ешь через Ворд, всегда кажется, что читаешь черновик. А в читалке рождается ощущение, что перед тобой настоящая взрослая изданная книга.
Изданная книга…
Сто тысяч экземпляров…
Нет. Пятьдесят тысяч. С допечатками.
Всё равно нереально много.
Экранизация. Реклама. Выкладка в магазинах.
Неужели у меня всё это будет?
Пусть под псевдонимом, неважно, неважно. Но будет, чёрт подери!
Я невольно заулыбалась. Ведь это мечта каждой писательницы, правда?
… Вру, конечно. Мечта — это написать потрясающий роман. Гонорары к нему всё равно приложатся, но само ощущение стоит многих миллионов.
Стоит всего. Всего на свете.
Даже любви Кирилла.
Вот будет весело, если мне не достанется ни того, ни другого.
Я тяжело вздохнула. Посмотрела на Кирилла. Прикусила губу.
— Ёжик, — тихо позвала я, и Кирилл вздрогнул. — Если у меня не получится, если я облажаюсь… ты меня бросишь?
Кирилл поднял бровь, оторвавшись от чужой рукописи. Его лицо вновь было спокойным.
— Хм. Ты держалась все эти дни и не ныла до шестого числа. Я потрясён.
Я возмущённо выдохнула.
— Я не ною!
— Ноешь.
— Не ною.
— Всё ещё ноешь. Да, я тебя брошу и забуду о тебе окончательно. Нет, я тебя не брошу, и мы будем вместе навсегда. Понятия не имею, я об этом вообще не думал. Выбери себе что-нибудь.
Он был невыносим.
— Но раз уж ты не хочешь, чтобы проклятый миллионер покупал тебе трусы, — заметил Кирилл, — думаю, в твоих же интересах скорее написать на последней строчке «а потом они все поженились, включая дворника» и вручить мне ослепительный результат.
Я молчала.
Кирилл вздохнул.
— Так не хочешь бросать работу? Настолько, что не бросишь её вообще?
Глава 42
Я покачала головой.
— Тогда у нас проблема, — без малейших колебаний произнёс Кирилл. — Которую, впрочем, можно решить. А можно и оставить, как есть. Первые несколько месяцев я даже буду писать тебе письма и звонить каждый день. Потом ты ко мне приедешь — и останешься. Или не останешься, и тогда я буду звонить уже реже. Тебе рассказать, что будет дальше?
— Я знаю, — мёртвым голосом сказала я.
— Знаешь. Читала. Возможно, даже ещё об этом напишешь. — Кирилл с усмешкой покачал головой. — Ты будешь счастлива написать этот чёртов роман, и дай тебе выбор: он или я, ты ведь не выберешь меня, Лира Гречко. Ты выберешь его. И мы оба это знаем.
Я открыла рот. И закрыла его.
Кирилл кивнул.
— Вот именно.
Он резко встал, выдирая оба романа из прозрачных папок. А потом подошёл к камину и бросил бумажные страницы в огонь.
Вспыхнуло пламя, жадно охватывая белые прямоугольники. Я охнула.
— Почему? За что?
— Они были недостаточно искренними, — ровно произнёс Кирилл. — Но уж ты-то никогда не врёшь, верно?
Он поднялся по лестнице, не оглядываясь.
А я…
Я не могла плакать. Мне надо было писать роман.
И сейчас, с заледеневшим сердцем, я могла это делать лучше всего.
Час спустя приехал разносчик пиццы, и, после коротких указаний Кирилла, сгрузил две коробки на кухне. Я подождала, пока там не окажется пусто, достала тарелку, и вскрыла нижнюю коробку.
Курица и ананасы. Конечно же.
Я вернулась и продолжила писать.
Семь часов вечера. Восемь часов вечера.
Половина одиннадцатого вечера.
Нам не стоило заводить роман с Кириллом вообще, холодно подумала я. Потому что когда меня не отвлекают счастье, любовь и секс, я пишу куда продуктивнее.
Другой вопрос, лучше ли?
Впрочем, трагедию и не нужно писать особенно хорошо. Просто должно быть больно. Автору, читателю, герою. Всем.
Я дописала последнюю сцену и рухнула лицом на стол.
Всё. Остался только счастливый финал, свадьба, эпилог.
В постель идти не хотелось. Мы снова поссоримся, и писать счастливый финал сделается ещё тяжелее. Уж лучше я подойду к окну и помечтаю.
Я подошла к стеклянной стене. Положила ладонь на прохладную поверхность.
Снова шёл снег. Завтра Рождество, наше, не западное. Сегодня сочельник. Может быть, стоило заказать Кириллу ещё один подарок? Сходить в ту самую белую церковь, отстоять службу, поставить свечки, положить немного денег на храм?
Обязательно. В следующее Рождество — и то, и другое. Если, конечно, Кирилл к тому времени вообще вспомнит, кто я такая.
Завтра же нужно доделать то, для чего я вообще здесь.
Ведь чудеса совершаются в Рождество.
Завтра чудо свершится для Кирилла Вяземского и Ирины. Я его совершу.
Приятно быть немного волшебницей.
Я глубоко вздохнула. Пора было идти спать.
В спальню я вошла на цыпочках.
Кирилл лежал на боку и работал за ноутбуком. Я замерла на пороге, не зная, двинуться ли в ванную или подойти к шкафу за ночной рубашкой, но тут его лицо озарилось улыбкой.
— Я не думал, что ты придёшь, — негромко сказал он. — Думал, что забьёшься в другую спальню, спрячешься под одеялом и выставишь колючки. А мне придётся ночевать тут одному.
— Я упрямый ежонок, — серьёзно сказала я. — Я отстаиваю свою территорию.
— Всегда уважал упорство.
Кирилл переложил ноутбук с кровати на столик.
— Иди ко мне. Со всем остальным определимся потом.
Я не хотела ему возражать. Сейчас, когда он был таким близким, уязвимым и ждал меня — не хотела.
— А если я захочу просто лечь спать? — прошептала я.
— Просто ляжем спать.
Я помедлила. А потом подошла к шкафу, быстро разделась и достала чёрную ночную сорочку на бретельках из сплошных кружев. Ту, что взяла сюда с собой.
Она села идеально, хотя я её даже не мерила в магазине. Обрисовывая живот, открывая грудь. Оставляя бёдра почти обнажёнными — и всё ещё давая простор фантазии.
Я обернулась. Подошла к кровати — и скользнула в протянутые руки Кирилла.
— Я купила её сама, — прошептала я. — Почему-то это важно.
Кирилл мягко поцеловал меня в губы.
— Это очень важно, ежонок. Теперь я знаю, что у тебя потрясающий вкус. Впрочем, я знал это с самого первого вечера, когда увидел тебя, подъезжая к дому.
— Ещё скажи, что влюбился в меня с первого взгляда.
— Ты мне понравилась. И я решил срочно тебя прогнать. Мне было не до симпатичных девушек. Мне было ни до кого.
Как, наверное, будет ни до кого, если проект всё-таки провалится, подумала я. Из-за меня.
— Но сейчас-то тебе до меня, — сказала я вслух. — Очень даже до меня.
Кирилл хищно улыбнулся, обхватывая меня за бёдра.
— Думаешь, я буду отрицать?
Я потянулась и отбросила с него одеяло.
Обнажённый мужчина, который меня хотел. Мой любимый мужчина.
— Возьми меня, — прошептала я. — Как ты хочешь.
Глаза Кирилла насмешливо заблестели.
— Очень хочется?
— Можно подумать, ты не хотел меня весь день, — хмыкнула я.
— Ежонок, — очень нежно прошептал он, целуя меня в кончик носа. — Я буду хотеть тебя всю жизнь.
У меня перехватило дыхание.
А потом я оказалась у Кирилла на бёдрах, ощущая его всей кожей, а его руки, приподняв кружевную ткань, скользили по голому животу, обнимали ягодицы, дразнили, обрисовывая нежные контуры между ног.
— Наклонись ко мне, — проговорил он.
Я повиновалась, и Кирилл, разом сдёрнув с плеч обе бретельки, впился в сосок, лаская его языком так, что у меня вмиг стало жарко и влажно внутри. Я тихо простонала, и Кирилл тут же нашёл ртом вторую грудь, пока его руки жили своей жизнью. Ещё миг, и я почувствовала его, готового, почти во мне.
— Да, — прошептала я.
— Откинься. Я хочу, чтобы ты чувствовала меня целиком.
Я медленно, даже замедленно села на него. Не до конца, лишь наполовину, и злорадно улыбнулась, видя нетерпеливое выражение на лице Кирилла.
А потом так же неторопливо начала двигаться, совершенно сознательно доводя его до исступления.
Этот парень хочет уехать в Штаты, когда такая прекрасная я остаюсь здесь? Пока я ещё не готова уехать с ним в другую страну? Пусть помучается.
— Не дразни меня, — хрипло сказал Кирилл. — Отомщу.
Я наклонилась к нему, обнимая себя под грудью ладонями, подчёркивая её очертания. Такие округлые, такие соблазнительные.
— Мсти, — прошептала я. — И пусть месть твоя будет страшной.
Я вобрала его в себя до конца, не отрывая взгляда от Кирилла. И медленно вышла почти целиком. Снова и снова, то всем телом садясь на его бёдра, то совсем выскальзывая. Меня начало это заводить. Его мужская твёрдость, давящая на все мои чувствительные точки, возбуждала, а ещё сильнее возбуждало его лицо, на котором отображалось почти детское возмущение ребёнка, которого дразнят конфетой.
— Ну всё, — угрожающе произнёс он. — Держись.
В мгновение ока я оказалась опрокинутой на спину и прижатой за локти. Я успела только ойкнуть, как моя ночная рубашка задралась, руки снова были свободны, и кружевная ткань скользнула через них на пол, оставляя меня обнажённой перед Кириллом.
А потом он резким движением вошёл в меня, и начал двигаться так сильно и быстро, что у меня потемнело в глазах.
— Я тебя никуда не отпущу, — прошептал он, быстро, лихорадочно целуя меня в губы. — И никому не отдам. Я люблю каждую твою колючку. И хочу от тебя целый выводок ежат.
— Двух максимум! — решительно выпалила я.
Он чуть замедлился, нависая надо мной на руках.
— Хм. А не шесть?
Мы засмеялись, и Кирилл поцеловал меня снова. И меня унесло.
Я обхватила руками его шею, целуя уши, покусывая чувствительную мочку, скользя языком по гладким изгибам. У него вырвался стон, и я прижалась крепче, раздвигая ноги шире, двигаясь бёдрами навстречу.
— Кириллка, — прошептала я. — Мой любимый ёжик.
Прижаться крепче, обнять сильнее, двигаться быстрее, любить дольше…
На коже выступили капельки пота. Я задыхалась, ловя каждое движение: Кирилл двигался так сильно, так умело, что я с каждым мигом замирала от предвкушения, готовая перелиться за край.