– Можно также предположить, что это некое радикальное ответвление ультра, какое-то до крайности фундаменталистское меньшинство, которое решило ополчиться на людей с сомнительными моральными устоями. Как я слышал, эта Манси вроде бы была легкого поведения. Может, она невольно навлекла на себя молнии какой-то группы помешанных на добродетели?
– Хм… сомневаюсь. Почему именно она, когда на борту полно женщин, которые почти в открытую торгуют своим телом?
– Не знаю. Но с кого-то же надо начинать?
Внезапно в нескольких десятках метров от нас полыхнула сиреневая вспышка. Одно из информационных волокон на мгновение озарилось, создав вокруг себя концентрическую волну, которая передалась соседним. Волна меняла окраску каждого волокна, вызывая радужное свечение во всей зоне.
– Кажется, в твоем секторе тревога, – коротко заметил Паскаль.
Не теряя ни секунды, я метнулся над зоной и дернул за подавшее сигнал волокно. Оно вытянулось на многие метры, а на стебле появились маленькие черные символы. Я последовательно прихватил некоторые из них, и из стебля выдвинулся контрольный экран в форме молочно-белой пластины. По ней тут же побежали различные данные.
– Проблема с увлажнением воздуха, – сказал я приблизившемуся Паскалю.
Сиреневый свет распространился на множество волокон вокруг, превратившись в фиолетовое пятно, яркость которого усиливалась ближе к периметру.
– Похоже, проблема разрастается, – констатировал Паскаль. – Лучше бы тебе предупредить Харберта.
Я кивнул. Сделал быстрое движение правой рукой, и перед нами возник испускающий мягкий пульсирующий свет мерцающий двенадцатигранник.
– Докладывает пультовик Вильжюст. Замечена аномалия в секторе…
– Знаю! – громко рявкнул голос Харберта, отчего яркое свечение двенадцатигранника завибрировало. – Техник уже на месте. Так что кончайте прохлаждаться в Нод-два и вытряхивайтесь быстрее, чтобы ответить на его вопросы.
Двенадцатигранник тут же исчез, подавив в зачатке любые поползновения что-то обсудить. Я медленно развернулся к Паскалю. Пусть даже лицо его куклы ничего не выражало, мне нетрудно было представить, какая ярость отражалась бы на нем в реальном мире. Я приложил ладони к вискам своей марионетки, легко надавил и громко произнес: «Выход из Нод-два».
Кибернетическое пространство Нод-2 исчезло. Потребовалось несколько секунд, чтобы мои глаза заново приспособились к яркому освещению Алмаза. Руки вцепились в стальные брусья, расположенные по обе стороны кресла; когда пультовик возвращался в реальный мир, по этим брусьям пропускался низковольтный ток, чтобы позволить телу быстрее восстановить свой центр тяжести. Без этого вызванная выходом из Нод-2 дезориентация могла спровоцировать жестокие головокружения.
– Быстрее приходите в себя, Вильжюст!
Харберт, как всегда, клокотал и торопился вернуться за свой диспетчерский пульт, где мог бы вволю предаваться любимому занятию: бездельничать, поглядывая, как вкалывают другие.
– Вы и так филоните у себя в Нод-два, так что здесь будьте любезны шевелить задницей!
Мне было известно, что, когда начальник пультовой устает, он становится грубым, но я привык. К его непрошибаемой жирной физиономии кадрового военного и природной злонамеренности тоже привык. А вот к чему мне никогда не привыкнуть, так это к его вопиющей некомпетентности во всем, что касается работы за пультом, – из-за нее бесшипникам регулярно приходилось засиживаться допоздна, чтобы исправить его ляпы. К счастью, пока, общаясь с ним, мне удавалось стоически сдерживаться. Но именно пока.
Остерегаясь головокружения, я осторожно поднялся, потом, удостоверившись, что с моим внутренним ухом все в порядке, отпустил брус под слабым током. Поджидавший с нескрываемым нетерпением Харберт подал знак стоящему у входа в зал молодому человеку. Тот приблизился, оробев от пребывания в этом легендарном для всех техников на борту месте, пожирая глазами все вокруг и наслаждаясь тем, что именно ему выпала удача быть выбранным для разрешения возникшей в его секторе проблемы. На парне была серо-синяя служебная форма технического персонала с двумя зелеными нашивками на уровне бицепсов, указывающими на принадлежность к группе специалистов по вентиляционным системам. Молодое улыбчивое лицо говорило о приветливой натуре и живом уме.
Я устроился за своим пультом и включил монитор. Молодой спец был так впечатлен, что аж вздрогнул, когда я зна́ком подозвал его к себе.
– Ну… здравствуйте, – торопливо пролепетал он, – я спец по вентиляционным системам одиннадцатого сектора. Меня вызвали сюда, чтобы отследить зафиксированную Нод-два аномалию.
Он произнес «Нод-два» почти как магическое заклинание.
Я указал ему на пустое кресло рядом с собой. Молодой человек осторожно опустился в него, а Харберт воспользовался этим, чтобы вернуться за свой пульт, не забыв проворчать напоследок:
– Поверьте мне, Вильжюст, в ваших интересах не тратить времени впустую.
Спец исподтишка взглянул на него.
– С вашим шефом не так-то просто, – тихонько заметил он.
Я приподнял брови, как другие приподнимают плечи:
– Это еще цветочки. Сейчас он старается держаться в рамках, потому что в пультовой посторонний.
Молодой человек сделал сочувственную мину, и я почувствовал прилив симпатии к этому мобилизованному парню, который явно не испытывал предубеждений к бесшипникам. Протянув руку, я представился:
– Альберик Вильжюст.
Он тепло пожал мою ладонь:
– Жан Шерак, очень приятно.
– Сейчас объясню, в чем проблема, – сказал я, подключаясь к Нод-2.
Сначала, манипулируя двумя контрольными сферами пульта, я в спокойном темпе прогнал данные на пластине-мониторе. Изображение во весь экран содержало тысячи термических показателей всего сектора; потом я сосредоточился на нужной колонке, параллельно объясняя информацию Жану:
– Как ты можешь видеть, в Алмаз ежедневно поступают миллионы данных, что позволяет нам получить точный обзор всех параметров «Святого Михаила».
Молодой человек с расширившимися от восхищения глазами не мог оторваться от экрана.
– Эта гигантская картина – всего лишь простой отчет о термических и гидрометрических изменениях в одиннадцатом секторе за последний час.
– Господи, всего один сектор… и всего за час… – вырвалось у Жана, забывшего закрыть рот.
Восторг молодого человека напомнил мне собственную реакцию, когда я впервые подключился к биоСтрукту в университете Париж XI.
– Зона, которая мигает фиолетовым в этой колонке, указывает место, где была замечена проблема.
Я развернул нужную колонку, чтобы получить выводы, предлагаемые биоСтруктом.
– Вот, мы на месте. Это аномальное повышение влажности в невентилируемых воздуховодах сектора. Нод-два считает, что дело в спорах плесени, которые уже начали размножаться в некоторых путях.
Жан яростно закивал, показывая, что внимательно слушает каждое мое слово.
– На мой взгляд, если вы установите фистулу, подсоединив ближайший вентилируемый воздуховод, аномалия рассосется сама собой. Я вышлю на твой мессенджер полный перечень всех затронутых воздуховодов, чтобы вы смогли начать работать незамедлительно. Дай мне свой номер ID.
Молодой спец послушно продиктовал, и данные тут же были переданы в его наручный коммуникатор.
– Но как вам удается на таком огромном корабле, как «Святой Михаил», быть в курсе таких мелких подробностей? – поразился он. – У меня в голове не укладывается.
Я отпустил контрольные сферы и положил ладони на пульт, раздумывая, как лучше объяснить этому неофиту специфику работы информационного сердца судна.
– БиоСтрукт – это не только машина, но еще и искусственный организм. Клонированные в кремнии нейроны позволяют обрабатывать данные на такой скорости, которую и вообразить было трудно до наступления эры биоинформатики.
У молодого спеца глаза стали круглыми, как бильярдные шары.
– Однако следует иметь в виду, что, хотя биоСтрукт «Святого Михаила» – самая сложная и мощная структура из всех когда-либо созданных, он ничего не стоил бы без своей сети датчиков.
Я прервался, незаметно бросив взгляд в сторону Харберта. Начальство было занято тем, что распекало одного из пультовиков-итальянцев, Сильвио Арнабольди. Значит, я мог потратить еще несколько драгоценных минут своего времени, чтобы описать Жану диковины Нод-2.
– В мельчайшие закоулки судна встроены сотни тысяч органических сенсоров в оболочках из совершенно необыкновенного материала. Это его аксоны. Они и позволяют Нод-два буквально чувствовать каждую частицу корабля. Представь себе нечто вроде нервной системы гигантского тела.
– Но почему органические клетки? В чем смысл? Ведь кремниевые цепи самые быстрые.
Я не смог удержаться от улыбки, но в ней не было и доли снисходительности. На данном этапе объяснений люди всегда задавали этот вопрос.
– Ошибаешься. Технология, основанная на кремнии, была разработана еще в начале эры информатики, более двух веков назад. По правде говоря, она продемонстрировала свою ограниченность уже в двухтысячных годах. Создание гибридов на основе кремния и живых клеток позволило выйти на новый уровень, и мощь компьютеров возросла в почти логарифмической прогрессии. БиоСтрукты появились после того, как на микросхемах удалось в промышленных масштабах клонировать искусственные нейроны.
На лбу Жана прорезались две глубокие морщины – ему было трудно следить за моей мыслью.
– Но я не могу понять, как можно совместить живые клетки и кремний.
– На самом деле в поверхность микросхем встроены трансплантаты – молекулярные щупы ДНК, способные соединяться с другими клетками. Это матрицы. Затем нейроны развиваются в питательных ваннах и соединяются друг с другом через щупы ДНК. Они созданы для этого. Они не могут реагировать иначе. На этом этапе щупы превращаются в органические микросистемы, которые вмещают в себя целые колонии живых клеток, связанных с собственно компьютерным центром.