Я хмыкнула.
— За жалкие две печёные картошки? Ты за кого меня принимаешь?
— Ну, извини, ключей от «Вольво» не подвезли, — хмыкнул в ответ Кирилл.
А потом мой взгляд упал на часы.
Половина двенадцатого.
— Уже так поздно, — прошептала я. — Даже не верится, что Новый год через полчаса.
— Включить тебе новогодний огонёк и порезать оливье?
Я бросила быстрый взгляд на ёлку. На расписные шары и пушистые гирлянды.
— Нет, — тихо сказала я. — Хочу мандаринов.
Пять минут спустя мы сидели у камина, скрестив ноги, и между нами росла горка кожуры.
Мандарины из Марокко оказались восхитительны. Оранжевые, сладкие, с кожурой, которая осыпалась сама, и я почувствовала, как мне снова становится двенадцать, а запах уносит меня прочь, в квартиру моего детства, где мы встречали праздник с мамой. И она всегда доставала хрустальные салатницы, накрывала стол белоснежной скатертью, красилась и наряжалась, хотя за столом были только мы двое. Просто потому, что был праздник.
— Расскажи, как ты отмечал Новый год в детстве, — попросила я. — Много было народу?
— Ну, Веру мы укладывали спать, естественно, — сообщил Кирилл. — И каждый раз обещали ей, что разбудим около полуночи. Один раз действительно попробовали разбудить, и она выдала мне все ругательства, которым её научили в детском саду.
Я не сдержала смех.
— Должно быть, звучало умилительно.
— Ты не представляешь.
— А остальные разы? Ты отмечал с родителями?
— Ага. У телевизора, как все. Потом с друзьями на улицах, с петардами и шампанским из горла. Потом в ночных клубах.
Я решила не говорить ему, что никогда в жизни не была в ночном клубе. Чего доброго, спохватится и отберёт у меня роман с концами. Даст дописывать какой-нибудь светской львице в стрингах… а то и вовсе без них.
— И там ты встретил Марину?
Кирилл вздохнул.
— Ты так к ней ревнуешь?
Я подняла бровь.
— Ревную? К женщине, которая стёрла мой роман, пытаясь причинить мне боль? Да если ты выберешь её, ты просто идиот.
Кирилл несколько секунд изумлённо смотрел на меня.
— Да ты смелая девочка, — наконец сказал он. — Не ожидал от тебя.
— Я ещё и не так могу, — пробурчала я. — И гладью вышиваю. И вообще.
Он засмеялся.
— Да ты просто кладезь непознанного.
— Мы знаем друг друга третий вечер, — тихо сказала я. — Естественно, мы не знаем друг о друге ничего.
Кирилл поворошил дрова в камине длинным бронзовым стержнем.
— Можно подумать, если я узнаю твой любимый цвет, твой знак Зодиака и дату твоего первого поцелуя, между нами образуется особая духовная близость.
— А вдруг?
Кирилл медленно покачал головой.
— Ты, наверное, права, — негромко сказал он. — А я был дураком, что попробовал сделать из тебя влюблённую в меня по уши девочку. Попробуем поддерживать деловые отношения. Тёплые, но… деловые.
В груди вдруг встал ком. Я ему не нравилась. Я всё-таки ему не нравилась.
— Деловые, — эхом повторила я. — Дружеские.
— Редакторские.
Чёрт. Он умел делать больно.
Я сжалась перед камином, подтянув колени к груди. Вырез платья обнажил ногу до верха бедра, но мне было плевать.
Я успела забыть, каково это, когда парень, компания которого кружит тебе голову, говорит, что вам лучше остаться друзьями. Но ощущение было таким же острым, как в выпускном классе, когда я набралась смелости пригласить понравившегося мне мальчика на танец, а он…
Сказал, что я очень милая, но он не заинтересован. Ну бывает.
Но больно всё равно.
Мы молча сидели у камина. Близко — и далеко.
Я машинально очистила и съела ещё один мандарин — и поймала взгляд Кирилла на своей груди.
— Слушай, как это вообще называется? — не выдержала я. — Дарить мне платье, флиртовать, пялиться, на руках нести в постель, а потом говорить «останемся друзьями»? Тебе кто-нибудь говорил, что ты…
На лице Кирилла появилось опасное выражение.
— Да-да?
— Ничего, — буркнула я. — Я не говорю подобных слов вслух. Просто я разочарована. Вот.
Кирилл прищурился.
— Хорошо. Скажи мне сама, что мне делать? Если я вынужден следить за симпатичной девчонкой двадцать четыре часа в сутки, а она не то, чтобы совершенно ко мне холодна?
— Может, для начала не спать в одной постели?
Кирилл покачал головой.
— Исключено.
— Ну, тогда будет неловкое молчание все восемь дней, — бодро подытожила я. — Сам напросился.
Он только вздохнул.
— Зараза ты. Предпочитаешь разбитое сердце?
— Твоё? — невинно поинтересовалась я.
— Дважды зараза.
Он вдруг чуть придвинулся ко мне и обнял за плечи, сдвинув гору мандариновой кожуры в сторону.
— Такая красивая и такая колючка, — шепнул он. — Когда ты так вот мрачно поджимаешь губы, мне очень хочется тебя соблазнить, но ничего ведь не получится, ежонок.
— Дело не во мне, дело в тебе?
— Что-то вроде того.
Очередной взгляд на часы. И моё сердце замерло: без пяти двенадцать.
— Президента включать будем? — шепнула я.
Кирилл только покачал головой.
— Я сейчас.
Бесшумные шаги, и я осталась у камина одна.
Минуту спустя в мою руку опустился бокал для шампанского. Кирилл держал другой, и между нами опустилась бутылка «Моет».
— Будешь загадывать желание?
— Желание у меня одно, — просто сказала я. — Роман. Не застопориться и не угодить в срединное болото.
— Это когда пошёл один сюжет, и совсем нет эротических сцен?
— Что-то вроде того.
Кирилл засмеялся.
— Придётся проследить, чтобы тебе это не грозило.
Без одной минуты двенадцать. Я подставила бокал, и Кирилл с лёгкостью вытащил пробку. Почти неслышный хлопок, и золотистая пенная струя полилась внутрь.
— Какое желание загадаешь ты? — шёпотом спросила я.
Кирилл не успел ответить.
Вспыхнул экран его телефона, лежащего на ковре, и бой кремлёвских курантов наполнил гостиную.
Последние секунды года. В новом году всё будет по-другому, правда? Лучше. Легче. Без бывшего парня, который готов смешать тебя с грязью, с новыми друзьями, новыми книгами. С новой лю…
Я не додумала эту мысль.
Потому что Кирилл отвёл в сторону мою руку с бокалом и поцеловал меня.
Первый удар курантов.
Время останавливается.
Он умеет целоваться. Его губы ведут, направляют, мне ничего не приходится делать, только следовать его движениям, ощущая, как начинает кружиться голова. Я приоткрываю губы под мягким нажимом, и глубокий поцелуй чувствуется, как глоток шампанского. Как вода в пустыне.
Бокал в моей руке чудом не разбивается. Я держу его на отлёте, но больше всего мне хочется зашвырнуть его в камин и обнять, вплести пальцы в эти русые волосы, прижаться грудью…
Четвёртый удар курантов, и я чувствую, как пальцы Кирилла смыкаются на ножке моего бокала, и позволяю вынуть его из моей руки. Я наконец-то чувствую его всем телом, и мне хочется сдёрнуть платье, расстегнуть его рубашку, и не останавливаться, ни за что не останавливаться, целовать его ещё, не отрываясь, и чувствовать, как он улыбается…
— Ежонок, — выдыхает он между поцелуями. — Снимай всё это.
Я не замечаю, как обвиваю руками его шею, как его язык проникает в меня всё глубже. Мне хочется распахнуться перед ним, раздеться, лечь и потянуть его на себя, но я не решаюсь, и Кирилл об этом догадывается. Его ладони, обхватывающие моё лицо, скользят вниз, нажимают на плечи, и я не успеваю опомниться, как оказываюсь перед ним на полу, в смятом и задранном платье, а он не перестаёт меня целовать.
Последний удар курантов.
Всё.
Наступает тишина, в которой мы оба тяжело дышим.
А потом время снова вступает в свои права.
Глава 17
Я не запомнила, что случилось раньше: Кирилл оправил юбку моего платья, или я отстранилась. Но мы прекратили целоваться, а минуту спустя, торопливо выпив шампанского, лежали у камина рука в руке.
— Всего лишь новогодний поцелуй, — произнёс в тишине Кирилл.
Треск дров в камине. Я глядела в пламя, и щёки горели. От близости огня? От его близости?
— Да, — согласилась я. — Всего лишь новогодний поцелуй. Очень… новогодний.
— Раз в году, как-никак.
— Повторим на следующий год?
Кирилл фыркнул.
— Вижу, тебе понравилось.
— Понравилось, — не стала спорить я. — Я же писатель. Чем честнее герои, тем больше гонорар.
— Да ты, я смотрю, жадная девочка.
— Думаю только о деньгах, — согласилась я. — Буду продавать книги по цене хорошего стейка и грести миллионы лопатой.
— Книги продавать буду я. — Кирилл сжал мою руку. — А ты будешь писать. И, если появится затык, сразу будешь говорить мне.
— Затык уже появился, — мрачно сказала я.
Кирилл повернул ко мне голову, на миг задержавшись на голом бедре.
— Да? Это какой?
— Ну… Начнём с того, что есть герой, и ты даже догадываешься, кто.
— Приосанился бы, но, прости, лежу. Дальше.
— Дальше… — Я тяжело вздохнула. — Дальше есть героиня. Она яркая, смелая, знает, чего хочет. Любит внимание и купается в нём. Вообще не представляет, что такое стеснение. Светская красавица и будущая жена олигарха, одним словом.
Кирилл вдруг поперхнулся.
— Ты чего? — с подозрением спросила я.
— Так… — сдавленным голосом ответил он. — Не бери в голову. Возможно, узнаешь… позже. Когда-нибудь.
— В общем… это сложно. Чтобы получилось, она временами должна быть растерянной, перепуганной, уязвимой. Влюблённой. Живой. Плачущей, чёрт подери. Но когда я прочитала договор, что-то мне подсказало, что заказчик хочет уверенную в себе секс-бомбу, не знающую слабостей и недостатков. А её я не сделаю, хоть тресни.
Кирилл долго молчал.
— Ты ведь знаешь точно, чего хочет заказчик, — осторожно сказала я. — Точнее, чем я.
Послышался шумный вздох.
— Да уж точнее некуда.
— Ну и?.. Можешь мне рассказать, что, как, где и зачем?