Через три дня тысяча сильнейших воинов Каэр Люциаре отправится на север, чтобы атаковать вирмлингов и вернуть крепость Кантулар. За семнадцать лет не было предпринято ни одной столь смелой атаки, поскольку слухи о такой атаке вполне могли свести императора Зул-Торака с ума от жажды крови, и жизнь принца Урстоуна была бы потеряна.
И поэтому я пытаюсь договориться об обмене заложниками — до того, как произойдет нападение.
— Но как только мы отдадим их принцессу, — спросил Алун, — разве вирмлинги не нападут на Каэр Люциаре?
Конечно, будут, — сказал Дэйлан.
Алан не понимал. Бессмертный отдал своего заложника, единственное, что защищало Каэр более десяти лет. Если Алун правильно его понял, то, потеряв заложника, вирмлинги нападут, и к концу этой недели все, кого он знал, могут быть мертвы.
Это безумие! - крикнул Алан. Ты свихнулся! Король Урстон никогда бы не согласился на такой план. Что мы получим? Вы просто торопите наш конец!
Конец приближается, хотим мы этого или нет, — сказал бессмертный. Военачальник Мадок убедил остальных совершить это нападение, чтобы обезопасить границы. Мадок — дурак, мечтающий восстановить королевство. Другие устали прятаться, наблюдать, как наша численность сокращается день ото дня, и поэтому надеются умереть в бою, как это делают воины.
— Но как только Мадок захватит Кантулар, жизнь принца будет потеряна, и император Зул-Торак отомстит. Кодекс вирмлингов требует мести. У них есть поговорка: За каждое оскорбление нужно платить кровью. Честь Зул-Торака потребует, чтобы он ударил нас сильно, даже если для этого ему придется прорваться сквозь собственную дочь.
Алан все еще не понимал. Не было никакого оправдания выдаче заложника. Дэйлан Хаммер сделал символический жест, пытаясь спасти две жизни за неделю?
Я не вижу смысла пытаться спасти принца, — сказал Алан. Если нам всем суждено умереть, почему бы просто не ударить их и не дать принцу быть проклятым?
— Именно так бы поступил Мадок, не так ли? - сказал Дэйлан. Алан понял, что был прав. Звучит мужественно, дерзко. Многие лорды аплодируют его храбрости. Но подумайте: что, если человечество не будет уничтожено? Что, если несколько сотен или даже тысяч из вас смогут убежать в пустыню или спрятаться в пещерах под Каэр Люциаре? Что тогда? Если принц умрет и Мадоку удастся выиграть битву, кому перейдет королевство, когда умрет Верховный король?
— Военачальник Мадок, — сказал Алун, поскольку у Верховного короля не было другого наследника.
Сам Мадок, возможно, неплохой Верховный король, — сказал Дейлан Хаммер. А что насчет его сыновей? Посадить их на трон было бы катастрофой. Если бы Мадок или его сыновья узнали о моем плане, вы знаете, что они воспротивились бы ему. Они могли легко саботировать это. Никто не станет их винить, если они предают мечу принцессу змей.
Я не надеюсь просто спасти нашего принца Алуна, я надеюсь спасти наше королевство, наш народ.
Холодный ветер внезапно пронесся по скалам, спускающимся с горы.
В аргументах Дэйлана было слишком много если.
— Допустим, ты прав, — сказал Алан. Допустим, лорды берут Кантулар, а вирмлинги в порыве ярости приходят и уничтожают нас всех, что кажется наиболее вероятным. Тогда к чему все это приведет? Какова сумма всех твоих действий? Спасти одну принцессу змей? Мысль была абсурдной. — Есть ли что-то, о чем ты мне не говоришь?
Дэйлан улыбнулся и внезапно стал выглядеть старым, усталым и сгорбленным. Действительно есть, — признал он. Я считаю, что пришло время освободить принцессу. Я считаю, что мы должны прекратить использовать ее как щит, даже если у нашего народа нет надежды.
Как же так? – спросил Алан, и в нем внезапно поднялся страх. Неужели Дэйлан Хаммер выбросит их заложника просто так?
Никто не должен подвергаться такому унижению. Ни одна жизнь не должна подвергаться такому насилию. Вы украли ее свободу, терроризировали ее и сделали ее жертвой. Она была еще ребенком, когда ее схватили. Оправдывает ли ваша слабость как нации, ваша трусость такое поведение?
Сначала они сделали это с нами, — отметил Алан.
Они взяли в плен воина. Ваши люди забрали ребенка. Это не одно и то же. Но даже если бы действия были равными, означает ли это, что, поскольку вирмлинги жестоки и трусливы, вы попадете в их владения? Разве вы не понимаете, что именно этого они и хотят? Личинки, заражающие их души, не смогут овладеть вашим телом, пока вы остаетесь достаточно чистым и невинным. Как народ, вы не можете позволить себе опуститься до их уровня. Есть великая сила в том, чтобы поступать правильно и позволять последствиям быть проклятыми. Это самый безопасный путь, даже когда опасность кажется большой, потому что лучше потерять свою жизнь, чем выбросить свою душу.
Алан, я не пытаюсь просто освободить пару заложников. Я надеюсь снять пелену позора, окутывающую Каэр Люсаре. Я надеюсь хоть в какой-то степени искупить этих людей.
Подъемный мост распахнулся, и все, что Фаллион увидел во дворе, — это дерево, которое теперь казалось высоким, почти тридцать футов. Каждая ветка, каждая веточка казались чудом, продуктом какого-то сверхчеловеческого искусства.
Жители деревни, окровавленные и перепачканные, толпились вокруг него, крича от радости, приветствуя Фаллиона, свободу, их голоса, казалось, доносились издалека, словно ветер, проносящийся над огромным лесом.
Милорд, — крикнула одна старуха, — помните меня? Фаллион улыбнулся. Он действительно это сделал. Она работала судомойкой в замке; она научила его готовить пудинг.
— А я, милорд? - закричал мужчина. Это сапожник подарил Фаллиону своего любимого феррина в детстве.
И когда мост опустился, вся тяжесть его путешествия смылась с Фаллиона, и он почувствовал себя обновленным – не просто отдохнувшим в уме, но и освежившимся духом.
Это было больше, чем возвращение домой. Именно дерево оказало на него влияние.
Теперь пришло время заняться делами. Теперь пришло время стать лучше, стремиться к совершенству.
Это желание пришло к нему настолько ясно, что это было почти командой.
Но по мере того, как мост опускался все дальше, Фаллион начал понимать, что что-то не так. Среди ветвей была тьма, тянущаяся тень, а листьев на дереве почти не было, да и те были только на самых верхних ветвях, хотя было разгар лета.
И когда он увидел ствол дерева, израненный и почерневший от пламени, он начал понимать, почему.
Мост упал, и теперь он это увидел. Дерево было окружено круглой каменной стеной. А внутри этой каменной стены шипели и горели черви зеленого пламени, а среди огненной руны время от времени вылетали раскаленные добела искры. Это была Печать Ада.
Изображение поразило его, пронеслось перед глазами, заполнив все его поле зрения. Он моргнул и отвернулся, пытаясь прочистить зрение, но от этого образа невозможно было отодвинуться. Он стоял перед Печатью Ада, и она напала на него.
Служи мне, — потребовал голос на шепчущем языке пламени. Отдай мне все.
Фэллион опустился на одно колено и прижал предплечье к глазам.
Этого не должно было быть здесь. Печать должна была находиться в Подземном мире, связывая Печать Неба с Печатью Земли. Сглаживая его недостатки, Фаллион надеялся снова соединить разрушенные остатки Единого Истинного Мира в единое целое.
Но эта штука перед ним лежала обнаженная под открытым небом, словно гноящаяся рана.
Даже когда он зажмурил глаза, руна врезалась в его сознание.
Ты не сможешь убежать, — прошептало оно.
— Фэллион? он услышал отчаянный зов Рианны. — Фэллион, что случилось?
— Печать, — крикнул Фэллион. Оно нарушено! Оно - запятнано, исковеркано. Он не мог придумать другого способа описать ущерб. Руна была искажена какой-то злой силой. Это было буйно, бессмысленно. Оно должно было быть под контролем, сияющая штука золотого света. Все, что он видел сейчас, было опасными обломками.
Он понял, что это сделала та же самая сила, которая вначале сломала Печати, — Королева Локусов.
Ты можешь починить это? — спросила Рианна, ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека.
Огромный страх охватил Фаллиона. Печати не должно было быть здесь. Он не знал ни одного рожденного человеком ткача огня, который был бы достаточно силен, чтобы воссоздать Печать. Только Королева всех Локусов могла сделать это. Он беспокоился, что она может быть рядом.
Во сне исправить это было так легко. Но теперь, столкнувшись с самой мерзостью, он не был уверен.
В поисках топлива Фаллион потянулся к небесам и схватил свет, потянув его вниз огненными шнурами, позволяя ему расти.
Он открыл глаза, глядя на огненное колесо, ища его недостатки.
Формы начали проявляться. Для простолюдина это выглядело бы всего лишь как чаша пламени, бесконечно горящая без источника, но для Фаллиона в этих формах был смысл.
Надо было смотреть, изучать закономерности, видеть, где появлялись новые языки пламени, где умирали старые, как они извивались и мерцали, как высоко поднимались. Он мог бы прочитать значение их движений, если бы у него было достаточно времени для их изучения. Но сколько времени это займет? Недели, подозревал он. Месяцы. Годы. Здесь внутри рун были спрятаны руны, их лабиринт. Ему придется держать темп, работать короткими сессиями.
Сначала реши самые большие проблемы, — сказал он себе.
Голубые языки пламени вспыхивали и рвались наружу, казалось бы, случайным образом, а белый фосфорный воздух поднимался и шипел. Он слышал, как языки пламени бормочут и ругаются, мучаясь от того, как их исказили. Но это были всего лишь отвлекающие факторы.
Змеиное свечение пронзило руну, испуская искры.
Он представляет собой червя в сердце мира, понял он. Но почему он такой большой?
Он проследил за его формой назад и увидел, как его хвост обвился вокруг ствола золотого дерева, обжигая его, в то время как червь отбирал свет из его ветвей.