— Будем учиться писать эротический бестселлер с нуля, — хрипло произнёс Кирилл. — Подойди и ляг животом на стол.
Он убрал ладонь, и я приоткрыла губы.
— Ты…
— Всё ещё способен поставить тебя в угол на два часа, сесть заниматься своими делами, и через два часа сотворить с тобой то же самое, — сообщил Кирилл. — Ещё одно слово, и так и будет. Хочешь попробовать?
Я покачала головой.
— Тогда кивни, если будешь послушной девочкой.
Я посмотрела на Кирилла. Тот поднял бровь.
Я шагнула к нему вплотную, совсем близко, чувствуя жар его тела.
И покачала головой снова.
— Оооо, — протянул Кирилл. — Непослушный ежонок, которого следует наказать и научить плохому. Да у меня сегодня праздник.
Он подхватил меня на руки.
— И медлить я не буду.
Я не успела опомниться, как оказалась именно в той позе, которую велел принять Кирилл: лежащей на столе ничком, животом вниз.
А потом я ахнула, когда по моему позвоночнику потекла вниз тонкая струйка. Остро запахло алкоголем.
— Я пока к тебе не прикасаюсь, — предупредил Кирилл. — Просто хочу показать, как это бывает.
Он щёлкнул пультом, и на кухне полностью погас свет. Остался лишь полированный стол, за которым мы только что ели суп. Стол, на котором я теперь лежала раздетая.
По моей спине бежали всё новые и новые холодные струйки. Ещё одна побежала по бёдрам, а следующая, совершенно бесстыдная, потекла прямо по ложбинке между ягодицами. Я охнула.
А в следующий миг Кирилл нарушил своё слово и прикоснулся ко мне.
Горячий язык между лопатками. Ручеёк свежего вина, бегущий по позвоночнику, и цепочка чувственных поцелуев, идущих следом. Пальцы, ласкающие бока, очерчивающие ягодицы. Я ничего не видела, но я ощущала — и хотела ощущать ещё.
Кирилл чуть согнул мою ногу в колене, и новая струйка вина поскользила вниз наперегонки с его пальцами. Тонкий чувственный массаж: бедра, икры, поцелуй под коленку, снова ложбинка между ягодицами — и я ахнула, когда почувствовала его язык в самом неподходящем месте. Ахнула, сжалась, напряглась, но Кирилл успокаивающе сжал мою руку, погладил ладонь, и я медленно расслабилась снова под его ласками, позволяя целовать себя, позволяя ему всё.
А затем запахло чем-то кремовым и сладким, и Кирилл повернул мою голову набок.
— Попробуй, ежонок. Совсем чуть-чуть, я жадный.
Кончик его пальца был испачкан в чём-то белом и воздушном и восхитительном.
Я осторожно потянулась и слизнула.
Взбитые сливки! Свежие, густые, потрясающие, волшебные. Так вот что было в той закрытой миске, поняла я.
— А теперь, — кончик пальца Кирилла прошёлся по моему носу, — лежи тихо.
Я думала, что теперь он перевернёт меня на спину и начнёт дразнящими движениями покрывать взбитыми сливками грудь. Или начнёт кормить сливками с пальца, а потом мы переключимся на кое-что поинтереснее. То, что пришло бы в голову каждому мужчине.
Но Кирилл начал совсем с другого.
Он взял в руки мою ступню и поцеловал её. А затем лёгкими мазками начал покрывать тонкие пальцы белоснежным кремом из взбитых сливок. Очертил кружок вокруг лодыжки, прочертил борозду на подошве. Словно белоснежные туфли, невесомые и неощутимые.
А потом он начал их слизывать.
— Кирилл… — прошептала я.
Это было незабываемо. Это было волшебно. Это было настолько чувственно, что у меня тут же сладко затянуло внизу живота: я хотела его, ужасно хотела прямо в эту минуту.
Каждое прикосновение кончика языка к вибрирующим от счастья пальцам ног было восхитительно. Я судорожно сглатывала, пока Кирилл целовал нежную часть подошвы, гладил выступающую косточку, слизывал крем и шептал моей лодыжке что-то потрясающе романтичное. Что-то, от чего я начинала ужасно ревновать.
К тому моменту, как он закончил со второй ступнёй, я была настолько возбуждена, что накинулась бы на него здесь и сейчас. И лишь угроза провести два часа в углу меня останавливала: Кирилл вполне мог её исполнить.
— Повторить такое с твоими коленками? — дразнящим тоном спросил Кирилл? — Или перейти к главному блюду?
Я резко выдохнула. Кажется, я лишилась дара речи.
— Да, — шепнула я.
Он понял правильно.
— Перевернись на спину.
Я обернулась на него через плечо. Стол был как раз удачной высоты, чтобы…
Я почувствовала, как на лицо выплывает улыбка. О да.
— Обойди стол, — хрипло сказала я. — И подойди ко мне.
Кирилл поднял брови.
— Это ещё зачем? Я здесь тёмный властелин и повелитель, знаешь ли.
— Подойди. И возьми сливки.
— Хм. Ну, если ты так хочешь ими угоститься…
Я хотела. Очень. И не только ими.
Я накрыла рукой миску, ставя её слева от себя.
И положила руки Кириллу на бёдра.
Он перехватил их, но я шлёпнула его по ладони.
— Стой тихо.
— Бунт на корабле, — хмыкнул Кирилл. — Ну хорошо.
Внутренне ликуя, я расстегнула молнию на его джинсах. И резко дёрнула вниз, стягивая их вместе с боксёрами. Серыми, как я успела рассмотреть.
Интересно, если я скажу: «Уй ты мой хороший!», сколько часов мне придётся стоять в углу? Я бы поставила на четыре.
Я покосилась на Кирилла. Он смотрел внимательно. С интересом.
Я показала ему язык. А потом сгребла гору взбитых сливок сразу двумя пальцами, и щедро обмазала ими самое роскошное в мире мужское достоинство. Замерла — и заметила, что полупустая бутылка вина тоже стояла рядом. Что ж, отлично! Отхлебнув, я принялась за дело, вбирая в рот сначала головку, а потом позволяя ему проникнуть глубоко. Вино оказалось ледяным, но так было даже лучше.
И куда ярче, судя по хриплым вздохам Кирилла. Я подняла взгляд, стрельнув на него глазками, и чуть не расплылась в улыбке.
Пальцы, язык, руки, долгие и нежные облизывания… Кирилл несколько раз шёпотом давал мне подсказки, и я подчинялась, чувствуя, как ему нравится то, что я делаю. Глядя на него. Обожая его.
А ему было очень, очень, очень хорошо, судя по его хриплому дыханию, его руке, сжимающейся и разжимающейся на моём затылке, протяжному стону, короткому, почти просительному звуку, вырвавшемуся из приоткрытых губ…
Я закрыла глаза и взяла его в рот целиком, отпуская его на волю. Отпуская себя.
И плотина прорвалась.
Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Дикой, глубокой, пронизывающей страсти, которая охватывает всё тело, когда интимнейшие ласки достаются не тебе, а мужчине, по которому ты сходишь с ума.
Я даже не представляла, что это может быть так же приятно, как получать удовольствие самой.
— Лира, — хрипло выдохнул Кирилл, изливаясь. — Дикий порочный ежонок.
Я бы рассмеялась, но рот был занят. Очень надёжно, пусть и ненадолго.
Наконец, слизав последнюю каплю, я перевернулась на спину и раскинула руки, выжидающе глядя на него.
Кирилл поймал мои кисти рук, не глядя, наклонился надо мной так, что мой нос упирался в его подбородок, и коротко поцеловал.
— Этой ночью я не выпущу тебя из постели, — предупредил он. — Ты совершенно сорвавшееся с цепи существо, и за тобой нужен глаз да глаз. Начинаю верить байкам о редакторах, которые сажают своих авторов в подвале на цепь.
— Можешь вырезать мне ошейник из клеёнки, — предложила я.
— Шутишь. Только кандалы и ржавые оковы, на меньшее я не согласен.
Я лежала на столе, глядя на него влюблёнными глазами, и сердце, казалось, билось быстрее с каждой секундой.
А потом я вспомнила о Марине и разом села на столе, обняв себя руками.
Чёрт. Чёрт. Чёрт!
— Снова решила, что никто никого не любит? — спросил Кирилл. Его голос по-прежнему был насмешливым, но очень мягким. — Ежонок, но надо уже наконец определиться.
— Вот сам и определяйся, — огрызнулась я. — А я… я не могу так. Что, если ты и впрямь будущий отец семейства? Который случайно ляпнул, что знает слова любви, дабы не обижать своего автора?
— А ты, конечно, никогда никого не обижаешь. И «эй, ты ошибся, я вовсе тебя не люблю!» было всего лишь сказано, чтобы разрядить обстановку.
Я прикусила язык.
В следующий миг Кирилл сгрёб меня в объятья.
— Мы продолжим наверху, — решительно сказал он. — И вино, и взбитые сливки, и всё остальное. А если я услышу, что кто-то стесняется, испытывает глубокие моральные терзания и дикую неуверенность в себе, я просто и безыскусно её напою.
— Мне нельзя пить, — пробормотала я. — Я засыпаю после второго же бокала.
— И отлично. Поверь, я найду, чем заняться с твоим бессознательным телом.
Так. Кажется, пить этим вечером мне точно нельзя.
Хотя Кирилл, конечно же, не исполнит своей угрозы, подумала я, счастливо прижимаясь к нему, пока он нёс меня наверх. В угол… в угол, пожалуй, поставит, но уж точно никогда не причинит мне ничего плохого. Хотя что будет, если Марина и впрямь…
Но тут Кирилл, уложив меня в постель, вернулся со взбитыми сливками и новой бутылкой вина, и я отпустила эту мысль.
Завтра будет завтра.
Сегодня было сегодня.
Глава 37
Поздно вечером, разгорячённые от любви, мы лежали, прижавшись друг к другу, и я задумчиво рисовала узоры на мускулистом животе Кирилла смоченном в вине кончиком пальца.
— Ты уезжаешь из страны сразу после праздников? — спросила я.
— Как только мы сдадим текст.
— И отдадите мне миллион, — проворчала я. — Всю жизнь мечтала.
— Да уж надеюсь, — хмыкнул Кирилл. Люди годами работают, чтобы заработать подобные суммы, на случай, если ты забыла.
— Ещё скажи, что работают на настоящей работе. А писатель — что там, пять-шесть часов за клавиатурой отсидеть…
Точнее, десять-двенадцать, когда оно не идёт вот так легко. Или три-четыре — но после целого дня той самой «настоящей работы». Жертвуя своими выходными, хобби, друзьями, жертвуя всем, пока у тебя ничего, кроме твоих книг, не остаётся.
Впрочем, вот уж об этом я никому рассказывать не собиралась. Автор должен быть счастлив, приветлив и успешен. Он не имеет права быть одиноким, несчастным и далее по списку. Да и некогда, собственно: писать же надо.