– Что за красавица! – немедленно услышал я рядом. Мне показалось, Катенька тоже услышала, но не дрогнула.
Я повернулся. Говорил невысокий мужчина, криво усмехающийся тонким, словно прорезанным ртом.
– С кем имею?..
– О! Я слышал об этом ловком ходе.
– Вы имеете в виду?..
– Да вашу уловку насчет потери памяти. По-моему, это слишком: личность поменять – уже достаточно. Потеря памяти – несколько… А впрочем, с дураками лучше использовать идиотские ходы.
– Так с кем имею честь?..
– Главное, последовательность. Вы имеете честь беседовать с Кириллом Исаевым. Я говорю, какая красавица! Лично я предпочитаю женщин пожарче, но и в этой ледышке что-то есть: она сверкает, словно айсберг под солнцем. И так же может раздавить. Или заморозить. Но я отвлекся. Раз вы ничего не помните, представляю вам мою жену Маргариту.
Я повернулся.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер, Коля, – улыбнулась мне высокая, почти одного роста с мужем, смуглая женщина. Ее хорошенькая, с чуть черневшими усиками верхняя губка мило дрогнула, силясь удержать смех, но не смогла. – Какой ты смешной, Коленька. Нет, ты сейчас самый таинственный человек в Империи. Ты что, как мой муж, решил посвятить себя революционной борьбе за ниспровержение кошмарного строя? Или хочешь вернуть престол?
Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, даже недостатки ее – несколько длинный нос и легкая косина – казались особенною, присущей ей красотой. Было приятно смотреть на эту полную здоровья и живости хорошенькую брюнетку.
– Марго! – вмешался ее муж. – Это не Николай, а Сергей, сколько тебе говорить. Кроме того, он ничего не помнит, поэтому изволь соблюдать прилична.
– Как интересно! – сказала она, и губка ее вновь дрогнула от сдерживаемого смеха – Это так романтично. Значит, нам придется узнавать друг друга заново?
– Не болтай лишнего, Марго.
– Не буду, – сказала она и чинно спросила! – Будете возглавлять нашу экспедицию?
– Тебе же объяснили, что Сергей Владимирович ничего не помнит и не знает, – вновь вмешался муж. Было заметно, что жена превратилась для него в игривое дитя, а сам революционер – в няньку. Роли им, впрочем, нравились. – Это она о паломничестве. Полагают, что вы будете нашим проводником.
– Интересно. Я чувствую, все уже решено Но разве и вы едете? – спросил я у Маргариты.
– А как же! Разве мой муж упустит счастливый случай разделаться с Богом?
– А вы?
– Я? Куда же он без меня? Она легко взглянула на меня, и насмешливая улыбка тронула ее губы.
– Посмотри на него, он же пропадет один среди диких зверей.
В этот момент Кирилл Исаев был уже достаточно далеко, чтобы слышать сказанное, да и смотрел в другую сторону. Он был занят беседой с человеком среднего роста, курчавым и светлым, с ярко-голубыми глазами. Как и большинству здесь, тому на вид было лет тридцать. Он был серьезен, но рот его странно изгибался, являя миру как бы две полуулыбки; эти улыбки, в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляли впечатление такое, что нельзя было не обратить внимания.
– Он тоже идет, – сказала Марго, кивая на собеседника мужа, немедленно заметившего наше внимание, но не показывавшего вида. – Он будет нашим телохранителем.
– Мне кажется, все в этом зале намерены идти в это паломничество.
– Нет, просто все концентрируются вокруг вас. Вы знаменитость и наша надежда.
– Что вы имеете в виду?
– Считается, что у тех, кто выжил на Уране, очень высокий коэффициент выживаемости.
– Я должен быть польщен?
– Это уже ваше дело.
Разом, словно из воздуха, возник Илья:
– Привет, Марго. Познакомились?
– Да. – Ее губка вновь задергалась от сдерживаемого смеха. – Очень романтичное знакомство. Я тут показала Семена Кочетова.
– Да-да, для нас очень полезная кандидатура. Мне кажется, в этот раз будут одни добровольцы, – добавил Илья.
– О! Ты тоже идешь? – воскликнула Марго.
– Да – Он посмотрел на меня и добавил, словно оправдываясь: – Хочу узнать, что стало с отцом.
– А как же наследственная должность? – спросил я. – Оставишь пустой?
– Свято место пусто не бывает. Тем более у меня есть какой-то троюродный брат из долгоживущих Его и пристроят.
Между тем воздух словно бы сгустился, и от этого цвета стали ярче. Высоко-высоко над головами, нарушая все мыслимые законы перспективы, возникла и стала медленно опускаться дисковая платформа, на которой спокойно и величаво застыла фигура человека. Эффект был поразительный! Человек, его одежда, лицо – суровое, умудренное опытом, бесконечно доброе, – лицо мудреца! отца! патриарха! – все было видно так ясно, как будто золотой диск, на котором стоял Император, был совсем рядом.
Зрелище завораживало, притягивало; чем ближе (наискосок, через весь зал) опускалась платформа, тем больше вырастал Правитель. Правитель, Император, Бог! Отец всех людей! Он становился все больше и больше, но когда диск, звякнув, улегся на отмеченное красочной линией место, оказалось, что рост Бога-Императора под стать залу. Метров тридцать-тридцать пять, определил я. Вдруг огромные губы шевельнулись. Я ожидал громогласных звуков, но ощущение было такое, словно говорил человек, находящийся не более чем в метре.
Я не разобрал слов Бога, но закричал вместе со всеми: напряженные шеи, восторженно выкатившиеся глаза! И где-то совсем глубоко шевельну лось сомнение… странное несоответствие: всеобщий запал воодушевления, визжащая от радости Марго, вопли революционера-мужа, потрясающий вскинутой рукой Илья!..
Внезапно наступила тишина. Бог-Император улыбнулся, глаза его ярко засияли, и я погрузился в отеческую ауру, удостоился личной беседы с Богом-Правителем!
– Очень рад тебя видеть! – сказал Бог-Император совсем рядом, благородный лоб, морщины, избороздившие чело, умудренные долгой жизнью глаза – величественный! Отец народов! Владыка Империи! – Рад побеседовать с тобой!
11СИЯТЕЛЬНЫЙ ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
– Рад побеседовать с тобой. Я вижу, ты огорчен. Могу сказать только одно: если любишь – борись. В жизни вообще очень мало хорошего, да и ценность что-либо приобретает только после борьбы. Ты дышишь, а не ценишь, а попробуй лиши тебя воздуха! Ты был близок с Леной и не ценил, вот сейчас готов идти за ней на край света.
– Но почему?..
– Я не мог иначе. Придет время, ты поймешь и еще с тоской будешь вспоминать дни, когда мог дышать свободно…
– Я не понимаю…
– Еще поймешь. И возблагодаришь. А пока благословляю тебя на подвиг.
– Я пришел сюда ради Николая.
– Я знаю. А вот можешь ли ты знать, где найдешь, а где потеряешь? Иди навстречу судьбе. Прощай.
Император величественно удалился. Я вижу, многие вокруг еще продолжают беседу… сами с собой? с Богом? Все, каждый в зале восторженно шепчут что-то, неслышное другим…
– Уф! – отдуваясь, проговорил рядом Илья. – Сколько раз уже, а все никак не привыкну. Господь обещал уладить мои проблемы с оставляемой должностью. Я, честно говоря, беспокоился. А ты о чем с ним говорил? Впрочем, молчу, тайна исповеди…
Однако стало значительно свободнее. Люди, сбросившие с плеч тяжесть ожидания, повеселели.
– Давайте выпьем, – с бокалом обратился к нам с Ильей Исаев. С ним вместе подошел спокойно и твердо улыбающийся Кочетов. Мы немедленно стали превращаться в островок, на который накатывали людские волны.
Откуда-то возникли (я до сих пор не мог привыкнуть) столики, кресла; все расселись.
– Сомнений нет, – поднимая бокал, сказал Исаев. – Император дал добро. И вот что, друзья и возможные соратники, могу я сказать: до чего же подл человек! Вот меня возьмите, получил одобрение у Создателя на борьбу с мироустройством и рад. Я жизнь готов отдать, чтобы уничтожить Господа нашего Бога-Императора, а он одобрил, и я слезу пускаю.
– А вам что было сказано? – спросил я у Кочетова. Он посмотрел на меня своими холодными ясными глазами и вдруг усмехнулся:
– Позвольте это останется между мной и им.
– А мне Император сказал, что поедут восемь человек, в том числе какой-то майор Михаилов, – раздался чистый голос Екатерины Малининой.
Она вела мужчину, видимо мужа, а говорила сразу со всеми нами, смотря чуть поверх голов, чтобы не смущать кого-либо взглядом, вздумай этот кто-то любоваться ею.
– Мой муж, Виктор Малинин, – представила она, вероятно, только мне своего известного мужа, тот кивнул, сел в кресло, взял первый попавшийся бокал и внимательно стал рассматривать его содержимое на свет. – Михайлов, – продолжала Катенька, – это полицейский, и что он будет делать, не знаю. Кто-нибудь его встречал?
Я решил промолчать.
– Что вы об этом думаете? – Малинин-муж закончил изучение бокала и теперь рассматривал меня.
– Повторите, пожалуйста, я отвлекся.
– Я сказал, что Императора нет и никогда не было. Что вы думаете об этом?
– А как же совсем тут недавно?..
– Не смешите, это просто спецэффекты. Если вас интересует, я могу объяснить, как все устроено: немножко наркотика, немножко волновой психотерапии, немножко самовнушения… Знаете, что мне только что сказал Император?
– Нет.
– Император сказал, что он тоже агностик и что за всем этим коловращением (он так сказал, имея в виду себя, конечно) стоит, возможно, каждый из нас.
– Что он имел в виду?
– Что имел, то и сказал. Мол, неизвестно, кто создал этот мир: он, Император, или каждый из нас.
– Он не верит в познаваемость мира? Тогда как же он создал Империю? – рассеянно спросил я, поглядывая в глубь ставшей вогнутой чаши зала. Я со своего места, словно с горы, мог видеть происходящее далеко от себя. Я заметил, что в зал продолжают вливаться толпы людей, теперь уже одетых в должностные мундиры, затем – цветочное включение воздушных женских нарядов. Мягкий, глухой, дробный говор людей все сильнее зазвучал в насыщенной музыкой и ароматами атмосфере огромного, все расширяющегося зала.