Тогда о ком ты думаешь? Кто бы не узнал себя?
Дэйлан улыбнулся, как будто она поймала его. Она знала клятвы, по которым жил Дэйлан. Он чувствовал себя обязанным всегда говорить правду. Он также чувствовал себя свободным хранить молчание. Так что, если бы он заговорил, он бы сказал правду.
— Отец Сиядды, эмир, — сказал он наконец. В этом мире он один из величайших героев всех времен, верный союзник Верховного Короля. Десятки раз его хитрости спасали это королевство. Однако в вашем мире его теневое я стало величайшим врагом человечества. Как вы думаете, что почувствует Фаллион, когда узнает, что Сиядда — дочь Раджа Ахтена?
Рианна на мгновение постояла, сердце бешено колотилось.
Должен ли я предупредить Фаллиона? она задавалась вопросом. Любые чувства, которые Фаллион мог испытывать к девушке, быстро исчезнут.
Но Рианна поборола это желание.
Эмиром не был Радж Ахтен. Именно это пытался ей сказать Дэйлан. Эмир даже не узнал бы свою тень.
Рианна могла видеть, что делает Дэйлан. Дейлан был не из тех мужчин, кто суетится в чужие личные дела, но Рианна знала его, когда была ребенком, и поэтому сейчас он давал ей советы, как если бы она была любимой племянницей.
Для Рианны разрушить шанс Фаллиона и Сиядды на любовь было маленьким и эгоистичным поступком. Лишить другого человека шанса на счастье каким-либо образом нарушило ошеломляюще строгий этический кодекс Дэйлана.
Нет, пообещала себе Рианна, если Фаллион когда-нибудь узнает правду, он не услышит ее от меня.
Она улыбнулась и обняла Дэйлана, спокойной ночи.
Утром я пойду на поиски матери, — подумала Рианна. Все, что мне нужно сделать – и что нам нужно сделать – это выжить в предстоящей битве.
ЭДАУМЕНТ
Мужчин можно превратить в инструменты, если мы научимся ими манипулировать.
— Вулгнаш
Арет Сул Урстон лежал при смерти в хрустальной клетке, пока ребенок пытал его, создавая симфонию боли.
Он не возражал. Он был слишком близок к смерти, чтобы беспокоиться. Он оцепенел от окружающего, привык к боли, от которой у другого человека подогнулись бы колени.
Сама клетка была сделана из кварца и имела форму саркофага, который прекрасно прилегал к его телу и заставлял его лежать ничком, с растопыренными ногами и болезненно вытянутыми руками над лицом. В саркофаге были просверлены сотни маленьких отверстий. Через них вирмлинги проткнули кристаллические стержни, которые пронзили его тело и повредили определенные нервы — ганглии на запястьях и локтях; нервы в носовых пазухах, ушах и глазах; датчики боли в животе, почках, паху, пальцах ног и сотнях других мест.
Некоторые стержни были тонкими, как ресницы, другие — толщиной с гвозди. Просто постукивая по ним ивовой палочкой, ребенок мог причинить неописуемую боль.
Кран. Прикосновение к маленькому стержню заставило его вибрировать, и внезапно глаз Арета почувствовал, как будто он тает в глазнице.
Прикосновение к губам заставило зубы Арета почувствовать, будто они взорвались.
И все же боль больше не могла коснуться Арета. Свободный от всех надежд и желаний, он обнаружил резервуар внутреннего спокойствия. И все же при каждом постукивании он стонал, чтобы доставить удовольствие молодой вирмлинговой девушке, которая, казалось, думала, что пытка — это игра. Она улыбнулась, постукивая по стержням в ритме, словно под какую-то безумную мелодию, создавая свою симфонию боли.
Тебе повезло, — сказала ему ученица мучителя во время игры. К рассвету ты будешь последним живым человеком.
Внезапно вся боль отступила. Что?
Наши армии маршируют на Лусарию, — сказала девушка. — Тебе никто не сказал?
Конечно, ему никто не сказал. Девушка постучала по стержню, и у Арета свело желудок, как будто он пострадал от пищевого отравления.
— Ложь, — простонал Арет. Ты врешь. Они уже сказали ему так много лжи.
— Будь по-твоему, — сказала девушка, проводя палочкой по дюжине кристаллов одновременно. Внезапно мир исчез в раскаленном торнадо боли.
Придя в себя, Арет услышал лязг замков и скрип деревянной двери, возвещавшей о визите, а затем послышались шаги.
Это не мог быть кто-то, кто принес еду.
Слишком рано, — подумал он. Слишком рано с момента последнего.
Он научился определять время по узлу, который образовался у него в животе.
Запертый в своей хрустальной клетке, пронзенный во многих местах, Арет не мог повернуть глаза, чтобы увидеть незнакомца. Даже если бы он это сделал, он бы мало что увидел. Вирмлинги редко пользовались светом. Их кожа слабо биолюминесцировала, настолько слабо, что человек едва мог ее увидеть. Однако вирмлингам этого было достаточно.
К счастью, девочка вскрикнула от страха, и пытки прекратились. Добро пожаловать, Великий Палач, — сказала она.
Этот титул был зарезервирован только для Вечных Рыцарей.
— Открой клетку, — прошипел тихий голос.
Сразу, — ответила девушка.
Внезапно крышка клетки распахнулась, и Арет вскрикнул, когда сотни кристаллических стержней вырвались из его плоти. Некоторое время он лежал, задыхаясь от облегчения, почувствовав, что стержни исчезли. Он пробыл в клетке больше суток.
Сильные руки схватили Арета и вытащили его из клетки. Он не боролся. У него уже не было на это сил. Его голова запрокинулась, и он изо всех сил пытался сохранить сознание, пока его тащили по коридору. Он проиграл бой.
Когда он в следующий раз проснулся, это было от хныканья какого-то змееподобного ребенка. Два воина-змея держали Арета в вертикальном положении, а его колени упирались в холодный каменный пол. В комнате было темно, потому что на улице была полная ночь, и единственный свет исходил от единственного фонаря, свисавшего с потолка. Под светом неуклюжий мальчик лет одиннадцати скрючился в позе эмбриона, сжав челюсти, словно сражаясь с ужасной болью.
Арет оглядел комнату на нескольких высокопоставленных лиц. Некоторые из них были вирмлами-полководцами, одетыми в прекрасные кольчуги. Несколько других, теневых существ, единственным прикрытием которых были клочья черного шелка, парили во главе комнаты на почетном месте. Это были твари, Повелители Смерти. Один из них, самый высокий, был одет в шелка с вшитыми в них бриллиантами, так что они переливались в тусклом свете.
Император Зул-Торак, — с внезапным трепетом осознал Арет. Меня привели к императору.
Но почему? он задавался вопросом. Быть казненным ради развлечения императора?
Это казалось вероятным. Но Арет задавался вопросом, связано ли это с предполагаемым нападением на Люциаре. Возможно, город действительно наконец-то пал, и император не хотел ничего, кроме как наблюдать за казнью Арета.
Арет ждал объяснений, почему он здесь, но лорды змей ничего не сказали. Вместо этого они просто наблюдали.
Вечный Рыцарь поднял металлический стержень и осмотрел его, напрягая глаза в темноте. Жезл был красным, словно ржавое железо, возможно, с примесью меди. На одном конце был глиф. Он внимательно рассмотрел глиф при свете фонаря и произнес: Изысканный.
Затем он поднял конец жезла с глифом над головой и начал петь. Его песня получилась глубоким басом. Звуки успокаивали, и через несколько долгих мгновений металлический стержень начал светиться, как клейменное железо, белея на кончике, как будто его нагревали в кузнице.
Что это за магия? — задумался Арет.
Скулящий ребенок посмотрел на раскаленный утюг, расширив глаза от страха, потому что он казался обжигающе горячим. Он облизнул губы, и пот потек по его лбу.
Но Вечный Рыцарь начал шептать успокаивающие слова.
Не бойся, — говорил Вечный Рыцарь. Тебе сейчас очень больно. Но эта боль может покинуть тебя. Все, что вам нужно сделать, это отдать это ему.
Вечный Рыцарь держал светящийся жезл и через плечо смотрел на Арета.
Боль будет, — пообещал Вечный Рыцарь, — но она продлится лишь небольшое мгновение, а твоя честь и слава останутся на всю вечность. Ты отдашь свою боль?
Ребенок был в таком страхе и агонии, что не мог говорить, но ему удалось слегка кивнуть головой.
— Хорошо, — сказал Вечный Рыцарь.
Он прижал светящуюся палочку к ребенку и начал петь. Жезл засиял, и комнату наполнил запах опалённой кожи и горящих волос. Ребенок не вздрогнул и не съежился от жары. Но как только металлический стержень вспыхнул и дал вспышку пламени, Вечный Рыцарь отдернул его.
Парень заворчал от боли, как кабан, которого ударили копьем.
Жезл оставлял белый след света, который удлинялся по мере того, как Рыцарь Вечный отступал. Вокруг зала рычали, охали и ахали вирмлинги, поскольку след света был намного ярче, чем освещение, исходившее от маленького фонаря. Пение Рыцаря стало быстрее и настойчивее. В его песне не было слов, только крики, похожие на жаворонок, и приставучие звуки.
Он помахал клеймом (Арет решил, что это что-то вроде клейма) в воздухе, а затем изучил оставшийся след света.
Он кивнул, как будто свет прошел мимо его взгляда, затем повернулся к Арету и приблизился, оставляя на своем пути след света.
Что это? – потребовал Арет. Он был слаб, так слаб. Его мышцы истощились в тюрьме. Но это было больше чем то. Он почувствовал болезнь глубоко внутри себя. Хрустальные стержни пронзили его глубоко, в живот, в печень и пах. Он боролся с инфекциями в течение многих лет и проиграл. Только заклинания Повелителей Смерти сохраняли ему жизнь, питая его жизнью от окружающих.
Это называется насильственным, — сказал Вечный Рыцарь, и его кроваво-красные мантии вспыхнули, когда он приблизился. Он расправил крылья и взволнованно захлопал ими. Он используется для предоставления даров, для передачи атрибутов от одного человека к другому. Тех, кто дает пожертвования, называют посвященными. Этот мальчик будет твоим посвященным.