Лабиринт казался живым от волнения. Она текла по венам Каллоссакса и пронизывала каждый напряженный мускул. Он мог видеть это по лицам тех, мимо кого проходил, и слышать это в их нервных голосах.
На лицах некоторых был страх, а у других страх перерос в ужас. Но на некоторых лицах светилось удивление или надежда, жажда крови или ликование.
Это было редкое и пьянящее сочетание. Это было захватывающее время для жизни.
Четыре дня назад огромная армия покинула Ругассу, чтобы уничтожить последних людей в Каэр Лусаре. Атака должна была начаться той же ночью. Таким образом, на лицах людей появилась надежда на то, что после войны, бушевавшей три тысячи лет, последний из их врагов исчезнет.
Но два дня назад все изменилось: целый мир упал с неба, и когда он ударил, миры не рухнули и не разбились. Вместо этого они объединились в одно целое, мир, который был новым и непохожим, мир, который объединил магию и людей двух миров, иногда неожиданным образом.
Горы упали, реки разлились. За воротами замка внезапно выросли древние леса, где раньше никого не было. Поступали сообщения о странных существах на этой земле, и все погрузилось в хаос.
Теперь с аванпостов змей со всех сторон поступали сообщения: в сухопутных людях появилось что-то новое, меньший народ, чем жители Каэр Люциаре. Если верить сообщениям, их жили миллионы во всех направлениях. Ходили слухи, что это один из их собственных волшебников связал мир вирмлингов с их собственным.
Такая сила была достаточной причиной нервозности вирмлинга. Но был и повод для праздника.
В течение последних нескольких часов по командной цепочке ходили слухи о том, что Великий Змей сам принял новую форму и теперь ходит по лабиринту, проявляя способности, о которых никогда и не мечтали, даже в легендах о вирмах.
Действительно, странные времена.
Произошла последняя битва против кланов человеческих воинов. Каэр Люсаре был взят. Человеческие воины были убиты и разгромлены.
Новости были великолепными. Но вирмлинги продолжали нервничать, не зная, что может случиться дальше. Они стояли кучками и обсуждали, когда им пора работать. Некоторые были непослушны, и их нужно было вернуть в строй.
Итак, Каллоссакс-мучитель был занят.
В темных коридорах, где только светящиеся черви освещали ему путь, он обыскивал ясли, где запах детей смешивался с минеральными запахами лабиринта, пока, наконец, не нашел учебную комнату с тремя серебряными звездами над дверью.
Он не крикнул в дверь, а вместо этого толкнул ее. Там догматик стоял у стены со своими учениками и змейил детей пятнадцати-шестнадцати лет. Лишь у немногих детей на висках начали расти роговые бугорки, поэтому они выглядели маленькими и женоподобными.
В центре комнаты одинокая молодая девушка была прикована за лодыжку к железной перекладине в полу. У нее был письменный стол — несколько досок, лежащих на железной раме. Но вместо того, чтобы сидеть за столом, она присела под ним, стонала и всматривалась вдаль, словно потерявшись в каком-то сне. Она раскачивалась взад и вперед и стонала.
По меркам змеевиков она была хорошенькой девушкой. У всех вирмлингов кожа была слабо биолюминесцентной, а дети, от избытка энергии, сильно светились, тогда как древние, с кожистой кожей, вообще тускнели. Эта девушка была умной, с шелковистыми белыми волосами, невинными глазами, полным круглым лицом и уже полностью распустившейся грудью.
Она отказывается сидеть, — сказал догматик, суровый старик шестидесяти лет. Она отказывается принимать участие в занятиях. Когда мы читаем катехизисы, она произносит их одними губами. Когда мы изучаем политику, она не отвечает на вопросы.
Как долго она в таком состоянии? — спросил мучитель.
Уже два дня, — сказал догматик. Я ругал ее и избивал, но она все равно отказывается сотрудничать.
— Но раньше она не доставляла тебе хлопот?
Нет, — признал догматик.
Задача мучителя заключалась в том, чтобы наказывать, делать это тщательно и беспристрастно. Будет ли это наказание публичным удушением, расчленением или какой-либо другой пыткой, не имело значения.
Конечно, так продолжаться не могло.
Каллоссакс опустился на колени рядом с девочкой и изучал ребенка. Должно было быть наказание. Но Каллоссаксу не пришлось назначать высшую меру наказания.
— Вы должны подчиниться, — тихо и опасно сказал Каллоссакс. Общество имеет право защищать себя от личности. Неужели вы видите в этом мудрость?
Девушка закатила глаза и отвела взгляд, словно унесенная в какое-то далекое место своего воображения. Она почесала горло возле кулона, сделанного из черепа мыши.
Каллоссакс видел слишком много таких, как она, за последние пару дней, людей, которые решили повернуться лицом к стене и умереть. Избиение ее не заставит ее подчиниться. И ничего другого. Ему, вероятно, придется убить ее, а это была пустая трата времени. Это была трехзвездочная школа, высшего уровня. У этой девушки был потенциал. Поэтому, прежде чем начались мучения, он решил попробовать с ней вразумить.
Что ты думаешь? — потребовал Каллоссакс мягким и глубоким голосом. Ты что-то помнишь? Ты помнишь другое место?
Это зацепило девушку. Она медленно повернула голову и всмотрелась в глаза Каллоссакса.
Да, - захныкала она, тихо всхлипнув, а затем начала трястись от страха.
Что ты помнишь? — потребовал Каллоссакс.
Моя жизнь раньше, — сказал ребенок. Я помню, как гулял под зелеными полями при свете звезд. Я жил там со своей матерью и двумя сестрами, мы разводили свиней и держали сад. Место, где мы жили, называлось Инкарра.
Точно так же, как и многие другие. Это уже третий случай за сегодня, назвавший это место. Каждый из них говорил об этом одном и том же, как будто это было место тоски. Каждый из них ненавидел свою жизнь в Ругассе.
Конечно, это была привязка. Каллоссакс только начинал понимать, но многое изменилось, когда два мира соединились в один.
Такие дети, как эта девочка, утверждали, что помнят другую жизнь в том другом мире, мир, где детей не держали в клетках, мир, где суровые хозяева не предъявляли к ним требований. Все они мечтали вернуться.
Это все сон, — сказал Каллоссакс, надеясь убедить ее. Это нереально. Не существует места, где дети играют без страха. Есть только здесь и сейчас. Вы должны научиться нести ответственность, отказаться от собственных эгоистических желаний.
Если вы продолжите сопротивляться, — пригрозил Каллоссакс, — вы знаете, что я должен делать. Когда вы отвергаете общество, вы удаляете себя из него. Этого нельзя терпеть, потому что тогда вам суждено стать истощением общества, а не его источником. .
Общество имеет право и обязанность защищать себя от личности.
Обычно в это время Каллоссакс поражал субъекта. Иногда сама угроза мучений вселяла в сердце отверженной такой страх, что она делала все, чтобы доказать свое послушание. Но за последние два дня Каллоссакс обнаружил, что эти дети вряд ли вообще подчинятся.
Что мне с тобой делать? — спросил Каллоссакс.
Девушка все еще тряслась, потеряв дар речи от ужаса.
Кто такое общество? — спросила она вдруг, как будто у нее появился план добиться снисхождения.
Общество состоит из всех индивидуумов, составляющих единое целое, — сказал Каллоссакс, цитируя катехизисы, которые должен был изучать ребенок.
Но кто из людей устанавливает правила? она спросила. Кто из них говорит, что я должен умереть, если не буду следовать правилам?
Все, — разумно ответил Каллоссакс. Но он знал, что это неправда.
Девушка уличила его во лжи. В катехизисах говорится, что правильные поступки следуют из правильного мышления. Но молодость и глупость являются препятствиями для правильного мышления. Таким образом, мы должны подчиняться тем, кто мудрее нас. В конечном итоге император, благодаря великому бессмертному змею, живущему внутри него. , мудрее всех.
Обучение вирмлингов заключалось в механическом запоминании катехизисов, а не в обучении навыкам чтения и письма. Вирмлинги обнаружили, что принуждение детей к дословному запоминанию слов хорошо тренирует их ум и со временем приводит к почти безошибочной памяти. Эта девушка собрала воедино несколько катехизисов, чтобы сформировать ядро аргумента. Теперь она задала свой вопрос: Так что, если император самый мудрый, разве не император устанавливает правила, а не коллективная группа?
Некоторые могут так сказать, — признал Каллоссакс.
В катехизисах говорится: Мужчины существуют, чтобы служить империи, — сказала девушка. Но мне кажется, что учение императора побуждает нас служить только ему.
Каллоссакс познал богохульство, когда услышал его. Он ответил в катехизисах: Каждый служит обществу в меру своих способностей, как император, так и наименее крепостной, — рассуждал Каллоссакс. Служа императору, мы служим великому змею, обитающему внутри него, и если мы достойны этого, мы будем вознаграждены. Живите достойно, и однажды змей может вселиться в вас, даруя вам часть своего бессмертия.
Ребенок, казалось, долго думал.
Каллоссакс больше не мог беспокоить ее. Это было напряженное время. На юге шла великая битва, и войска начнут прибывать в любой день. Как только все отчеты будут сделаны, Каллоссаксу будет поручено разобраться с теми, кто не отличился в бою. Ему придется заточить многие из своих ножей для снятия шкур, чтобы можно было отрезать куски плоти у тех, кто не проявил доблести. Из плоти он заплетал кнуты, а затем хлестал по спинам тех, с кого содрал шкуру.
А еще были такие люди, как эта девушка, — люди, каким-то образом обретшие воспоминания о другой жизни и теперь стремившиеся спастись от орды. Мучителям пришлось ставить с них пример.
Каллоссакс сунул руку под воротник и вытащил талисман, на котором был изображен его служебный знак: кроваво-красный кулак. Закон требовал от него показать его перед применением пыток.