Дождь прекратился несколько минут назад, и отовсюду поднимались запахи влажной земли и свежей травы. Темноту ночи нарушало только мерцание звезд, разбросанных по своду спокойного безмятежного купола, когда двое влюбленных опускались между корней на теплую траву.
13 сентября 2205 ОВ
Путешествие «Святого Михаила» подходило к концу. Еще три недели – и гигантский межзвездный корабль выйдет наконец на орбиту Акии, второй планеты главной звезды системы альфа Центавра. Недавно произошло важное событие – инверсия толчка, что должно было позволить кораблю постепенно сбросить скорость, пока он не займет свою конечную орбитальную позицию.
Цель крестового похода, на протяжении всего перелета казавшаяся людям далекой и смутной, теперь приобретала вполне конкретные формы огромного центаврийского солнца и двух его звездных сестер. Уже много дней новое светило сверкало во всех обзорных иллюминаторах, вынуждая Нод-2 постоянно поддерживать поляризующие фильтры в активном состоянии.
Альфа Центавра А была самой большой звездой системы, а также единственной, имеющей свое планетарное окружение. Меньшая по размерам и лишенная своих планет альфа Центавра В на данный момент находилась в афелии[94] своей орбиты вокруг центрального солнца. Ей потребуется около сорока лет, чтобы оказаться в ближайшей от сестры точке, и еще сорок, чтобы завершить круг. И наконец забытое дитя этой звездной семейки – альфа Центавра С, красный карлик с такой маленькой звездной величиной[95], что с Земли она была невидима невооруженным глазом, несмотря на свой статус самой близкой к нашей планете звезды. Если смотреть с корабля, то она не могла и соперничать с сиянием планеты атамидов, чей уже различимый диск постоянно рос за стеклами иллюминаторов.
Конец путешествия приближался, а дни, казалось, растягивались и все медленнее текли в умах людей, чье возбуждение – как и опасения – росло в обратной пропорции. Все разговоры теперь крутились только вокруг высадки или первых намечавшихся сражений, порождая еще бо́льшую нервозность, пронизывающую все социальные слои и все иерархические уровни армии, как будто «Святой Михаил» превратился в огромное горячечное животное, сотрясаемое невротическими спазмами.
Хотя тренировки и учения были значительно сокращены, чтобы у солдат не появилось одержимости собственной подготовкой, многие из них часами просиживали над учебными пособиями и инструкциями, маниакально штудируя все, что только было написано по поводу различных этапов высадки.
Танкреда это возбуждение не коснулось.
Трагический день его разжалования миновал уже две недели назад. Две недели, в течение которых ему пришлось терпеть взгляды окружающих, работая с собственным подразделением в новом звании младшего лейтенанта. Тем не менее перемена его статуса была воспринята подчиненными куда лучше, чем он опасался. Большинство из них даже выразили поддержку, которая согрела ему сердце, засвидетельствовав тем самым, что для них намного важнее его человеческие – и командирские – качества, нежели юридические разборки. Однако несколько человек подали прошения о переводе в другие подразделения, и Танкред не стал возражать, особенно когда речь зашла об Арделионе и его приспешниках. Они вступили в Legio Sancta.
Чтобы забыть о произошедшем – а главное, чтобы забыли о нем самом, – Танкред полностью погрузился в подготовку своего подразделения, стараясь уделять такое же внимание, что и раньше, тактическим тренировкам и спортивным упражнениям. Сосредоточившись до полного изнеможения на физических нагрузках, он обеспечивал себе к вечеру глубокую и здоровую усталость, что позволяло ему обрести подобие умиротворения. Таким образом меньше чем за месяц до прибытия на Акию он достаточно овладел собой, чтобы вновь обрести уверенность в том, что он контролирует течение своей жизни.
В соответствии с принятым решением он прекратил общение с Альбериком и другими бесшипниками Сети, – впрочем, ни один из них и не искал с ним встреч. Даже Льето отчасти поплатился за этот глобальный пересмотр жизненных установок. Танкред предпочел держать некоторую дистанцию между собой и молодым фламандцем, слишком тесно связанным с трагическими событиями, повлекшими за собой его опалу. Они по-прежнему общались, но теперь уже не так тесно.
Танкред подозревал, что друг переживает, но для него самого это было вопросом выживания: именно стремление восстановить справедливость в отношении Льето и стало главной причиной его падения, и каждый раз, когда они виделись или разговаривали, старые раны открывались вновь. Если Льето и страдал, он никак этого не показывал и даже с обезоруживающим пылом продолжал поддерживать своего лейтенанта.
А вот Энгельберт, похоже, проявлял полное безразличие. Может, в нем еще была жива обида на брата за слишком теплую дружбу, связавшую того с Танкредом? Как бы то ни было, казалось, его не волновало настроение ни того ни другого.
Отныне единственной истинной отрадой Танкреда были часы, проведенные с Клориндой. Вынужденные скрывать свою связь, они не могли видеться слишком часто, но она постоянно занимала его мысли. По мере того как их отношения становились все глубже, закаленный солдат не переставал с восторгом поражаться тому везению, которое позволило ему встретить на своем пути такую женщину. Женщину, которая идеально ему подходит и понимает его так же, как он ее. После стольких лет ожидания подобной встречи он уже разуверился, что ей суждено когда-нибудь произойти. И теперь он упивался каждым проведенным рядом с Клориндой мгновением, как голодающий, оказавшийся за ломящимся от яств столом.
Однако над этой идиллией сгущались тучи. Война близилась, а его избранница была воительницей. Он знал, что очень скоро ему предстоит ежедневно тревожиться за нее и очень скоро он испытает то, что переживала его семья всякий раз, когда он отправлялся на фронт.
8 октября 2205 ОВ
– Срань господ… хм… просто срань! – зашелся прапорщик Юбер. – Вы все сейчас же уйметесь, иначе, клянусь, вам мало не покажется!
В вагоне тубы, уносящем 78-е смешанное пехотно-кавалерийское подразделение к пункту назначения в одном из отделяющихся модулей корабля, гомон немного стих, однако после приказа о финальном развертывании сил люди были настолько возбуждены, что, к великой досаде прапорщика, стали практически неуправляемы.
Хотя время тянулось все медленнее, полет в конце концов завершился, и теперь «Святой Михаил» кружил на орбите в 450 километрах над поверхностью второй планеты альфы Центавра А.
Ее колоссальный диск отныне представлял собой единственное зрелище, которое можно было наблюдать с борта корабля. За несколько дней, прошедших до приказа о развертывании, у каждого была возможность наглядеться на поразительную картину нового мира.
Огромные пустынные пространства, иногда перемежаясь оранжевыми или алыми вкраплениями там, где облачные полотнища набрасывали тень на безводные котловины, окрашивали в насыщенный желто-охровый цвет бо́льшую часть поверхности планеты; горные цепи высоко вздымали свои пики, чья молочная бледность свидетельствовала о покрывающем их, несмотря на общую скудость воды, тонком слое снега. Единственной цветовой переменой в этом рыжем океане были зеленые борозды, словно следы неуверенных когтей, кое-где исполосовавших поверхность, указывая на зажатые в глубине долины, где царил умеренный климат и растительность, защищенная от безжалостного центаврийского солнца, смогла отвоевать себе право на существование. Тем не менее множество таких долин все-таки не устояло под напором пылающих лучей и в конце концов высохло, являя теперь ту же бесплодную картину, что и весь окружающий пейзаж, – извилистые шрамы, расползшиеся на сотни километров.
С такой высоты Акия Центавра представлялась гигантским шаром из продуваемого всеми ветрами пересохшего камня.
Неделю назад, когда корабль готовился к последнему сближению, всем пассажирам было приказано занять свои ячейки, чтобы компенсирующее поле обеспечило безопасность прохождения завершающей фазы торможения. Боковые реакторы «Святого Михаила» включились, чтобы развернуть корпус. Процедура долгая и деликатная, в конце которой снова пришли в действие Адовы Пасти – на этот раз, чтобы замедлить корабль. Маневр был выполнен успешно, а последующая корректировка траектории позволила вывести «Святого Михаила» на окончательную орбиту.
Комментаторы Интрасети воспели хвалу ватиканским инженерам. Эти самим Господом вдохновленные гении задумали, построили и отправили к звездам металлического левиафана, который на своем борту доставил миллион душ в расчетное время, то есть за двенадцать часов. Неопровержимый триумф человеческих технологий. Сумев вырваться из родного мира, люди совершенно недвусмысленно доказали собственное превосходство и подтвердили свои притязания на расселение по Галактике, с тем чтобы повсюду установить Dominium Mundi.
Следующие дни корабль гудел от бурной деятельности сотен тысяч мужчин и женщин, которые после долгого пути готовились к самой масштабной высадке в человеческой истории.
Подразделению Танкреда, как и всем остальным, следовало собрать и упаковать все свое оборудование, от одежды до оружия, от солдатских котелков до першей, от идентификационных жетонов до боевых экзоскелетов. Путешествие заканчивалось, и всем следовало бы испытать облегчение. Однако, как и при взлете, страх перед возможным провалом высадки сжимал сердце и комом лежал в желудке. Всем не терпелось покончить с опасностями спуска, а заодно как можно скорее оказаться в укрытии на случай молниеносной атаки атамидов – в укрепленном лагере, достойном этого названия.
Когда из громкоговорителей в коридорах «Святого Михаила» прозвучал долгожданный приказ о развертывании сил, отовсюду, приветствуя окончание невыносимого ожидания, разнеслись крики радости.