На самом деле Клоринда не только успела рассмотреть его, но даже могла бы назвать имя. В христианских армиях Танкред был известной личностью, и хотя она не сразу узнала его, но потом даже вспомнила, как его зовут. Не так много тех, кто владеет техниками Мета.
Поджидая в больничной палате появления военной полиции для снятия показаний, она долго колебалась, прежде чем придумать свою маленькую историю. Лжесвидетельство вовсе не безобидная вещь. Разумеется, ей было не впервой достаточно вольно обращаться с истиной, но никогда еще она не доходила до прямого вранья представителям власти. Хотя Клоринда считала себя абсолютно честным человеком, все же иногда она оставляла за собой право самой решать, насколько тяжела та или иная вина.
В данном случае желание вновь увидеть красавца-лейтенанта в сочетании со стремлением как можно быстрее избавиться от нудных формальностей склонило чашу ее персональных весов в сторону простительного грешка.
Танкред смотрел на нее с улыбкой:
– С воображением у вас все в порядке.
Клоринда почувствовала, как участился пульс. Его улыбка подействовала на нее сильнее, чем она ожидала. Автоматически она вернула ему улыбку, но тут же спохватилась и напустила на себя разъяренный вид:
– Очень может быть, но лучше бы вам все мне объяснить, а не то я чувствую, что память может на полной скорости ко мне вернуться.
Сдаваясь, Танкред закивал:
– Согласен, но вы должны обещать, что сохраните это в строжайшем секрете.
– Это мы обсудим, когда вы все расскажете, и вы не в том положении, чтобы торговаться!
Танкред снова не удержался от улыбки при виде такого натиска. Он уже начинал испытывать к ней нечто большее, чем простой интерес, и, как ни парадоксально, гнев, который она разыгрывала, делал ее еще прекраснее в его глазах.
– Ладно, ладно, я вам все расскажу, обещаю. Но не в таком людном месте, как здесь. Найдем какой-нибудь более спокойный уголок.
– Экий вы недоверчивый! – Она на секунду задумалась. – Я знаю одно место, оно вполне подойдет: мастерская по изготовлению флагов. Там работает моя подруга; если я попрошу, она даст мне свой пропуск. Это в четвертом квадранте, сектор С. Встретимся там завтра в десять вечера.
Это прозвучало как прощание, так что Танкред поспешно поднялся со скамьи и предложил ей руку, чтобы помочь встать.
– Похоже на свидание… – шаловливо шепнул он ей, но сразу одумался, заметив, что она снова нахмурилась.
– Ну да, только попробуйте явиться с цветами, и получите кулаком в нос! – заявила она, опершись на спинку скамьи, чтобы встать без помощи Танкреда. На этот раз он расхохотался. Решительно, эта амазонка не перестает его удивлять.
– Вы даже не назвали мне своего имени, – заметил он.
– А вы не спросили.
– Как вас зовут?
– Клоринда ди Северо. Всего доброго, сударь.
Она развернулась и ушла.
29 августа 2205 ОВ
В это воскресенье, как, впрочем, и во все остальные, после полудня команда «Метатрона Отступника» проводила свое еженедельное собрание.
Хотя обычно эти собрания проходили в подпольном убежище, отсутствие в нем вентиляции заставило нас пересмотреть свои привычки и выбрать местечко попрохладнее. Паскалю пришла в голову мысль о палубе на девятой линии тубы, проходившей неподалеку, в стороне от всех многолюдных артерий. Она пересекала крупный водопровод, одного наличия которого хватало, чтобы температура падала на несколько градусов. Мы единодушно одобрили выбор и устроились под палубой как из желания укрыться от посторонних глаз, так и по простой привычке в жару забираться в тень, хотя на корабле, разумеется, вовсе не солнце согревало нас тем августом.
Собралась почти вся наша команда: по-прежнему мрачный после потери своего друга Косола Пьер Санш, Клотильда Вожерлен и Колен Фюльбер, над которыми, из-за того что они всегда держались вместе, уже начинали посмеиваться; конечно же, Паскаль Жалоньи, совсем недавно включенный мной в группу Сильвио Арнабольди, и еще трое или четверо членов Сети. Единственным представителем первого состава команды «Метатрона Отступника» остался Санш. Другие были арестованы или отказались от борьбы из элементарной боязни последствий, особенно после показательной казни Косола. Тем не менее новая команда кое-как продолжала собираться каждую неделю, чтобы обсудить, какие сведения необходимо включить в следующее издание нашей бунтарской газеты.
На этот раз разговор начался с основной проблемы, с которой мы столкнулись совсем недавно: постепенно возрастающее разочарование членов Сети.
– В последние недели, – констатировал Колен, – каждый из нас хоть раз имел дело с бесшипником, который не пожелал сотрудничать с нами, так как думал, что подпольная активность ведет в тупик. По их мнению, это ничего не дает, а условия их жизни отнюдь не улучшаются. Скорее наоборот, становятся даже хуже.
– И надо признать, что тут они не так уж не правы, – добавил Паскаль. – С каждым новым выпуском «Метатрона» надолго усиливаются притеснения бесшипников, как будто им намекают, что все они несут ответственность за подрывную деятельность.
Хотя все это было мне известно и я даже частично разделял их соображения, но все не мог избавиться от определенного раздражения.
– Необходимо любым способом вдолбить им, что нельзя ослаблять давление! – отбросив всякую дипломатию, заявил я. – Работа, которую мы выполняем сегодня, принесет свои плоды завтра, после высадки, и вынудит баронов отправить нас обратно домой, как только они поработят эту чертову планету. Если сейчас мы опустим руки, они поймут, что для того, чтобы задавить все попытки сопротивления, достаточно покарать нескольких из нас.
Паскаль воздел руки к небу:
– Черт возьми, ну что ты за идеалист такой! Неужели ты и правда веришь, что все бесшипники готовы за свободу отдать жизнь? Большинство из них просто хотят остаться в живых.
Несмотря на дружбу, которая связывала нас с самого начала полета, Паскаль немного завидовал мне. Когда Косола отправился в капсуле в свое безвозвратное путешествие в сердце тьмы, именно я удержал «Метатрон» на плаву, не дав нашему обществу после ухода его основного костяка пойти ко дну. С той поры, хотя официальное решение не принималось, меня в определенном смысле стали считать лидером, и это сердило моего друга, примкнувшего к Сети гораздо раньше меня. Но я надеялся, что его горечь рано или поздно пройдет.
Он продолжил:
– Ты прекрасно знаешь, что они никогда и не предполагали возвращать нас домой, да и корабль будет недостаточно велик для этого. Как только земные модули «Святого Михаила» уйдут с орбиты, на борту останется место только для добровольцев. Да и то не для всех. Исключительно для немногих, кто будет рваться обратно на Землю. – Он яростно отбросил свой окурок подальше. – Мы станем вынужденными колонистами этого Нового Света. Таков и был их изначальный план: в ожидании прибытия добровольных колонистов заселить земли бесшипниками и частью военных.
Ни за что не соглашусь бросить Гийеметту и папу! – мысленно проорал я, а потом, стараясь скрыть волнение, заявил:
– Вот именно, так что мы должны заставить их не спускать с орбиты столько модулей, сколько они предполагали. Если мы нацелим все публикации «Метатрона» на эту тему, баронам придется с нами считаться. Мало-помалу в голове у бесшипников утвердится мысль, что это возможно, что надежда есть!
Мне и самому было как-то не по себе от собственных рассуждений, потому что я понимал, что реализовать это практически невозможно, а вселять ложные надежды в тех, кто и без того страдает, всегда представлялось мне отвратительным. По скептическому выражению присутствующих я понял, что и они думают приблизительно так же, как я. Заговорил Колен своим ясным голосом:
– Это могло бы сработать… При условии, что мы сопроводим наши призывы новыми сенсационными разоблачениями сеньоров, как в самом начале существования «Метатрона». Это самый верный способ пробудить умы и показать, что активисты еще не сломлены и крепко стоят на ногах, несмотря на то что им нанесен жестокий удар.
Кое-кто одобрительно закивал, и все взгляды обратились на Санша.
И верно, именно он поставлял в наше подпольное издание всю ту исключительную информацию, которая делала листовки столь зажигательными и нашла неожиданный отклик в рядах крестоносцев, распространившись далеко за пределы круга бесшипников. Он никогда не называл свой источник, и все в группе относились к этому с уважением, даже если в последнее время сведения поступали все реже и их качество значительно снизилось. Внезапно лицо Санша приобрело виноватое выражение.
– Полагаю, настал момент, когда придется рассказать вам все, – пробормотал он, пожимая плечами. – Боюсь, что отныне нам придется обходиться без информации, исходящей от моего источника.
Все выглядели явно потрясенными.
– До сих пор я не мог открыть вам его личность, потому что не хотел подвергать столь важную персону ни малейшему риску. К несчастью, сейчас вы поймете, почему теперь я могу это сделать. Это был епископ Адемар Монтейльский.
Все были сражены этим невероятным признанием по простой и трагической причине: на прошлой неделе епископ Адемар Монтейльский отбыл на встречу со своим Создателем. Ему устроили достойные его сана похороны, а Интра много дней подряд в память о нем передавала репортаж за репортажем. Хотя я никогда никому не желал смерти, при известии о его кончине я невольно испытал злое ликование. Этот человек был одним из судей, которые отправили Косола на десять лет в самую жуткую из тюремных камер, какие только могло породить извращенное человеческое воображение, так что смерть вследствие долгой болезни казалась мне наименьшим из наказаний. Тем более что войска, всегда склонные к суевериям, сочли его смерть плохим предзнаменованием для крестового похода. И не рассчитывайте, что я буду им сочувствовать.
Значит, источник иссяк окончательно и бесповоротно. Я был не только обеспокоен будущим «Метатрона Отступника», но вдобавок еще и изумлен тем, что человек, занимающий столь высокий пост в христианской иерархии, сотрудничал с мятежной антиклерикальной организацией вроде нашей. Сам этот факт нагляднейшим образом доказывал – если такая необходимость еще оставалась – безграничные лицемерие и двуличность, на которые способны люди, если защищают только собственные интересы, а также неудержимую силу озлобленности. И действительно, Санш рассказал, что прелат сам через бесконечную цепочку посредников связался с ними и предложил снабжать организацию этими скандальными сведениями. Не было никакой необходимости объяснять, какие глубинные причины послужили причиной возникновения столь противоестественного союза: ни для кого не была тайной чудовищная ненависть, которую епископ питал к Петру Пустыннику и возглавляемому им Совету крестоносцев. Впрочем, риск, на который он шел, связавшись с отбросами крестового похода, был не так уж велик: в случае если бы его разоблачили, он списал бы все на очередную клевету среди многих прочих.