– Все, уходим, – сказал я Паскалю. – Они не придут.
– Подожди немного! Они и опаздывают всего-то на полчаса. Было бы из-за чего огород городить.
Я проглотил еду за пять минут, сидя на скамье в общественном сквере вместе с Паскалем, который, в отличие от меня, не торопился покончить со своей порцией. Конечно, он просто хотел меня задержать. Целью его маневров было не дать мне уклониться от встречи с его друзьями, которую он для меня организовал. Обеденный перерыв в Алмазе длится ровно час, так что у него еще оставалось время преуспеть в своем замысле.
Все утро, подсоединившись к Инфокосму Нод-2, где никто не мог нас услышать, мы проговорили об истории с нападением. К моему большому сожалению, я был вынужден признать, что тот образ действий, который я выбрал с самого начала с учетом своего положения бесшипника, оказался несостоятельным. Я больше не мог мириться с тем, что придется покорно все терпеть до самого возвращения. Эти псы никогда не оставят нас в покое. И кто знает, отправят ли нас обратно, когда крестовый поход закончится? Эта мысль была так ужасна, что мне приходилось постоянно бороться, чтобы она не вышибала из головы все остальное. Они должны так или иначе вернуть меня домой!
И если раньше я все время пытался отговорить Паскаля связываться с компанией недовольных, теперь ему удалось убедить меня сотрудничать с ними. Мои последние колебания исчезли, сметенные жутким желанием мести, которое охватило меня после сегодняшнего утра. Однако сейчас, когда я сидел на скамье в ожидании первого контакта с «участниками сопротивления», я чувствовал, как слабеет моя воля. Разве самым важным не было сделать все, чтобы вернуться, не бросить Гийеметту и папу на произвол судьбы?
Но если меня будут через день колошматить, живым я точно не вернусь!
– Вот они! – сказал Паскаль, проглатывая последний кусок.
К нам подошли двое. Настолько обычные мужики, что на них и внимания не обратишь. Вполне возможно, именно такими они и старались выглядеть, но я ожидал чего-то более впечатляющего. Они присели на траву в нескольких метрах от нашей скамьи, стараясь не смотреть в нашу сторону. Их грошовые конспираторские замашки чуть не заставили меня прыснуть. Но опухшее лицо Паскаля напомнило мне, что у них есть основания проявлять осторожность.
– Познакомься, это Косола́ и Санш, – сказал мне Паскаль, тоже не глядя на них. – Они из «Метатрона Отступника».
У того, кого он назвал Косола́, на лоб свисала длинная русая прядь, так что ему все время приходилось заправлять ее за ухо; у Санша были темные, постриженные ежиком волосы и заметные шрамы через все лицо. Сначала я подумал, что его тоже избили на борту, но потом спохватился: отметины были явно старые.
– Это парень, о котором ты говорил? – хрипло спросил Санш.
– Да. Он работает вместе со мной в Алмазе. Биокомпьютерщик. Его зовут Альберик.
– И он так хорош, как ты говорил?
– Да, и ты еще не все знаешь.
Я слегка раздулся от гордости, услышав такое. Паскаль никогда не говорил мне, что так высоко ценит мои способности. Но к чему лукавить, я прекрасно знал, какое впечатление обычно произвожу на других пультовиков.
– Ну что, Альберик, – спросил Санш, – ты готов к нам присоединиться?
– Нас здорово избили сегодня утром, и это заставило меня задуматься.
– Любой повод хорош, чтобы задуматься.
Я не понял, было ли это иронией, поэтому продолжил без комментариев:
– Но мне хотелось бы входить в дело постепенно. Я не желаю больше ничего им спускать, но пока что не собираюсь окунаться с головой. Если вы считаете, что это трусость, и не хотите терять со мной время, я прекрасно вас пойму.
Моя очередная попытка слинять, конечно же, не ускользнула от Паскаля.
– Кончай свои штучки! – оборвал он меня. – Не слушайте его, у парня талант усложнять себе жизнь. Могу вас заверить, что он готов.
Смирившись, я лишь возвел глаза к небу. Вмешался Косола.
– Напрасно беспокоишься, – не поворачивая головы, произнес он с сильным акцентом уроженца Юго-Запада. – Каждый по своему усмотрению делает что может, и мы никого не осуждаем. Если ты готов внести свой вклад, пусть самый скромный, добро пожаловать. Мы ценим любую помощь.
Я кивнул. Он говорил куда дружелюбнее Санша.
– Например, ты мог бы собирать для нас информацию. Работая в биоСтрукте, ты наверняка имеешь дело с кучей интересных сведений. Достаточно будет встречаться время от времени, чтобы ты рассказывал о том, что узнал, показалось тебе это важным или не очень. Мы сами разберемся.
– Да, это я мог бы.
– Таким образом мы познакомимся поближе, а потом, если захочешь принять более активное участие, никогда не поздно это обсудить.
Косола и правда произвел на меня хорошее впечатление.
– Решено, я в деле.
– Тогда добро пожаловать к нам, Альберик!
Они поднялись с травы.
– Косола, всего один вопрос, – бросил я.
Он остановился и на всякий случай сделал вид, что сверяется со своим мессенджером, чтобы обмануть возможную слежку.
– Почему вы так назвали вашу газету?
– Метатрон – высший из ангелов, он носитель гласа Божия.
– Значит, вы выбрали его имя, потому что он говорит только правду, да?
– Можно и так сказать. Но в основном – чтобы поиграть на нервах у ханжей!
Апартаменты Боэмунда Тарентского показались Годфруа более скромными, нежели жилища других сеньоров, хотя по сравнению с общими солдатскими каютами были просторными и относительно роскошными. Князь Тарентский считал себя прежде всего солдатом, и это чувствовалось во всем, вплоть до его вкусов в обустройстве своего жилища. Кое-какие предметы были просто взяты с армейских складов. Другие, напротив, скорее напоминали ценный средневековый антиквариат, как, например, тяжелое кресло резного дуба, в котором он сейчас сидел.
Помимо этих деталей, фламандского герцога поразил царящий здесь беспорядок. Настоящая свалка, состоящая из самых разнородных вещей, ценных или нет, полезных или нет, скопленных его новым союзником за свою насыщенную жизнь и без которых, по его собственному признанию, он никогда не трогался с места. Обнаружив столь неожиданную коллекцию, Годфруа спросил себя, хватило ли одного МТА, чтобы перетащить все это на борт.
Выходя после заседания Совета, Боэмунд предложил молодому герцогу и Гуго де Вермандуа отправиться к нему, чтобы обсудить последние события. Капитан корабля, заваленный работой в канун фазы стазисного сна, учтиво отклонил приглашение. А вот Годфруа нашел предложение вполне уместным.
Боэмунд наполнил бокалы вином и протянул один из них Годфруа.
– Оно из моих земель в Южной Италии, – сказал он, усаживаясь в кресло напротив гостя. – Хоть и не марочное французское, но вполне достойное.
– Более чем достойное, если хотите узнать мое мнение, – заметил Годфруа, обмакнув губы. – И кстати, не обязательно быть французским, чтобы держать марку.
Боэмунд расхохотался. Как и многие другие народы, фламандцы славились тем, что заносчивость французов во многих областях давно им осточертела.
– Мне показалось, сегодня на Совете вы были задумчивы, Боэмунд.
– Я размышлял о том, в каком свете Петр Пустынник и Роберт представили нам проступок моего племянника.
– Другими словами: зачем объявлять о его принадлежности к ордену, если тем самым de facto[64] они удержат Совет от наложения на него санкций?
– Именно! Лишний раз должен отметить, что мы с вами мыслим одинаково, дорогой Годфруа. И каков ваш ответ на этот вопрос?
Годфруа подался вперед, взял хрустальный графин, стоящий на низком столике, и снова наполнил свой бокал.
– Возможно, наши ультра двигают пока только свои пешки, откладывая решающие ходы на потом. Вполне вероятно, их целью было не сиюминутно наказать Танкреда, а скорее поставить вас в уязвимое положение, а через вас – и всех умеренных.
– И я так думаю. Роберт сделал свой ход. Но он нервничал, вы не обратили внимания?
– Этот человек – настоящая змея! – воскликнул Годфруа. – Мне всегда казалось, что у него изворотливый и нездоровый ум. Положа руку на сердце, сегодня я не заметил особой разницы. Ни хуже ни лучше.
– Могу вас заверить, и проклятый герцог, и сам Петр в последнее время проявляют нервозность. Что-то их беспокоит.
Годфруа поглубже устроился в кресле и вытянул ноги, чтобы расслабиться.
– Возможно. Этот человек вызывает у меня такое отвращение, что мне трудно уследить за нюансами его поведения.
Их прервало легкое электронное позвякивание. Боэмунд встал, подошел к мигающему настенному дисплею и прикоснулся к светящемуся квадрату на экране. На нем появилось лицо стоящего перед входной дверью Танкреда. Боэмунд ткнул пальцем в надпись «открыть» и вернулся к своему гостю.
– Он пришел, – сказал он просто.
Танкред быстро прошел через прихожую, направляясь к дверям гостиной. Боэмунд, скорее всего, ждет его там.
Он не знал, зачем тот его вызвал, но кое-какие соображения у него были. Они не часто виделись с начала полета, и дядя предпочитал встречаться с племянником скорее в общественных местах, нежели в личных апартаментах. Его вечная пресвятая беспристрастность! В тот момент, когда Танкред открыл дверь гостиной, до него донесся посторонний голос, и он спросил себя, кого же Боэмунд мог пригласить.
– Здравствуйте, дядя, – сказал он, заходя в комнату; удивился, обнаружив сидящего в одном из кресел Годфруа Бульонского, и приостановился на пороге.
– Заходи, Танкред! – бросил ему Боэмунд. – Присоединяйся к нам!
Чувствуя на себе взгляд Годфруа, Танкред немного скованно двинулся вперед, обнял дядю и повернулся, чтобы поклониться его гостю.
– Здравствуйте, Танкред, рад вас снова видеть.
Голос фламандского сеньора был теплым.
– Это я рад вас видеть, господин герцог.
– Прошу вас, зовите меня Годфруа.