Современники неоднозначно оценивали личность Фридриха II. Столь же противоречивыми являются и высказывания самого монарха. Если исходить из его фразы «солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули врага», то перед нами предстает деспот и солдафон, все военное искусство которого сводилось к нагнетанию страха перед начальством и созданию атмосферы тупой исполнительности. Но ему принадлежат и другие слова, такие, например, как «на гербе Пруссии должна быть изображена обезьяна, ибо Пруссия лишь подражает другим великим державам, сама не будучи таковой». Конечно, невозможно судить о человеке, тем более крупном политическом деятеле, по отдельным высказываниям, они не могут служить основой для объективной и взвешенной характеристики.
Многие не любили Фридриха П. Он был ненавистен австрийцам и ортодоксальному духовенству — первым из-за ослабления Австрии, вторым из-за своего вольнодумства и безразличия к религии. Со времени создания Германской империи в 60-70-х гг. XIX в. демократы и социалисты давали ему негативную оценку как родоначальнику духа «пруссачества» и идеи собирания германских земель с помощью военной силы. В то же время в первой половине XIX в. немецкие либералы называли Фридриха II «августейшим революционером». Со времен «железного канцлера» Бисмарка, объединителя Германии «сверху», благодаря официальной пропаганде Фридрих стал как для консерваторов, так и для либералов не просто основателем великой прусской державы, но и провозвестником объединения Германии под прусским началом. И уж совсем зловещим стало пропагандистское использование фигуры Фридриха II во времена Третьего рейха национал-социалистами, считавшими его духовным предтечей Гитлера.
В этих оценках порой сознательно игнорируется тот факт, что Фридрих II был поклонником не немецкой, а французской культуры, своего рода «вольтерьянцем» на королевском троне, что он никогда не занимался самолюбованием и много работал. Его образ жизни отличался аскетизмом: король спал на железной койке, резко сократил расходы на содержание королевского двора и даже самому себе положил жалованье как «слуге государства». Он любил литературу и музыку, но не признавал пышных праздников и предпочитал придворному обществу круг своих близких друзей из числа французских ученых-просветителей, к которому прежде всего принадлежали Вольтер и Мопертюи. Фридрих делил с солдатами тяготы военных походов, ел с ними из одного котла, всегда называл их «дети мои», что вполне соответствовало характерному для германских государств того времени образу государя как «земельного отца», заботящегося о подданных словно о своих чадах. Ходивший часто в несвежем белье, в пропахших нюхательным табаком камзоле и кафтане, маленький сухонький человек, отпускавший едкие замечания, очевидно, не вызывал восхищения у окружающих и не соответствовал образу венценосного монарха, подобного Людовику XIV. Глядя на него, нельзя было проникнуться мыслью о величии королевской власти. Несмотря на постоянное общение с людьми разных сословий, с которыми он порой любил говорить на равных, Фридрих II был, по существу, очень одинок.
Будущий монарх получил довольно своеобразное воспитание и образование. Отец Фридриха II, Фридрих Вильгельм I, в отличие от его деда, Фридриха I, не любил придворных празднеств, а науки и светскую утонченность считал вредными. Его идеалом был непрерывный труд, любовь к которому он внушил Фридриху, своему старшему сыну. Единственными средствами укрепления государства он считал бережливость в расходах на управление и двор и содержание сильного войска. Его исполнительность и прилежание доходили порой до абсурда, что нередко служило предметом насмешек при многих европейских дворах. Своего наследника Фридрих Вильгельм I старался воспитывать в том же духе.
С другой стороны, детские и юношеские годы Фридриха II прошли под сильным влиянием французской культуры, говорить по-французски его научили гугеноты мадам Вакуль и месье Дюган, нашедшие в Пруссии убежище после отмены Людовиком XIV Нантского эдикта [95]. Любовь к языку и культуре Франции Фридрих II пронес через всю жизнь. По-французски он говорил и писал лучше, чем по-немецки. Его «Политические завещания» написаны на французском языке, как и большая часть писем и политической корреспонденции. Этот язык был поистине языком международной жизни в XVIII в., и не владеть им для монарха европейской страны было бы непростительно. Латынь же будущий король не изучал, так как этого не захотел суровый протестант Фридрих Вильгельм I. Кстати, основы христианского вероучения преподавались Фридриху с таким педантизмом, что юный принц, которого в качестве наказания заставляли выучивать наизусть псалмы и целые главы катехизиса, не испытывал впоследствии симпатии к религии, относясь к ней с полным безразличием, если не с тайной нелюбовью. Музыка была для него отдушиной, и вплоть до самых преклонных лет он любил устраивать домашние концерты, на которых с большим удовольствием и воодушевлением играл на флейте.
Но главным пунктом в воспитании наследника Фридрих Вильгельм I считал военное дело, поэтому маленького Фридриха наряжали в мундир, возили на смотры и маневры, обучали стрельбе. Пруссия еще во времена правившего в 1640–1688 гг. курфюрста Фридриха Вильгельма I стала, по сути дела, государством, сохранявшим и расширявшим свои владения с помощью оружия, и отец Фридриха II считал своим долгом прежде всего научить сына военному искусству, дабы он мог сочетать в одном лице монарха и полководца. Недаром официальными воспитателями стали теперь генерал и полковник. Но грубость отца, узость его интересов и постоянные военные упражнения вызывали раздражение у наследника, из-за чего его отношения с королем постепенно обострились. Фридрих даже хотел при помощи своего друга лейтенанта Катте бежать из Пруссии, но попытка бегства не удалась. Вся эта история закончилась тем, что Фридрих Вильгельм I все же помиловал принца, но Катте по обвинению в сношениях с иностранными державами был казнен. Фридриха заставили смотреть из окна на казнь друга, и это до глубины души потрясло молодого человека. Несколько позднее он написал королю покаянное письмо и попросил позволения носить шпагу с темляком. Современники рассказывают, что, прочитав это письмо, Фридрих Вильгельм I воскликнул: «Мой Фриц — солдат в душе!»
В последующие годы принц стал много заниматься военными и государственными делами, очевидно, не только для того, чтобы заслужить расположение отца, но и стремясь подготовить себя к будущей роли венценосца. Постепенно он приобщился к управлению государством и перенял военную идеологию Фридриха Вильгельма I. Однако Фридрих не забывал и своих ученых занятий. Так одновременно формировался образ отца-командира и «земельного господина». При этом военачальник рассматривает солдат как инструмент для исполнения своих замыслов, но вместе с тем и сам, словно отец, подает пример воинской доблести и заботы о них. «Земельный отец», «земельный господин» и «первый слуга государства» вникает во все тонкости управления страной, своих подданных расценивает как детей, которых, впрочем, нередко полезно и палкой поучить. Одновременно складывался образ просвещенного монарха, безразличного к религии, а порой и критикующего догматиков-священнослужителей, государя, стремившегося воплотить идеи Просвещения на практике — освободить крестьян от крепостного права, развивать промышленность, совершенствовать налоговую систему.
Главным украшением библиотеки Фридриха являлся портрет Вольтера во весь рост.
Подражая последнему, будущий король написал много различных сочинений, в том числе осуждающий беспринципность в политике трактат «Анти-Макиавелли». В придворном театре принца ставились пьесы Расина и Вольтера. В 1736 г. молодой Фридрих обратился к философу с письмом, в котором предлагал ему свою дружбу. Их переписка продолжалась в течение 42 лет вплоть до смерти Вольтера. Дружеским отношениям двух великих современников способствовала схожесть характеров — Фридрих II любил насмешничать и отпускать едкие шутки и колкие замечания под стать Вольтеру. Великий французский просветитель в 1750–1753 гг. жил в Потсдаме в личной резиденции Фридриха II Сан-Суси. Однако их отношения нельзя было назвать ровными: временами они ссорились, и однажды Вольтер, оскорбившись, навсегда покинул Пруссию.
Фридрих II написал ряд исторических сочинений, среди которых самыми знаменитыми являются основанные наличных впечатлениях «История Силезской войны» и «История Семилетней войны». Тем более удивительным было то пренебрежение, с которым этот образованный монарх относился к величайшим умам самой Германии — писателям и философам Винкельману, Клопштоку, Лессингу, Гердеру, Гете и Вольфу, творчество которых, собственно, стало возможным благодаря тому, что Фридрих, взойдя на престол, отменил цензуру.
Французские философы и литераторы остро ставили вопросы политики и духовной жизни общества, тогда как их немецкие собратья были более осторожны в своих суждениях.
Фридрих мог не опасаться, что в Пруссии будут использованы идеи просветителей для борьбы против королевской власти. Фридрих II хотел укрепить государство и ослабить остроту социальных конфликтов в обществе реформами в духе просвещенного абсолютизма, что, кстати, не было сделано во Франции XVIII в., результатом чего явилась Великая Французская революция. Кроме того, существовал как бы негласный договор между Фридрихом II и прусским Дворянством, согласно которому последнее отдало в руки короля управление государством по его усмотрению в обмен на то, что король позволял помещикам распоряжаться подвластными им крестьянами. Таким образом, реформы Фридриха II способствовали укреплению прусского государства, в чем прямо или косвенно было заинтересовано дворянство. Поэтому его преобразования, не имевшие такого революционного характера, как реформы Иосифа II, все же были осуществлены.
Конечно, идея «округления» и спрямления разбросанных по всей Германии прусских владений, полученных в результате династических браков, не встречала сопротивления со стороны прусского дворянства. Но надо заметить, что представления о династической природе государства были характерны для политики практически всех государей Европы, в том числе и германских князей. Другое дело, что не всем монархам удавалось осуществлять свои замыслы в полной мере. Одни выигрывали, а другие проигрывали в этой беспрестанной войне, которая велась то на поле брани, то в кабинетах королей, министров и начальников генеральных штабов. Сами по себе территориальные притязания не были плодом воображения государей, а возникали в результате многочисленных династических браков, когда статьи брачных договоров давали возможность предъявлять претензии к другим государствам. И Пруссия в этом смысле не была исключением. Недаром Фридрих I часто говаривал, что повод для войны надо искать в архивах.