнить, но так же быстро умел прощать, забывая зло.
Не то чтобы ее простили, скорее давали шанс. Тогда Йолинь этого еще не понимала, и ей было странно, что люди, окружавшие ее относились к ней скорее нейтрально, нежели враждебно, словно бы говоря: «Покажи нам, кто ты?»
Ее никто не гнал, но и не звал. И это, наверное, было бы хорошо, если бы уже спустя неделю пребывания здесь ей не захотелось чего-то иного… непонятного и пока для нее неясного. Ведь куда легче быть одной, когда тебя ненавидят, и как-то странно вдруг стать просто нейтральным «ничто».
– Надо заняться твоим гардеробом, – предложила Веня, смотря на то, как маленькая женщина пытается перепрыгнуть через широкую лужу в ворохе своего тряпья (как привыкла думать Веня о национальной одежде своей подруги). – Мы тут покрупнее будем, потому предпочитаем платья, а тебе можно и пару костюмов с брюками пошить. А то ты только мучишься, таская все эти простыни на себе. Платья тоже нужны, а то Рик не оценит, – подмигнула женщина Йолинь.
«Он и так не ценит», – хотела было буркнуть Йолинь, но подобное признание никак не желало покидать ее губ. Казалось, позорно признаваться в том, что ее собственный муж так и не разделил с ней ложе, несмотря на то что прошел уже месяц с того дня, как они стали мужем и женой. И не то чтобы она хотела, просто…
– Да, я бы была не прочь, – все, что ответила она.
– Слушай, – заговорила вдруг Веня, когда они шли мимо скотного двора, – а ничего, что Страшилище ходит без привязи? – спросила она Йолинь, подозрительно поглядывая на «щеночка», который сейчас вполне бы сошел уже за взрослую собаку. – Смотри, как он подрос. Скоро может и кинуться, не на людей, так животину попортит.
Принцесса также бросила косой взгляд на Суми, что существенно подрос за последние недели. Она не оставляла животное одного ни на минуту, он всегда был при ней, и она могла чувствовать его эмоциональное состояние и порывы.
Суми и впрямь жаждал крови, если можно так сказать. В каждом живом существе он видел потенциальную жертву, которую был не прочь распотрошить, просчитывая возможность нападения и уязвимые места. Йолинь чувствовала инстинкты его природы, но если раньше она бы подумала, что он – зло, то теперь отлично понимала, что это составляющая его естества. Ему нужна охота, и это была еще одна причина, почему ей нужен был мужской костюм – охотиться они будут вместе. Не потому, что ей не хватало острых переживаний, а потому, что она могла подавлять его инстинкты, контролировать жажду… пока. Но что будет, дай ему свободу, она боялась представить.
Их общение, а это было именно оно, было не при помощи речи. Они разговаривали эмоциями, словно показывая друг другу красочную палитру из различных цветов и оттенков, понимая состояния и желания друг друга.
Суми воспринимал Йолинь как часть своей стаи. Она была его собратом. Могла делить с ним пищу, кров и голод. Он возьмет ее на охоту, он ждал момент, когда сможет уже отправиться на нее, и не понимал, что заглушает его тягу, стоит им выйти из своей норы. Почему они вынуждены терпеть соседство того многообразия пищи, что их окружает? Йолинь тоже понимала, что у ее друга идет становление хищной натуры и только от нее зависит, сумеет ли он и дальше оставаться рядом с ней, или это будет все более опасным со временем.
– Веня, скажи, а кто обитает в тех лесах? – указала она в сторону темной кромки, что окружала Грозовой Перевал. – Тоже т-твари? – невольно запнулась она.
– Там-то? – нахмурилась женщина, уставившись в ту сторону, куда показывала Йолинь. – Нет, только обычное зверье. А что?
– Просто интересно, – уклончиво отозвалась Йолинь, подозревая, что ее идею с охотой мало кто оценит, но пора было начинать учить Суми жить в мире людей.
Она прекрасно понимала это, как и то, что учиться им придется вместе, ведь они оба были чужими тут.
– Сейчас пора сбора ягод. Хочешь, сходим как-нибудь? – спросила Веня.
Йолинь лишь уклончиво кивнула.
Они уже подходили к входу на кухню, что располагался на заднем дворе огромного особняка, когда дверь решительно распахнулась и на пороге возникла знакомая женская фигура. Марсия была из разряда женщин, что выглядели королевой и в поношенном сером платье. Только такового наверняка у этой женщины в гардеробе отродясь не водилось.
– Утро доброе, – лучезарно улыбнулась она, снисходительно кивнув Вене и полностью проигнорировав принцессу, решительно направившись в сторону конюшен, так, словно это был ее собственный дом, а она – его хозяйкой.
Йолинь проводила женщину ничего не выражающим взглядом.
– Почему она все еще здесь? – тихо спросила она Веню, когда Марсия оказалась вне зоны слышимости.
В том, что Йолинь до сих пор ее не встречала, не было ничего удивительного. Дом Рика был не просто большим, он был огромным, чем-то напоминая ее прежний дворец, разве что на Востоке строили не так.
Сооружение было монументальным, с высокими сторожевыми башнями из серого камня, и жить тут могло, если и не сто человек, то около того точно.
– Она попросила покровительства Властителя, – хмуро ответила Веня.
– Что? – непонимающе нахмурилась Йолинь.
– Это Север, Йолинь. Если кому-то некуда идти, он, как следствие, умирает. Единственный выход – попросить покровительства Властителя, чтобы получить кров, работу и время обзавестись собственным жильем. Властитель не имеет права отказать.
«Конечно, – хмуро подумала девушка, – не имеет права отказать».
Ядовитая мысль разлилась болезненной патокой в сердце, обвивая его и оседая тяжким бременем в груди.
– Послушай, – примирительно подняв руки, заговорила Веня, – я и так сдерживаюсь, чтобы не наделать лишнего. Если ты хочешь, я влезу в это дерьмо, но даже я понимаю, что с этим должны разобраться ты и Рик.
– Ты права, конечно же, – не желая никого вмешивать в личные мытарства, сказала Йолинь, признавая правоту женщины и желая скорее сменить тему разговора. Ведь если она не в состоянии дать мужчине то, что ему нужно, пусть это делает та, которая ему приятна.
У ее отца и братьев в общей сложности было около трехсот наложниц, занимающих отдельный дворец, и еще порядка двадцати женщин, что делили крышу с ее матерью, поочередно заменяя ее в постели и даря наслаждение Императору Солнца. В свое время эти же женщины обучали некоторым премудростям и саму Йолинь.
В теории принцесса понимала весь процесс. Она знала, как подарить мужчине наслаждение и даже вознестись вместе с ним, последнему ее обучали скорее из желания понравиться принцессе, нежели потому, что подобные знания были ей необходимы. Ведь, несмотря на то что ты хоть и принцесса, и жена не последнего человека в стране, прежде всего ты – женщина – инструмент, который должен уметь быть матерью, госпожой или блудницей, в зависимости от ситуации. Женщины Аира – это словно отдельный мир в стране, где правом на полноценную прекрасную жизнь обладают лишь мужчины.
Оставшись одна в своей комнате и ожидая, когда придет Веня, чтобы снять с нее мерки для будущего гардероба, Йолинь распахнула сундук с тем немногим, что у нее осталось от ее приданого, что прибыло с ней на Север. Кто-то сказал бы, что его содержимое – настоящий хлам, но Йолинь считала это своим залогом выживания слишком долго, потому ни за что бы не отказалась от всего этого. Небольшой нефритовый ларец с иглами и отдельными компонентами снадобий приятно холодил ладонь, когда она коснулась его. Два изящных веера, с которыми она должна была бы танцевать в свою первую брачную ночь, радуя тем самым своего избранника, и небольшая металлическая кнопочка на древке, которая превращала изящное украшение в ощетинившийся лезвиями полукруг. Полые кольца, в которых можно было хранить кое-что действительно способное избавить тебя от врага раз и навсегда. Тонкий шелковый платок из белоснежной ткани, которым не стоило бы пользоваться ни за что на свете, а лишь в нужный момент предложить кому-то другому. Много чего еще хранилось под тяжелой деревянной крышкой, что можно было бы охарактеризовать не иначе, как милой женскому сердцу безделицей. Вот только таковой та не была.
И с чего она вдруг полезла в него?
Закусив губу и вспомнив довольное жизнью лицо северянки, Йолинь решительно тряхнула головой.
– Нет, нет, я не стану… Она ничего мне не сделала, и я больше не такая… Я не стану…
Ее взгляд, заметавшись по комнате, неожиданно упал на собственное отражение в зеркале. Она чувствовала себя на грани срыва, но в зеркале отразилось лишь непроницаемое женское лицо, по которому невозможно было сказать о состоянии его хозяйки ничего конкретного.
– Кто тебе это сказал? – одними губами прошептало отражение.
Женщина решительно захлопнула сундук, отворачиваясь от зеркала и садясь на кровать.
– Это всего лишь чувство собственности. Ты просто не привыкла к такому. Даже если она его женщина – это не твое дело. Просто живи, как жила. И потом, может, между ними ничего и нет? И, в конце-то концов, он же тебе ничего не обещал, как и ты ему! Да ты со дня свадьбы его толком и не видела. Он приходит – ты уже спишь, он уходит – ты еще спишь. Так в чем проблема? – тихо шептала она сама себе и не могла найти ответа, как ни старалась.
Этот день ничем не отличался от череды его предшественников: проснулась как обычно в одиночестве, затем спустилась с Суми позавтракать на кухню вместе с Веней. Потом весь день помогала Вене по делам на кухне, попутно обсуждая последние новости Грозового Перевала и людей, которых Йолинь хоть лично и не знала, но часто о них слышала.
И такой уклад ей нравился.
Во всяком случае, пока ей казалось, что так она может понемногу вливаться в окружающий ее мир: через неторопливые беседы во время мелких хлопот по хозяйству, что давали ей хоть какое-то понимание того, как тут принято жить.